3. «АДОСТРОЙ»

 

1. ИЗЪ КАЗАНИ ВЪ СОЛОВКИ

 

Въ концѣ мая 1928 года я вновь попалъ въ могучее теченіе рѣки обреченныхъ на каторжныя работы въ концлагеряхъ. Изъ Казани нашъ этапъ направился въ Москву. Даже Сибирь и Дальній Востокъ слали своихъ заключенныхъ въ Соловки черезъ Бутырскую тюрьму и каждый день изъ обширныхъ Бутырокъ отправлялся этапъ на Соловки или на Вышеру. Случалось — людской потокъ буквально заливалъ Бутырки и тогда цѣлые экстренные поѣзда отправлялись прямо въ Кемь (преддверіе Соловковъ на берегу Бѣлаго моря), минуя Петербургъ. Нашъ этапъ шелъ черезъ петербургскую Шпалерку (пересыльная тюрьма) обычнымъ путемъ.

За Петербургомъ, далѣе на сѣверъ, потянулись неуютные лѣса: темные конусы елей перемѣшались съ красными стволами сосенъ, а внизу вмѣсто ковра буйной лѣсной травы, мохъ и папоротникъ. До Онежскаго озера среди эгихъ угрюмыхъ лѣсовъ веселыя кроны лиственныхъ деревьевъ и кустарниковъ скрывали болотистыя мѣста и безконечныя поля мха, поросшаго пахучимъ багульникомъ и осокой. За Онежскимъ озеромъ потянулись настоящіе сѣверныя, безконечныя болота и равнины, усѣянныя валунами. Надъ этими молчаливыми пустынями въ розоватомъ полусумракѣ бѣлыхъ ночей опрокинулось удивительное сѣверное небо. Призрачный розоватый свѣтъ переходилъ на безоблачномъ небѣ въ нѣжные голубоватые тона. При восходѣ или заходѣ солнца тона дѣлались рѣзкими. Такую синь неба можно встрѣтить развѣ что на грубыхъ лубочныхъ картинахъ. И лучи солнца, вѣроятно, отъ вліянія этой сини, красны какъ кровь, словно

. . . тонетъ царственный рубинъ.

Въ струяхъ лазуревой эмали.

Убогость чахлыхъ лѣсовъ и болотъ особенно оттѣняетъ царственное величіе неба. Не эти ли контрасты между землею и небомъ влекли сюда, на сѣверъ, святыхъ подвижниковъ, основавшихъ великую древнюю Соловецкую обитель?

 

Въ недолгіе мѣсяцы успѣваетъ здѣсь вырастать скудная сѣверная трава, и лѣса успѣваютъ взять соки изъ оттаявшей не надолго земли. Мы проѣзжали эти мѣста въ самую лучшую пору года, когда все росло и зеленѣло.

Поѣздъ мчится прямо на сѣверъ, останавливаясь около глухихъ, малолюдныхъ станцій и изъ оконъ вагона, въ переплетѣ желѣзныхъ прутьевъ рѣшетокъ, видны однѣ и тѣ же унылыя картины: хвойные мрачные лѣса, болота и обильно разбросанные всюду озера, поблескивающія своей темноватой водой.

На рѣкѣ Волховѣ, лишь только поѣздъ нашъ вырвался въ прибрежную равнину изъ лѣсныхъ массивовъ, неожиданно видимъ какое то сооруженіе. По виду большая мукомольная мельница: бетонная плотина, отверстіе нѣсколькихъ водопріемниковъ. Такія мельницы нерѣдки въ хлѣбородной Сибири. Но для чего эта мельница здѣсь, на глухомъ голодномъ сѣверѣ, питающемся привознымъ хлѣбомъ?

Какъ оказалось впослѣдствіи, я не узналъ одного изъ «замѣчательнѣйшихъ» сооруженій, восхваляемаго втеченіи двухъ лѣтъ всей совѣтской печатью, какъ дѣтище соціалистической стройки — Волховскую гидростанцію или «Волховстрой», какія строятся въ — «стРанѣ гніющаго капитализма» — Америкѣ десятками.

Уже за Петрозаводскомъ неожиданно натупила дождливая погода, синее небо исчезло, облака надвинулись низко почти къ вершинамъ лѣсовъ, болота закурились туманами. На остановкахъ наши конвоиры, входя въ вагонъ изъ подъ сѣтки дождя, стряхивали капли воды со своихъ фуражекъ и, по прежнему, молчали. Во время хода поѣзда по проходу между клѣтками шагалъ скучающій красноармеецъ, изрѣдка перебрасываясь короткими фразами со своимъ компаньономъ. Разговоры ихъ я слышалъ, когда оба компаньона подходили къ нашей крайней клѣткѣ и, остановившись въ уголкѣ у нашей рѣшетки, закуривали. Разговоры не сложные: о погодѣ, о сѣверной жалкой природѣ. Молодой красноармеецъ вспоминаетъ свою недавно покинутую родину Кавказъ.

— Откуда будешь? — спрашиваетъ компаньонъ молодого.

— Съ Черноморья. Изъ деревни Бжидъ.

Я насторожился. Это хорошо знакомая мнѣ деревня. Ночью я выждалъ, когда молодой красноармеецъ зашагалъ у нашей клѣтки въ одиночествѣ и тихонько его окликнулъ. Онъ подошелъ.

 

— Вы изъ Бжида?

Красноармеецъ удивленно на меня смотритъ.

— Не узнаете? Я землемѣръ, работалъ у васъ въ дербвнѣ прошлымъ лѣтомъ.

Красноармеецъ узналъ меня, заулыбался. Я воспользовалея случаемъ и попросилъ его опустить въ почтовый ящикъ письмо. Онъ его взялъ и быстро спряталъ въ карманъ.

Въ ясную погоду я выбрасывалъ сквозь рѣшетку въ открытыя окна вагона открытки, адресованныя близкимъ. Онѣ оканчивались просьбой къ неизвѣстному нашедшему бросить ихъ въ почтовый ящикъ. Какъ оказалось впослѣдствіи всѣ мои открытки дошли по адресу. Въ дождь я писемъ не бросалъ и иомощь красноармейца была пріятной неожиданностью.

Во время разговора къ намъ пришелъ еще одинъ красноармеецъ и мы повели тихій разговоръ, проклиная совѣтскую власть и совѣтскіе порядки.

— Развѣ мы не видимъ кого возимъ? — говорилъ красноармеецъ. — Вотъ петлю себѣ на шею надѣли. Вѣдь у насъ въ Ленинградѣ четыре полка заняты конвойной службой. И большею частью конвоируютъ заключенныхъ.

Мы, русскіе люди, зажатые въ тиски темными силами, вели этотъ разговоръ до самой смѣны молодого красноармейца и несмотря на отдѣляющую меня рѣшетку, я былъ имъ близокъ и мы вмѣстѣ выражали твердое убѣжденіе въ недолговѣчности власти коммунистическаго интернаціонала, угнетающей нашу Родину.

 

* * *

По счастливой случайности въ нашей вагонной клѣткѣ не было шпаны и мы могли быть спокойными за нашъ арестантскій скарбъ.

Петербургскій инженеръ Александъ Ивановичъ Сизовъ, забравшись на верхній ярусъ, «на верхнюю полку», смотрѣлъ потихоньку отъ стражи въ маленькое оконце и сообшалъ о видѣнномъ намъ.

—Какая то станція. Довольно людная.

— Это, вѣроятно, Кемь, — сказалъ дальневосточннкъ Кабукинъ.

— Да, именно, Кемь. Вотъ и надпись.

Въ вагонномъ корридорѣ затопали солдатскіе сапоги.

— Лицомъ къ рѣшеткѣ, — командуютъ намъ конвоиры.

 

— Кажется подъѣзжаемъ, — говоритъ молчаливый инженеръ Мосильонъ.

— Ага и васъ пробирать начало, — шутитъ Сизовъ. Третій инженеръ химикъ Петръ Алексѣевичъ Зоринъ, помѣщавшійся внизу нашей клѣтки, началъ собирать свои вещи.

— Рано еще. Только зря загромоздите помѣщеніе, — ворчитъ недовольный Кабукинъ.

Однако, вскорѣ началась общая суматоха. Разложенные и разсованные подъ скамьями и наверху вещи оказались въ одной, очень громоздкой кучѣ и въ клѣткѣ стало еще тѣснѣе. На верхней полкѣ Александръ Ивановичъ, да красноармеецъ Свистуновъ, лежали себѣ попрежнему и посмѣивались надъ нашей нервностью.

Поѣздъ сталъ. Подъ крики и ругань конвоировъ мы выбираемся изъ вагоновъ. Волна за волной, толпа за толпой валятъ изъ вагоновъ люди, нагруженные вещами. Только шпана выходитъ налегкѣ: у этого народца вещей не бываетъ. Два монаха вывели изъ вагона третьяго, слѣпого девяностолѣтняго старика. Не мало калѣкъ, людей болѣзненнаго вида, съ печатью хроническихъ недуговъ.

Партію окружили конвоиры. Въ воздухѣ висѣла крѣпкая ругань. Послѣдними съ поѣзда сошли женщины, числомъ до пятидесяти. Ихъ поставили въ хвостъ нашей партіи. Казалось суматошливой разгрузкѣ конца не будетъ.

Тронулись. Полчаса ходьбы и нашъ этапъ, пятьсотъ, шестьсотъ человѣкъ, у группы досчатыхъ бараковъ, обнесенныхъ проволочными загражденіями. При баракахъ небольшой, усѣянный валунами дворъ.

Изъ барака вышелъ рослый человѣкъ въ военномъ красноармейскомъ обмундированіи и съ мѣста обдалъ насъ потокомъ грязной брани. Это былъ ротный командиръ карантинной роты Курилко. Человѣкъ крикливый съ жестокимъ нервнымъ тикомь лица.

— Чего вы ихъ сюда привели? — оралъ онъ на конвоировъ, гримасничая, будто отъ острой боли, — промуштровать ихъ, да хорошенько.

Насъ погнали дальше — къ самому морю на довольно широкій досчатый молъ. Конвоиры-красноармейцы сдали насъ Курилкѣ съ его командой. Начался опять, какъ неизбѣжный ритуалъ, нудный личный обыскъ. Осматривали вещи, ощупывали самихъ, одежду. Но вотъ обыскъ конченъ, вещи сложены въ кучу.

 

— Сіройся по четверо въ рядъ.

Изъ командной группы выступилъ низенькій, но коренастый крѣпышъ. Рѣзкимъ голосомъ, кипятясь непонятною злобою, принялся онъ обучать нашу пеструю ораву воинскому строю, пересыпая свою команду потокомъ ругани шпанскаго образца.

Измученные долгою дорогой, нуднымъ обыскомъ, ошеломленные грубостью новыхъ охранниковъ, щелкающихъ затворами винтовокъ, грозящимися убить, мы молча повинуемся командѣ. Дико было видѣть, какъ священники и епископы въ рясахъ, престарѣлые монахи, почтенные люди науки повертывались въ строю сотни разъ направо, налѣво, топали на мѣстѣ ногами и маршировали подъ команду горлана-изувѣра, не устававшаго притомъ же ругаться надъ именемъ Божіимъ. Заставили насъ кричать въ отвѣтъ на командирское привѣтствіе сотни разъ «здра», — «да такъ, чтобы на Соловкахъ было слышно». Наконецъ, послѣ трехъ, четырехъ часовъ муштры, насъ съ вещами опять воротили къ баракамъ, за проволочную ограду. Натискали насъ въ баракъ до тѣсноты: такой не случалось терпѣть ни въ тюрьмахъ, ни въ подвалахъ. Но едва успѣли размѣститься, новая команда выгнала насъ вонъ — заполнять анкеты на каждаго вновь прибывшаго заключеннаго.

Въ нашемъ этапѣ оказалось двадцать пять имяславцевъ. Они мужественно отвѣчали свое «Богъ знаетъ» на всѣ вопросы и несмотря на угрозы и издѣвательства оставались тверды и непоколебимы. Ихъ поставили на крупные валуны на дворѣ карантина и заставили стоять почти цѣлыя сутки. И они стояли суровые, неподвижные. Шелъ дождь. На нихъ не осталось нитки сухой. Холодный вѣтеръ съ моря иззнобилъ ихъ, — дрожатъ, зубъ на зубъ не попадаетъ. Ничего: стоятъ сумрачные, молчаливые, — не хотятъ открыть слугамъ антихриста своихъ святыхъ именъ, не согласны «работать антихристу».

Впрочемъ, намъ остальнымъ было не легче. Тотчасъ по заполненіи анкетъ насъ погнали прямо на пристань, и, подъ неумолчные крики старшаго рабочаго, — по здѣшнему выразительному термину, — «гавкала», начали мы безконечную работу по погрузкѣ бревенъ, сложенныхъ тутъ же невдалекѣ въ штабели.

Работали всѣ, — и здоровые, и больные, и молодые, и старые, — безъ остановки до полнаго изнеможенія силъ. Хо-

 

тя бы пятиминутный отдыхъ. Напрасно «гавкало» кричитъ не переставая, обезсилившія руки еле держатъ бревна. Но еще напряженіе, еще, — и опять пошелъ тащить грузъ къ вагону.

Нестерпимая, зудящая, гнетущая боль во всемъ тѣлѣ. Ноги словно налиты свинцомъ. Передъ глазами то черные круги, то скачутъ искры. Въ одурѣлой головѣ ни единой мысли. Двигаюсь какъ автоматъ, потерявъ представленіе времени и мѣста. Напрасно пытаюсь сообразить: сколько уже часовъ въ работѣ? Что сейчасъ — день или ночь? Солнца то вѣдь нѣтъ, а бѣлую кемскую ночь отличи-ка отъ дня.

Только однажды, зайдя за вагонъ, мнѣ удалось пріостановиться. Прислонился къ вагону, перевелъ духъ и ощутилъ себя, разбитаго, подавленнаго. Мнѣ казалось: ночь уже прошла и заутрѣло, — за тучами какъ будто блеснулъ мимолетно солнечный лучъ. А, можетъ быть, мнѣ мерещится? Повисшія руки ныли, ноги отказывались служить. Начинаю сознавать окружающее, въ головѣ появляются мысли. Вижу измученныхъ священниковъ вмѣстѣ съ нами несущихъ этотъ крестъ. Вижу какъ шатаются отъ усталости мои дорожные спутники, товарищи по несчастью. Еще минута, другая, и я вновь — щепка въ потокѣ этого ужаснаго движенія, снова автоматъ, и опять въ сознаніи только боль, усталость и ко всему безразличіе.

Къ полдню, проработавъ всю ночь и все утро, мы вернулись за проволоку. Во дворѣ попрежнему стояли на камняхъ неподвижные имяславцы.

На обѣдъ и отдыхъ намъ дали два часа. Отъ усталости мы едва ѣли и не успѣли переброситься хотя бы нѣсколькими словами. Чуть поѣли, повалились и заснули. Насъ грубо разбудили, построили и повели на Кемскій пересыльный пунктъ (Кемь перпунктъ).

Онъ помѣщался недалеко отъ карантина. Всѣ заключенные, прибывающіе въ Кемь сначала попадаютъ въ карантинную роту, а затѣмъ направляются частью въ Соловки, частью на Кемперпунктъ, который на распредѣляетъ доставленныхъ по лагернымъ командировкамъ и лѣсоразработкамъ. Бараки Кемперпункта похожи и солдатскія казармы и образуютъ цѣлыя улицы. Всю территорію пункта окружаетъ заборъ, охраняемый часовыми.

Усталыхъ, полусонныхъ насъ поставили на новую работу: чистить какую то площадь. Это сравнительно съ да-

 

вешнимъ было куда легче, если бы не глушили насъ потоки брани и непрерывный крикъ надзирателя. А въ самый разгаръ работы конвоиръ собралъ насъ и повелъ обратно въ карантинный пунктъ. Едва мы вышли изъ перпункта, какъ конвойный съ угрозами и ругательствами, приказалъ намъ бѣжать. Самъ бѣжалъ сбоку, поминутно щелкая затворомъ и оралъ:

— Не отставать! Убью! — уснащая угрозы отвратительными ругательствами.

Рядомъ со мною бѣжали спутники по арестантскому вагону, тверской инженеръ Мосильонъ, дальневосточникъ Кабукинъ, инженеръ — технологъ Александръ Ивановичъ Сизовъ и Петръ Алексѣевичъ Зоринъ... Мосильонъ измученный уже не сознавалъ, что съ нимъ творится. Мы тащили его подъ руки, справа я, слѣва Кабукинъ.

— Пустите меня, — захрипѣлъ вдругъ Мосильонъ, — не надо держать: я хочу умереть.

Не успѣлъ я слова сказать, какъ Кабукинъ выпустилъ руку Мосильона, и онъ повисъ мѣшкомъ на моей рукѣ. Произошло замѣшательство. Упало еще нѣсколько человѣкъ. Конвонръ долженъ былъ остановить партію, на чемъ свѣтъ стоитъ ругая отсталыхъ. Я съ укоромъ взглянулъ на Кабукина. Онъ пожалъ плечами, какъ бы говоря:

— Если человѣкъ самъ хочетъ умереть, что же ему мѣшать? Пусть умираетъ.

Зачѣмъ и кому нуженъ былъ этотъ безсмысленный и безпощадный бѣгъ, я и по сей часъ не знаю.^*

Добрели до проволоки карантинной роты. Глядимъ, едва глазамъ вѣримъ: имяславцы стоятъ на своихъ мѣстахъ.

Изъ барака вышелъ ротный Курилко, злорадно оглядѣлъ насъ полумертвыхъ, едва стоящихъ на ногахъ и сталъ вызывать по списку. Отсчитали насъ полтораста человѣкъ и, спѣшно погрузивъ на параходъ, повезли на Соловки. Мало кому изъ ста пятидесяти суждено было ступить на материкъ.

 

Остались тамъ въ мерзлой островной землѣ и всѣ до единаго стойкіе упрямцы имяславцы.

 

2. ЗАПЛЕЧНОЕ ЦАРСТВО ГУЛАГА

 

Главное управленіе лагерями, раскинувшееся по гиблымъ мѣстамъ и пустынямъ нашего отечества, лежавшихъ при «проклятомъ царскомъ режимѣ» безъ использованія, образовалось не сразу, хотя и возникло изъ небытія въ весьма короткій срокъ. Современное царство ГУЛАГА, управляемое товарищемъ Берманомъ, возникшее изъ Соловецкаго концлагеря, насчитываетъ милліоновъ пять шесть заключенныхъ, такъ сказать «подданныхъ» и значительно больше «вассаловъ», лишенныхъ счастья попасть въ лагеря и кончающихъ свои горемычные дни въ спецпоселкахъ и ссылкѣ. Между тѣмъ въ 1927-28 годахъ СЛОН (Соловецкіе лагеря особаго назначенія) насчитывалъ только десятки тысячъ заключенныхъ. Въ его составъ входили Соловецкіе и Вышерскій лагеря.

Вь строительствѣ мясорубки, истребляющей людей, коммунистическіе строители показали себя непревзойденными геніями. . . Если постройка соціалистическаго рая шла черепашьимъ шагомъ, при грозныхъ кликахъ строителей, обѣщавшихъ этимъ черепашьимъ шагомъ «догнать и перегнать» буржуазную Америку, то стройка ада («Адострой») каковымъ и является лагерь, и вся такъ называемая карательная политика соціалистическаго правосудія, шла, такъ сказать, гигантскими шагами и нѣтъ ей въ исторіи примѣра.

Что же въ сущности представляетъ изъ себя современный совѣтскій концлагерь или «тюрьма безъ рѣшетокъ» въ коммунистической терминологіи.

Да, дѣйствительно, рѣшетокъ въ этой каторжной тюрьмѣ нѣтъ. Если бы и захотѣла соціалистическая власть посадить всѣхъ каторжанъ за рѣшетку и заковать въ цѣпи — опредѣленно нехватило бы желѣза. Поэтому и обходятся безъ рѣшетокъ. Лагерь не тюрьма, но мѣсто принудительныхъ работъ: на постройкахъ, промыслахъ, лѣсоразработкахъ, шахтахъ, заводахъ.

Судьба подсовѣтскихъ гражданъ, попавшихъ въ лапы ГПУ въ качествѣ контръ-революціонеровъ или каэровъ, болѣе или менѣе шаблонна. Прежде всего, разъ попавъ въ лагерь, заключенный уже никогда не вернется въ мѣсто своего преж-

 

няго жительства и никогда не освободится отъ попеченія ГПУ. Это есть главное правило чекистской системы. Оно, собственно, и понятно: въ подвалахъ и лагеряхъ можно видѣть совѣтскую власть безъ маски и всякій, побывавшій въ лагерѣ,уже твердо знаетъ, что изъ себя эта власть представляетъ. Изъятіе гражданина въ подвально — концлагерную систему производится обычно въ порядкѣ массовыхъ арестовъ. Въ этихъ арестахъ принимаютъ дѣятельное участіе и мѣстные власти, стараясь избавиться отъ безпокойныхъ или просто не ихняго духа людей. И вотъ вернуть этихъ изъятыхъ изъ гражданскаго оборота гражданъ соціалистическаго отечества обратно — значитъ сдѣлать вызовъ опорѣ власти на мѣстахъ — активу.

Послѣ каторжнаго концлагеря каэръ идетъ непремѣнно въ ссылку. Судьба ссыльнаго такова.

1. По пріѣздѣ на мѣсто ссылки — явка въ мѣстное ГПУ. Тамъ скажутъ сколько разъ въ мѣсяцъ вы должны регулярно и точно являться на регистрацію въ это почтенно заплечное учрежденіе.

2. Никакихъ пайковъ и пособій сосланному не дается, равно и не оказывается помощи въ пріисканіи работы. Ищи и обрящешь, а не обрящешь — можешь загибаться съ голоду — для ГПУ меньше хлопотъ. Это вамъ не «проклятый царскій режимъ» платившій теперешнимъ разрушителямъ Россіи, бывшимъ когда то въ ссылкѣ кормовыя деньги. Въ частности, Калининъ, бывшій въ ссылкѣ въ Повѣнцѣ, получалъ кормовыхъ денегъ двънадцать рублей въ мѣсяцъ, тогда какъ прожиточный крестьянскій минимумъ въ тѣ времена былъ пять — шесть рублей.

3. По всякому пустяковому поводу или безъ всякаго повода, ссыльный можетъ получить новый срокъ, попадаетъ вновь въ подвалъ и начинаетъ концлагерно — подвальный циклъ сначала.

4. Если имѣется у ссыльнаго «блатъ» (покровительство, протекція), можно надѣяться по окончаніи срока ссылки на прекращеніе хожденія на регистрацію и можно жить въ дозволенныхъ мѣстахъ. Но съ особаго учета въ ГПУ каэръ никогда не снимается.

Каэръ — спеціалистъ въ дополненіе къ этимъ четыремъ мытарствамъ имѣетъ еще два.

5. Еще во время пребыванія въ лагерѣ онъ можетъ быть проданъ (безо всякихъ кавычекъ) одной изъ государ-

 

ственныхъ хозяйственно-экономическихъ организацій. Происходитъ это схематически такъ: организація, нуждаясь въ спеціалистѣ, обращается въ ГУЛАГ съ просьбой продать нужнаго ей спеціалиста (фамилія при этомъ въ торгѣ не фигурируетъ — нуженъ спеціалистъ и все). ГУЛАГ назначаетъ за пользованіе спеціалистомъ помѣсячную, обычно весьма высокую, плату и изъ этой платы выдаетъ проданному одну четверть... Проданный поселяется на вольной квартирѣ, находясь подъ постояннымъ гласнымъ наблюденіемъ приставленнаго къ нему для этой цѣли чекиста. Чекистъ во всякое время приходитъ къ проданному, можетъ дѣлать у него обыскъ. Проданный не имѣетъ права вести переписку и имѣть общеніе съ вольными. Вообще проданный продолжаетъ оставаться лагерникомъ, хотя и живетъ на вольной квартирѣ внѣ лагеря.

6. По окончаніи срока заключенія такой проданный можетъ перейти въ разрядъ ссыльныхъ со всѣми вытекающими отсюда послѣдствіями, но можетъ быть и сосланъ куда угодно. Лучше всего чувствуетъ себя спеціалистъ, оставшійся послѣ окончанія лагернагс срока на томъ же лагерномъ предпріятіи, гдѣ отбывалъ срокъ. Онъ заключаетъ съ ГУЛАГомъ договоръ и считается вольнонаемнымъ служащимъ ГПУ. Такихъ «вольнонаемныхъ служащихъ» чекисты считаютъ своими людьми. Положеніе безпартійнаго спеціалиста страхуетъ такого каэра до извѣстной степени отъ участія въ постоянно происходящихъ партійныхъ склокахъ, всегда кончающихся чьимъ нибудь пораженіемъ и паденіемъ въ низы жизни.

 

3. СОЛОВЕЦКІЙ КОНЦЛАГЕРЬ

 

По мистическимъ вѣрованіямъ и сказаніямъ, нечистая сила нигдѣ не селится такъ охотно и не забираетъ такую сильную власть, какъ въ запущенныхъ безъ богослуженія церквахъ, въ развалинахъ древнихъ монастырей, въ разрушенныхъ часовняхъ. Какъ бы въ оправданіе повѣрья, большевики заняли подъ фундаментъ своего заплечнаго «адостроя» святые Соловецкіе острова на Бѣломъ морѣ (въ шестидесяти километрахъ отъ города Кеми) и утвердились въ храмахъ, часовняхъ и службахъ оскверненной ими обители святыхъ угодниковъ Зосимы и Савватія. На шестомъ столѣтіи своего существованія великая святыня русскаго народа отошла подъ каторжный концлагерь.

Соловецкій архипелагъ состоитъ изъ острововъ: Главнаго

 

Соловецкаго, двухъ Муксоломскихъ, Анзера и Заяцкихъ. Островъ Кондъ на югѣ Бѣлаго моря къ Соловецкой группѣ не принадлежитъ.

Площадь Главнаго Соловецкаго острова двадцать пять тысячъ гектаровъ (длина около двадцати километровъ, ширина около двѣнадцати). Онъ сплошь болотный съ множествомъ (до шестисотъ) озеръ и озерковъ. По болотамъ сѣнокосы, на немногочисленныхъ возвышенностяхъ огороды и пашни. Изъ озеръ обширнѣе другихъ Святое, тотчасъ у восточной стѣны Кремля или Крѣпости (бывшій монастырь). Оно питаетъ монастырскій водопроводъ, когда то оводняло ограждающіе обитель широкіе и глубокіе защитные рвы. Впрочемъ, нынѣ эти рвы порядочно осыпались и поросли бурьяномъ и крапивой.

Крѣпость «Кремль» расположена у бухты Благополучія. Высокія монастырскія стѣны сложены изъ громадныхъ валуновъ, скрѣпленныхъ известью. Верхній ярусъ стѣны кирпичный: въ немъ ходъ съ бойницами. Длина стѣнъ пятьсотъ девять саженъ, ширина отъ трехъ до четырехъ. Въ изломахъ стѣны высокія башни, снабженныя старинными пушками.

Тотчасъ къ югу отъ Кремля прекрасный сухой докъ, электростанція и лѣсопилка. Вокругъ кремлевскихъ стѣнъ разбросаны кучками и одиночно бывшія монастырскія гостинницы, дома для рабочихъ, скотный дворъ, конюшни, механическія мастерскія, гончарный и кожевенный заводы, бани. По острову, изрѣзанному во всѣхъ направленіяхъ удобными дорогами, много часовенъ, отдѣльныхъ скитовъ. Нынѣ въ нихъ всюду или живутъ заключенные, или склады лагерной хозчасти.

Второй по величинѣ островъ, Большой Муксоломскій соединенъ съ Главнымъ островомъ каменной дамбой. Здѣсь, въ бывшемъ главномъ скиту, «сельхозъ» — сельскохозяйственная ферма. Малый Муксоломскій островъ по площади, дѣйствительно, совсѣмъ малъ, всего нѣсколько гектаровъ. На немъ, отдѣленномъ отъ южнаго берега Большого узкимъпроливцемъ, ютится въ небольшой часовнѣ становище рыбаковъ.

Четвертый островъ Анзеръ, то есть, Гусьостровъ, прозванный такъ за свое гусеподобное очертаніе, отдѣленъ отъ Главнаго проливомъ въ нѣсколько сотъ метровъ. На немъ — «Голгофа» — знаменитый скитъ Никона, впослѣдствіи патріарха. Это ссылочное мѣсто Соловецкой каторги, куда она сплавляетъ своихъ инвалидовъ и «леопардовъ» — самый низшій разрядъ уголовной шпаны, обреченныхъ на гибель отверженцевъ даже преступнаго міра.

 

Вѣдь уголовно-преступный міръ и на Соловкахъ, какъ и въ каторжныхъ тюрьмахъ былого режима, да, кажется, и всѣхъ режимовъ во всѣхъ странахъ, имѣетъ свои неписанные, но, строго исполняемые законы, свою іерархію, свои обычаи и даже свой «хорошій тонъ».

Наверху уголовной іерархіи стоятъ бандиты, герои «мокраго дѣла», не разъ обагрявшіе руки въ крови, «при борьбѣ съ капиталомъ», какъ любятъ похваляться иные изъ нихъ. Это уважаемые аристократы преступной среды. Каждый уголовникъ считаетъ за честь быть въ компаніи со столь заслуженными людьми, а они далеко не со всякимъ водятся, очень разборчивы въ выборѣ пріятелей.

За бандитами слѣдуютъ жулики-профессіоналы разныхъ оттѣнковъ и спеціальностей. Это какъ бы средній классъ, своебразная «буржуазія» преступленія, что-ли. Они обычно семейные и жульничество было для нихъ постояннымъ добычнымъ промысломъ. Они съ презрѣніемъ смотрятъ на низшій преступный классъ — многочисленную «шпану» и даже всячески ее угнетаютъ. А шпана платитъ имъ за это, какъ ни странно, пріязнью и готовностью всегда помочь и услужить.

Шпана — самый многочисленный уголовный классъ. Тугъ мелкіе жулики, воры, работающіе не вооруженными и «безъ наводки» — люди минутной удачи, «скачка». Среди нихъ нѣтъ даже «ширмачей», работающихъ подъ прикрытіемъ какого нибудь «ширма», вродѣ, напримѣръ, чемодана, портфеля. Эти безсемейные живутъ минутой, «заработки свои (фартъ) спускаютъ въ карты по притонамъ (шалманамъ). Карточная игра чрезвычайно распространена между ними, нѣтъ ни одного шпаненка, не зараженнаго этой страстью. Самый низшій сортъ шпаны — «леопарды» — проигрываютъ все, включительно до одежды. Ихъ нерѣдко можно встрѣтить и по тюрьмамъ и на Соловкахъ — въ костюмѣ Адама со своеобразнымъ прикрытіемъ наготы — единственной веревочкой съ привѣсомъ жестянки отъ консервовъ.

Въ тюрьмахъ и лагеряхъ шпана продолжаетъ заниматься тѣмъ же, чѣмъ и на свободѣ: воровствомъ и жульничествомъ, обирая заключенныхъ, непринадлежащихъ къ уголовному міру (фраеровъ). По шпанскимъ законамъ всѣ люди раздѣляются на «своихъ» и «фраеровъ». Въ отношеніи «фраера» разрѣшается все. Въ Соловкахъ «фраеръ» держи ухо востро: ежеминутно рискуетъ лишиться послѣдняго своего имущества. «Свой» можетъ спать спокойно: у него и спичка

 

не пропадетъ. Даже въ клѣткахъ арестантскихъ вагоновъ шпана ухитряется обворовывать фраеровъ и украденныя вещи пропадали безслѣдно, будучи передаваемы изъ рукъ въ руки шпанѣ сосѣднихъ клѣтокъ.

Отправляемые на о. Анзеръ «леопарды» оттуда уже не возвращались. Ихъ садили на голодный паекъ и къ веснѣ осенніе прищельцы заполняли своими обезображенными цынгою трупами вырытыя съ осени братскія могилы на кладбищѣ у скита Голгофа. Весною, какъ только земля порыхлѣетъ, а тепло станетъ грозить замороженнымъ трупамъ оттаяніемъ и разложеніемъ, а живымъ заразою, «издержки революціи» зарывались, рядомъ же вырывались новыя обширныя ямы для слѣдующей осенней волны «леопардовъ» и инвалидовъ.

На Заяцкихъ островахъ, къ юго западу отъ Главнаго, тоже имѣлись скиты. Тамъ былъ штрафной женскій изоляторъ. А вся «женская рота» (около восьмисотъ женщинъ) помѣщалась на Главномъ островѣ, за Кремлемъ, въ особомъ баракѣ (женбаракъ).

Наибольшая вмѣстимость всѣхъ соловецкихъ помѣщеній какъ паказалъ страшный тифозный годъ — двадцать пять тысячъ человѣкъ. Попадаютъ на Соловки по преимуществу смертники, получившіе замѣну смертной казни десятыо годами концлагеря, просто десятилѣтники, шпіоны — независимо отъ срока, особенно опасные уголовники, священники, епископы. Всѣ остальные заключенные изъ прибывшихъ въ Кемскую карантинную роту поступаютъ въ Кемперпунктъ и направляются по сѣти лагерей и командировокъ...

Какія жизненныя дороги не скрещивались въ безотрадной соловецкой юдоли! Члены совѣтскаго правительства, военачальники высокихъ ранговъ, чекисты всякихъ калибровъ, партійцы разныхъ положеній, люди науки съ громкими именами, епископы, священники, монахи, сектанты. И рядомъ, юноши и дѣвушки, едва вышедшіе изъ отроческихъ лѣтъ, женшины всѣхъ слоевъ общества, иностранцы чуть ли не всѣхъ націй.

Современный концлагерь внѣшне очень сильно отличается отъ своего прототипа —Соловецкаго концлагеря, какимъ я его засталъ въ 1928 году. Толпы современныхъ каторжанъ всѣ въ казенномъ обмундированіи — сѣрыхъ или защитнаго цвѣта арестантскихъ бушлатахъ (полупальто), защитнаго цвѣта штанахъ, черныхъ шапкахъ или защитнаго цвѣта фуражкахъ.

 

Все это, конечно, грязно, истрепано, вонюче, ибо люди спятъ не раздѣваясь. Всѣ коротко острижены, болѣе или менѣе обриты. Въ этой нарочитой сѣрости тонутъ и интеллигенція, и крестьяне и рабочіе, и духовенство. Старо Соловецкая каторга выглядѣла по иному. Въ арестантскихъ бушлатахъ щеголяли по преимуществу уголовники, а также лишенные имущества и неимѣющіе поддержки со стороны. Всѣ остальные носили свою «вольную» одежду: священники и епископы неизмѣнно были въ рясахъ, офицеры донашивали свои плащи и пальто иногда со слѣдами когда то пришитаго погона, крестьяне въ своихъ крѣпкихъ самотканныхъ одеждахъ.

Соловецкій концлагерь — всецѣло — продуктъ большевицкаго творчества. Ничто внѣшнее не мѣшало здѣсь «строителямъ новой жизни» примѣнить къ дѣлу принципы марксизма-ленинизма-сталинизма, чтобы перерабатывать вредныхъ общественныхъ «паразитовъ» въ полезныя величины, достойныя соціалистическаго строя, и затѣмъ осуществить таковой. Однако, вмѣсто столь благодѣтельной культурной лабораторіи, на Соловкахъ выросла каторга, — худшая изъ каторгь, отмѣченная на всѣхъ путяхъ своей краткой исторіи позорнымъ клеймомъ коммунистическаго безсилія строить «новую жизнь».

Исторія совѣтской каторги рѣзко разграничивается на три періода.

Первый, 1922-26 годы: угнетеніе и истребленіе заключенныхъ, умышленно оставляемыхъ на произволъ чекистовъ въ качествѣ «навоза для удобренія соціалистическихъ полей».

Второй, 1926-30 годы: «френкелизація» Соловецкихъ лагерей, по примѣру ея, распространеніе обширной лагерной сѣти по всей территоріи СССР.

Третій, съ 1930 и дальше: «каторжный соціализмъ».

Я прибылъ на Соловки въ іюнѣ 1928 года и первый періодъ лагернаго строительства нашелъ только въ разсказахъ очевидцевъ и въ смѣшеніи съ періодомъ «френкелизаціи». Вотъ что о первомъ періодѣ разсказывали мнѣ скаутъ мастеръ Шипчинскій и полковникъ Петрашко.

Первый концлагерь былъ учрежденъ чекистами на материкѣ, въ Пертоминскомъ монастырѣ километрахъ въ сорока оть Архангельска. Сюда были отправлены въ ссылку уцѣлевшіе участники Кронштадтскаго возстанія 1921 года, числомъ семь тысячъ. Истребленію этихъ людей не было представлено какихъ либо ограниченій. Осталось въ памяти каторжанъ, что лервый пертоминскій начальникъ лагеря, со скуки, забавлялся

 

стрѣльбою съ монастырской колокольни по живымъ заключеннымъ. Въ 1925 году населеніе Пертоминскаго лагеря было переведено въ Соловки. Изъ семи тысячъ кронштадтцевъ я засталъ въ 1928 году только девять человѣкъ.

Въ 1925 году заключенный Соловецкаго концлагеря еврей Френкель, въ скоромъ послѣдствіи чекистскій вельможа, украшенный орденомъ Ленина, представилъ по начальству проектъ утилизаціи труда заключенныхъ для коммерческихъ цѣлей. Проектъ московскимъ Кремлемъ былъ принятъ и одобренъ какъ нѣкое откровеніе, и уже въ слѣдующемъ году Френкелю была поручена реорганизація совѣтской каторги по его системѣ. Въ первый же годъ «френкелизаціи» соловецкая каторга доставила ГПУ пять милліоновъ золотыхъ рублей чистой прибыли.

Строители «адостроя» обрадовались. Съ 1929 года по всему пространству СССР начали возникать новые лагеря, организуемые на началахъ «френкелизма». Самое слово лагерь именно тогда измѣнило свое значеніе. Прежде имъ называли мѣсто заключенія отбывающихъ каторжные сроки, укрѣпленное и огражденное. Теперь понятіемъ «лагерь» стали опредѣлять всю площадь, предназначенную къ обслуживанію трудомъ каторжанъ: промыслы, шахты, заводы, стройки и т. д. Площади въ большинствѣ громадныя, а потому не укрѣпляемыя и не ограждаемыя. Охрана заключенныхъ была также переорганизована на новыхъ началахъ.

До 1928 года охрану на Соловкахъ вѣдала воинская часть. Охранникъ былъ полнымъ хозяиномъ всего лагернаго населенія. Въ его волѣ было нудить заключенныхъ работаю, сколько ему угодно. Часто работы обращались въ истязанія прямо таки не описуемыя. Люди на рукахъ истязателей-чекистовъ гибли какъ мухи. Прерогативой охранника являлось право на убійство заключеннаго, сославшись на любой пустяковый и при томъ всегда ложный поводъ. Напримѣръ, попытка къ побѣгу, разговоръ съ охранникомъ (таковой строго воспрещался, ибо могъ служить сигналомъ къ массовому нападенію на охранника). О всякомъ убійствѣ составляется краткій актъ соотвѣтственнаго содержанія, подписываемый убійцею и его ближайшимъ начальникомъ. Этотъ оправдателькый документъ нуженъ былъ только для исключенія убитаго изъ лагерныхъ списковъ. По соловецкимъ обычаямъ убійца имѣлъ право снять съ трупа и присвоить себѣ любую вещь.

Поэтому, если у охранника загорались корыстные глаза

 

на что либо въ жалкомъ имуществѣ заключеннаго, то послѣдняго можно было уже считать пропавшимъ человѣкомъ, намѣченнымъ «въ расходъ» въ первую очередь. Не въ рѣдкость бывали случаи убійства за хорошіе сапоги. Вообще охрана стараго лагеря несла функціи не охранныя, но по преимуществу палаческія и хозяйственныя. Всякія работы проводились черезъ охрану. Охранникъ не столько охранялъ порученную ему партію заключенныхъ, сколько старался сдѣлать работу наиболѣе мучительной, а иногда безсмысленной. Образцомъ такой безсмысленной работы можно считать выдумку палача Вейса (Сѣкирный изоляторъ), заставлявшаго заключенныхъ носить ведрами воду изъ одной проруби Савватьевскаго озера въ другую.

Въ 1930 году это положеніе рѣзко измѣнилось. Слухи о звѣрствахъ въ Соловецкомъ концлагерѣ проникли въ заграничную печать. Надо было ихъ опровергнуть. Чекисты рѣшили прибѣгнуть къ своему обычному, испытанному и излюбленному способу защиты: сочинить провокаціей показательный процессъ и въ звѣрствахъ обвинить не систему и не чекистовъ, а мелкую лагерную сошку, пребывающую на вторыхъ роляхъ въ лагерномъ алпаратѣ и состоящую изъ заключенныхъ.

Весной 1930 года въ районъ Соловецкихъ лагерей прибыла, якобы тайно, такъ называемая «комиссія Ворошилова», дозольно многолюдная, но состоящая почти сплошь изъ чекистовъ. Она сразу приступила къ массовому опросу заключенныхъ о звѣрствахъ, чинимыхъ администраціей.

Убѣжденіе въ возможной эволюціи власти въ сторону отказа отъ проведенія въ жизнь «соціализма въ одной странѣ» всегда жило въ массахъ. И вотъ теперь каторжныя массы «пролетаріата» вообразили будто въ самомъ дѣлѣ ломается каторжный режимъ и политика ГПУ. Большинство заключенныхъ приняло « Ворошиловскую комиссію» за чистую монету, выдали, конечно, съ большой готовностью всѣхъ палачей и ожидали новыхъ дней, мечтая объ освобожденіи изъ лагеря и возвращеніи «въ семью трудящихся» по чекистскимъ посуламъ. Увы! «Ворошиловская комиссія» оказалась такимъ же трюкомъ, какъ и извѣстное «письмо Сталина» о «головокруженіи отъ успѣховъ».

Однако, собранныя чекистами «комиссіи Ворошилова» свѣдѣнія заставили ГПУ бросить всякую мысль о показательныхъ процессахъ: слишкомъ чудовищны были звѣрства и мало значущи статисты-палачи пѣшки. Все же было изготовлено

 

дѣло, если не для наружнаго, то для внутренняго употребленія. Представленное Сталину, оно подвинуло его на ревизію работы ГПУ, осуществленную «Комиссіей Серго Орджоникидзе». На Соловкахъ же еще во время самаго слѣдствія произвели чистку адмперсонала, раскассировали кое-какихъ лагерныхъ палачей, нѣсколькихъ даже разстрѣляли. Въ Кеми свирѣпаго ротнаго командира Курилко, въ Соловкахъ Чернявскаго, Селецкаго и даже помощника Френкеля, Мисуревича. Самъ Френкель на время «избіенія младенцевъ», былъ отчисленъ въ консультанты хозяйственнаго отдѣла ГУЛАГа. Начальникъ Соловецкаго отдѣленія Заринъ сосланъ въ лагерь на десять лѣтъ исполнять ту же свою должность начальника лагеря, но уже въ качествѣ заключеннаго. Много ни въ чемъ неповинныхъ людей изъ нечекистскаго міра пострадали во время «Ворошиловской комедіи». Такъ, женщину-врача Антипину обвинили ни больше ни меньше, какъ ... въ распространеніи на Соловкахъ тифозной эпидеміи. Болѣзнь въ предшествующую ревизіи зиму, свирѣпствовала ужасно: унесла въ тифозныя могилы семь съ половиною тысячъ заключенныхъ. Какъ водится лагерная администрація многія изъ своихъ преступленій прикрыла эпидеміей: значительное число жертвъ, погибшихъ въ безправныхъ и безвинныхъ разстрѣлахъ писалось въ лагерныхъ приказахъ умершими отъ тифа.

Послѣ разгрома лагерной администраціи режимъ лагерей началъ постепенно измѣняться. Наступала пора «каторжнаго соціализма» съ организаціей все новыхъ и новыхъ лагерей.

Увы, вѣрившіе въ эволюцію власти, наблюдая расширеніе сѣти лагерей и постоянно увеличивающійся притокъ заключенныхъ, вскорѣ увидѣли свою ошибку. Произошла не эволюція власти, а приспособленіе ГПУ къ новымъ задачамъ заплечной работы.

Охрана въ реформированномъ лагерѣ стала играть совершенно иную роль, ничуть не похожую на старо соловецкую охрану. Задачею современной охраны является только конвоированіе въ нужныхъ случаяхъ заключенныхъ. Функціи принужденія отъ охраны отпали и перешли тоже въ реформированномъ видѣ другимъ органамъ. Охрана современнаго лагеря называется «самоохраной», ибо набирается изъ заключенныхъ. Раздѣляется она на «вохр» — внутренняя охрана и «опергруппу» или внѣшняя охрана. Охранить современный лагерь было бы задачей очень трудной, если бы не расположеніе лагерей въ малонаселенныхъ мѣстахъ. Внѣ лагеря — на пе-

 

реходахъ, мостахъ, тропинкахъ въ довольно широкой полосѣ вокругь лагеря «опергруппы» организуютъ систему засадъ, образуя какъ бы невидимыя стѣны лагеря.

Уже въ 1931 году лица каторги было не узнать. Голодъ, непосильный рабочій урокъ цѣпко держатъ въ лагеряхъ каждаго. Хлѣбъ насущный выдается въ зависимости отъ выработки урока. Теперь не нужна и охрана и мало значатъ сексоты (секретные сотрудники — шпіоны). Каждый изо всей мочи отстаиваетъ право на хлѣбъ. Не до побѣговъ такимъ брошеннымъ въ звѣринную борьбу людямъ. Убійства чекистами на старой каторгѣ — ничто по сравненію съ гибелыо массъ заключенныхъ отъ хроническаго недоѣданія, отъ хроническаго голода и непосильнаго труда, стимулируемаго погоней за кускомъ хлѣба.

Однако, послѣ реформы лагерей осталось одно изъ лагерныхъ учрежденій такимъ, какимъ было до реформы. Такимъ оно осталось и до нашихъ дней, измѣнивъ только названіе.

Въ каждомъ лагерѣ дѣйствуетъ своя особая организація, хотя подчиненная начальнику лагеря, но фактически руконодимая центромъ (ГПУ), съ которымъ она состоитъ въ общеніи. Это ИСО (инспекціонно-слѣдственный отдѣлъ). Его задача — сыскъ, постоянное наблюденіе за заключенными и борьба съ криминаломъ. Отъ него зависятъ и имъ производятся разстрѣлы заключенныхъ по всякимъ поводамъ, а также по преступленіямъ, сдѣланнымъ въ лагерѣ. Секретные агенгы (сексоты) ИСО пронизываютъ всю толщу заключенныхъ. Они вербуются изъ тѣхъ же каторжакъ путемъ особой системы провокаціи и запугиванія. Лагерная администрація также пронизана сѣтью сексотовъ и ничто изъ ея дѣяній не остается тайной для центра.

Въ 1928 году центромъ лагернаго творчества являлся «Соловецкій лагерь особаго назначенія ОГПУ» или въ сокращеніи «слон». Управленіе какъ Соловецкимъ лагеремъ, такь и его филіалами находилось въ Соловкахъ и въ сокращеніи называлось «у с л о н».

Лагерь имѣетъ воинское устройство и дѣлится на батальоны, роты, взводы съ соотвѣтственньши командирами. Во главѣ всего — старостатъ, управляеыый лагернымъ старостой. Эта начальственная лѣстница назначалась изъ заключенныхъ, преимущественно изъ отбывающихъ штрафные сроки чекистовъ, милиціонеровъ и другихъ лицъ, близкихъ ГПУ.

 

Соловецкій лагерь дѣлился на пятнадцать ротъ, населенныхъ ло лагерному «классовому принципу».

П е р в а я р о т а. Заключенные изъ верховъ лагерной администраціи: старостатъ, завы, помощники завовъ разными соловецкими предпріятіями.

В т о р а я р о т а. Спеціалисты на отвѣтственныхъ должностяхъ, лица свободныхъ профессій, используемыя по прямому назначенію.

Т р е т ь я р о т а. Чекисты высокой марки, служащіе ИСО.

Ч е т в е р т а я р о т а. Музыканты соловецкаго оркестра.

П я т а я р о т а. Пожарники соловецкой пожарной дружины.

Ш е с т а я с т о р о ж е в а я р о т а. Населена почти исключительно духовенствомъ, численностью около тысячи.

С е д ь м а я р о т а. Медицннскій персоналъ (частью помѣщается еще и въ десятой ротѣ)

В о с ь м а я р о т а. Отпѣтая шпана, «леопарды».

Д е в я т а я р о т а. Рядовые чекисты.

Д е с я т а я р о т а. Канцелярскіе работники и нѣкоторые спецы.

О д и н н а д ц а т а я р о т а о т р и ц а т е л ь н а г о э л е м е н т а — карцеръ.

Д в ѣ н а д ц а т а я р а б о ч а я р о т а. Рабочіе на физическихъ «общихъ» работахъ.

Т р и н а д ц а т а я к а р а н т и н н а я р о т а. Сюда попадаютъ всѣ прибывающіе на Соловки. Двѣнадцатая и тринадцатая рота являются «дномъ» лагеря.

Ч е т ы р н а д ц а т а я з а п р е т н а я р о т а. Запретники — заключенные, находящіеся подъ особымъ наблюденіемъ, работающіе только въ стѣнахъ кремля.

П я т н а д ц а т а я р о т а. Мастеровые.

Шестнадцатой ротою соловецкіе шутники называютъ кладбище.

Кромѣ этихъ пятнадцати кремлевскихъ ротъ есть еще нѣсколько ротъ, расположенныхъ за кремлемъ въ его непосредственной близости. Отдѣльные лагеря въ болѣе отдаленныхъ частяхъ лагеря имѣютъ свои роты. Всего на архипелагѣ насчитывалось девять отдѣленій Соловецкаго лагеря.

Каждой соловецкой ротѣ былъ присвоенъ особый классовый режимъ. Такъ, первая, вторая, третья, девятая роты

 

имѣли видъ приличныхъ гостинницъ: въ свѣтлыхъ кельяхъ жили всего по два, по три человѣка, спали на прекрасныхъ постеляхъ, питались въ особой столовой, имѣли право свободнаго хожденія по всему острову, не утруждались повѣрками. Напротивъ, двѣнадцатая рабочая рота помѣщалась въ келарнѣ Преображенскаго собора, на трехъ этажныхъ общихъ нарахъ, питалась изъ общаго котла отвратительной пищей, хлебавомъ изъ вонючей трески. Заключенный двѣнадцатой роты могъ свободно выходить только въ уборную, не получалъ на руки пропуска, работалъ «безъ часовъ», то есть пока велятъ, до полнаго изнеможенія силъ, и лишенъ былъ права обра-

 

щаться съ разговоромъ къ начальству, какого бы то ни было ранга. Точно такой же режимъ, если еще не хуже былъ и въ тринадцатой карантинной ротѣ.

Между двумя такими крайностями, въ остальныхъ ротахъ заключенные получали большія или меньшія льготы въ зависимости отъ умѣнья обзавестись «блатомъ», т. е. пріобрѣсти расположеніе и покровительство какого-либо начальника. «Блатъ» въ Соловкахъ самая великая, спасительная сила; безъ «блата» существованіе тамъ невозможно. Всякое начальство въ Соловкахъ, хотя бы и изъ заключенныхъ, облечено деспотическими полномочіями. При желаніи оно можетъ стереть заключеннаго въ порошокъ.

Угодивъ въ рабочую роту, человѣкъ падаетъ на дно лагерной жизни, обращается въ безправную рабочую скотину: работай до истощенія и нѣтъ тебѣ отдыха. Только счастливецъ со «свѣдѣніемъ» — свидѣтельствомъ о спеціальномъ рабочемъ назначеніи, въ карманѣ можетъ пойти въ соловецкій театръ, въ библіотеку, даже къ пріятелю въ другую роту. Мечтой каждаго свѣжаго соловчанина было, прежде всего, выбраться изъ ада карантинной или рабочей роты, а верхомъ счастья считалось попасть на работы или на житье «за кремль» то есть въ одну изъ трехъ ротъ, расположенныхъ за кремлемъ. Въ сводную роту сельскохозяйственныхъ рабочихъ, жившихъ на сельскохозяйственной фермѣ или сокращенно сельхозѣ и по его отдѣленіямъ. Въ роту электриковъ и роту желѣзнодорожниковъ. Онѣ помѣщались въ баракахъ на юговостокъ отъ кремля и образовывали «рабочій городокъ».

Таковъ былъ внѣшній обликъ старосоловецкой каторги. Ея эволюція въ сторону превращенія концлагеря изъ мѣста заключенія «въ царство ГУЛАГ'а», съ переименованіемъ заключеннаго въ «лагерника», тѣсно связана съ крутымъ поворотомъ власти въ сторону немедленнаго, «построенія соціализма въ одной странѣ».

Мѣста ссылки и каторги являлись пульсомъ страны: какъ только начинались соціалистическія реформы, вродѣ, напримѣръ, коллективизаціи, неизмѣнно и фатально начинало расти населеніе ГУЛАГ'а. Если вспомнить формулу — «сто процентный соціализмъ — стопроцентный голодъ, пятидесяти процентный соціализмъ — полуголодъ» и примѣнить ее къ дѣятельности ГУЛАГ'а, получимъ новую формулу — «чѣмъ полнѣе соціализмъ, тѣмъ больше гибнетъ народа» или чѣмъ дальше въ лѣсъ, тѣмъ больше дровъ.

 

Въ настоящее время число заключенныхъ въ концлагеряхъ никакъ не меньше пяти милліоновъ. Вотъ списокъ главнѣйшихъ лагерей:

1.        Соловецкій концлагерь. Торфоразработки, кирпичный заводъ, слесарно-механическія мастерскія, швейная фабрика, столярно-механическія мастерскія, сельхозфермы, лѣсозаготовки, рыбные промыслы, звѣроводное хозяйство (лисицы, песцы, ссболя, олени, ондатра, кролики).

2.        Бѣломоро-Балтійскій комбинатъ. Лѣсозаготовки, химзаводы, сельхозфермы, дорожное строительство, звѣроводное хозяйство (въ Повѣнцѣ).

3.        Нива-строй. Водосиловая установка.

4.        Свирьскій концлагерь. Лѣсозаготовки, водосиловая установка.

5.        Карельскій лагерь. Лѣсозаготовки Карелолѣса (Петрозаводскъ).

6.        Сѣверный лагерь. Лѣсозаготовки (Архангельскій край).

7.        Волховскій лагерь. Аллюминіевые заводы.

8.        Ухта-Печерскій лагерь. Постройка Ухтинскаго канала и дорогъ, лѣсозаготовки. Считается штрафнымъ лагеремъ съ суровымъ режимомъ.

9.        Хибинскій лагерь. Дорожное строительство, горное дѣло, фосфоритныя копи.

10.     Мурманскій лагерь. Портовыя сооруженія, рыболовство, звѣроводство.

11.     Новоземельскій лагерь. Пушное звѣроводство, рыболовство, сельхозфермы.

12.     Вайгачскій лагерь. Звѣроводное хозяйство, охотничій и рыболовный промысла.

13.     Кемьскій лагерь. Лѣсозаготовки, рыбные промыслы, сельхозфермы.

14.     Дмитлагъ (м о с к а н а л ъ). Постройка канала Волга-Москва.

15.     Сорновскій лагерь. Постройка гавани.

16.     Котласскій лагерь. Прокладка желѣзной дороги.

17.     Вышерскій лагерь. Химическій комбинатъ (лѣсозаготовки, химическіе заводы, щепное дѣло).

18.     Кунгурскій лагерь. Шахты и металлургія.

19.     Сѣверо-кавказскій лагерь. Овощныя заготовки, сельхозфермы.

 

20.     Астраханскій лагерь. Рыбозаготовки.

21.     Карагандинскій лагерь. Скотоводство (одного крупнаго рогатаго скота свыше двухсотъ тысячъ головъ). Работаетъ на матеріалѣ, отобраннномъ при раскулачиваніи кочевыхъ киргизъ (казаковъ).

22.     Каркаралинскій лагерь. Зерновое (поливное) хозяйство и животноводство.

23.     Кузнецкій лагерь. Шахты.

24.     Чарджуйскій лагерь. Хлопокъ и текстильный заводъ.

25.     Ташкентскій лагерь. Хлопокъ и текстильный заводъ.

26.     Сибирскій лагерь. Угольныя копи и разработка руды.

27.     Ленскій лагерь. Добыча золота (Бодайбо).

28.     Игорскій лагерь. Постройка гавани и лѣсозаготовки.

29.     Нарымскій лагерь. Лѣсозаготовки.

30.     Шилка—лагерь. (Бывшая каторжная тюрьма) Шахты и постройка дорогъ.

31.     Срѣтенскій лагерь. Шахты и заводы.

32.     Сахалинскій лагерь. Рыбныя ловли и промыслы.

33.     Байкало—Амурскій лагерь, съ управленіемъ въ городѣ Свободномъ. Постройка грандіозной желѣзнодорожной сѣти (БАМ).

34.     Юргинскій лагерь. Животноводство и сельхозфермы.

35.     Риддерскій лагерь. Шахты, добыча полиморфныхъ рудъ.

Сюда не вошли еще лагеря крайняго сѣвера Сибири (Звѣроводство, пушной промыселъ, постройка дорогъ, добыча золота) и мало извѣстные лагеря, работающіе на стратегическія сооруженія, занятыя постройкой укрепленій и т. п. Самый значительный изъ лагерей Байкало-Амурскій или БАМ. Его охватъ на тысячи верстъ, а численность въ немъ «бамармейцевъ» милліонная.

Таковы итоги соціалистическаго «адостроя».