Моя семья, как и весь мой немецкий народ, подвергался репрессиям со стороны Советской власти многократно. В 1930 году раскулачили и посадили в тюрьму моего деда.

Дедушка Граф Рейнерт, 1853 года рождения, умер в 1932 году в заключении на восьмидесятом году жизни. Не менее драматична судьба моих родителей и братьев.

...Большая семья Гренц жила до войны в бывшей Республике Немцев Поволжья на станции Палласовка. Немцы, русские, казахи, украинцы — все жили рядом, поволжскую станцию считали родной. Папа был мастером-жестянщиком, мама вела домашнее хозяйство, воспитывала шестерых сыновей:

Александра, Федора, Рейнерта, Рейнгольда, Владимира, Константина и дочь Аллу. Это я была единственной и долгожданной дочкой в семье. Рейнерт умер еще ребенком. Все остальные дети стали взрослыми.

В 1937 году арестовали моего брата Федора (1911 года рождения) как врага народа, по 58 статье приговорили к десяти годам заключения на Колыме.

Наша милая добрая мама не смогла вынести эту беду. Произошло непоправимое — сердце ее не выдержало, она умерла. Это было в 1937

году, летом. Для нас в тот день солнце погасло средь белого дня.

К этому времени от нашей семьи дома остались мы, двое детей: я — шестнадцати лет, братишка Костя шести лет и с нами папа. Был у нас свой дом и небольшое хозяйство: корова, теленок, поросенок и курочки. Я старалась успеть и учиться хорошо, и с хозяйством управляться. Понимая, что мне трудно, папа решил облегчить мое положение. Нашел хорошую женщину и женился снова — это было в 1940 году. У новой мамы было двое своих детей: пятнадцатилетняя Эмма и трехлетний Володя. Жили мы очень дружно.

В 1941 году, 3 сентября, произошла трагедия. Вышел правительственный указ: всех немцев в течение трех суток выселить с Волги — ликвидировать Республику Немцев Поволжья.

В тот день, когда приказали уезжать, работала я на току, помню, радовалась хорошему урожаю зерна. Золотистая пшеница текла рекой с полей... А позже, после войны, выяснилось: пропала пшеница, некому было урожаем заниматься. Опустела Немецкая Республика.

Не успели, как следует собрать вещи — посадили нас, немцев, в товарные вагоны. Повезли кого куда: в Алтайский край, в Сибирь, в Казахстан. Мы попали в колхоз «Первая пятилетка» Змеиногорского района Алтайского края. Ехали семнадцать суток. Наша новая мама была на последнем месяце беременности. Бедная, как ей было тяжело в дороге. Прибыли мы на место 20 сентября, а 24 родился братик Виктор. Стали обживаться на Алтае. Всю обувь и часть теплых вещей оставили в Поволжье — босиком по осенним лужам ходить пришлось, голодать...

Через год, в 1942 году, в декабре меня и сводную сестру Эмму мобилизовали в трудармию на нефтяные разработки Башкирии. Работали чернорабочими. Копали траншеи, разгружали искореженный металл, который поступал с фронта. Мы, молоденькие девчонки, как муравьи, таскали эти железки из последних сил. Была война, и мы понимали: все это необходимо для Победы. Четыре года жили надеждой, что вот-вот война закончится, и нас снова отпустят на Волгу, где были оставлены наши дома. За эти годы мы растеряли своих родных, а они — нас. Это очень страшно — потерять все связи с близкими людьми.

Через добрых людей, по слухам и расспросам, стали находить друг друга. Брата Рейнгольда так и не нашли. Рейнгольд должен был вернуться со службы в армии осенью 1941 года, но летом началась война. Он, как обученный солдат, сразу попал на фронт в саперную часть. С тех пор мы о нем ничего не знаем — пропал без вести.

Брат Володя до войны жил у старшего брата Александра в Ленинграде, работал на заводе им. Кирова. Оттуда в 1941 году прямо с заводским ополчением ушел на фронт. Был ранен. После госпиталя на фронт его не послали — вышел указ: немцев с фронта убрать в трудармию. Попал в Челябинск. Работал шахтером, затем 10 лет жил на спецпоселении.

О Володе, о том, что он живет в Челябинске, я узнала от девушки Лидии из нашего женского отряда на нефтяных разработках в Башкирии. Лидия — моя землячка, со станции Палласовка. Она получила письмо от своего брата Андрея из Челябинска, в котором он сообщил о том, что с ним работает мой брат Володя. Вот это новость! С Лидией мы обнимались и плакали от радости. Написала сразу письма — отцу и брату. Брат ведь тоже не знал, куда и когда нас выселили с Поволжья. Шел 1945 год, мы переписывались, жили надеждой на встречу. Мы были несвободными...

В 1946 году вышел указ правительства — стало возможным хлопотать о соединении родственников по вызову через комендатуру. Володя прислал мне вызов в Челябинск. Таким образом, в июне 1946 года я переехала жить в Челябинскую область. Сколько было радости при встрече, разговоров — ведь мы расстались почти детьми.

Володя жил в «зоне», был уже женат и имел сынишку. Его семья жила в бараке, и хотя была у них одна комната, сразу взяли меня жить к себе. Володя устроил меня на курсы машинистов подъема в шахтах. Выучилась, сдала экзамен, начала работать. Работа очень нравилась. Здесь было много немцев-шахтеров. Все мы ждали, когда же нас отпустят на родину — на Волгу. Но не тут-то было! Очередная репрессия — нас, всех немцев, взяли под строгий контроль. Мы, спецпоселенцы, не имели права куда-либо отлучиться.

Раз в месяц отмечались в комендатуре в строго определенные дни и часы. Имели право жить только в этом населенном пункте — Коркино, поселок Роза.

В 1947 году вернулся из заключения с Колымы брат Федор. По пути он заехал в Алтайский край повидать больного отца. Затем приехал к своей семье — жене и дочке — в Челябинск, где мы с ним и встретились. Позднее нашел нас в Челябинске. А наш старший брат Александр с женой Эммой во время войны работал в трудармии в Сарапуле, их дети — Сильва и Эрна — воспитывались у чужих людей в Алма-Ате. Детей оставили, а родителей отправили в трудовую армию. Для Александра и Эммы это было трагедией. Пришла весточка в Челябинск и от Александра. Вот так мы, наконец, нашли своих родных. Стало легче на сердце.

В 1949 году умер наш отец. Тогда разрешили оставшимся — маме, брату Косте, Володе (сводному братику) и Виктору — согласно вызову через комендатуру, переехать жить к Федору. Он всех взял к себе. Так мы все вместе и жили.

Здесь же, в Челябинске, в 1947 году я вышла замуж за Николая Алексеевича Муравьева, очень хорошего человека.

В 1956 году с нас, немцев Поволжья, взяли подписку о том, что мы не поедем на родину, и не будем просить о возврате нашего имущества и дома. Если мы на это согласны, то мы в дальнейшем свободны. Отмечаться в комендатуре больше не надо.

С мужем переехали в Ижевск, жили в любви и согласии 41 год. Десять лет назад он умер. Осколки снаряда сидели в легких всю жизнь и стали причиной смерти.

Чтобы не замкнуться в себе, стала заниматься общественной работой. С 1992 года я — член правления Удмуртской Ассоциации жертв политических репрессий. С 1995 года участвовала в создании местных отделений УАЖР в городах и районах Удмуртской Республики. Сейчас являюсь заместителем председателя УАЖР. С 1992 года — член правления Центра немецкой культуры в Ижевске.

Иногда очень хочется поговорить на родном немецком языке, чтобы его не забыть.

Алла Александровна Муравьева-Гренц,

г. Ижевск, май 1999 г.