Сагайя

Как лоза, она стройна и гибка

И легка, как горная коза.

Улыбнется — с чем сравнить улыбку?

Запоет — смогу ли рассказать?

 

Перейти сквозь бурное теченье,

Отразить кинжалом шатуна,

Задержать бегущего оленя —

Сагайя ли в этом не сильна?

 

Тысяча голов однажды в мае

От каюров в чащу утекла.

Кое-как четыреста поймали,

С остальными девушка пришла..."

 

Гак ненастным вечером осенним

Старый ороч начал свой рассказ.

Он сидел, опершись на колени,

Перед ним очаг, мерцая, гас.

 

"Девятнадцать зим тогда мне было, —

Продолжал охотник говорить. —

Был красив, имел медвежью силу,

Рысью зоркость и оленью прыть.

 

Только скучно дни мои катились:

Все мечтал найти себе жену,

И хотя невесты находились,

Полюбить не мог я не одну.

 

Но давно душа моя страдала

О красивой гордой Сагайе.

Покорить во что бы то ни стало

Сагайю поклялся я себе.

 

Восемь солнц бродил я по трущобам,

Возмущая вольный мир тайги;

Два мешка носил с собой и оба

Переполнил мехом дорогим.

 

Спрятал их под мох под крутояром,

Где гулять любила Сагайя,

Отошел и затаился рядом —

Сильно билось сердце у меня!

 

Лишь востока золотые стрелы

Засверкали в сумраке тайги,

Где-то близко песня зазвенела,

Зашуршали легкие шаги.

 

Розовым веденьем предо мною

Сагайя мелькнула в тальниках;

Тонкий лук с заложенной стрелою

Красовался в маленьких руках.

 

Ей навстречу вышел я не смело

И сказал: "Не бойся, Сагайя..."

А она так строго посмотрела,

Что язык отнялся у меня.

 

Все слова, которые готовил,

Разлетелись, как пчелиный рой.

Соболем крутые выгнув брови,

Девушка качнула головой:

 

"Волк таится, чтоб загрызть оленя.

Для чего же ты меня стерег?"

"Я не волк, я сам ищу спасенья, —

Кое-как я выговорить смог. —

 

Словно в клети пойманная птица,

По твоей томлюсь я красоте.

Ты паришь как гордая орлица

В недоступной горной высоте..."

 

Верил я тогда в лесного бога,

Только встал он мне наперекор.

"Подожди, я подрасту немного,

И тогда продолжим разговор".

 

Это было сказано со смехом,

И слова вонзились, как ножи.

Вынул я мешки с пушистым мехом

И к ногам красавицы сложил.

 

Но она взглянула, как чужая,

И стрелу пустила в синеву.

"Я на шкуры сердце не меняю,

Для любви на свете я живу".

 

Заливаясь песенкой веселой,

Побрела по бережку она,

А мои мешки с тоской тяжелой

Понесла хрипящая волна.

 

Девять зим провел я одиноко,

Оставляя сзади длинный путь,

И однажды осенью глубокой

В край родной надумал заглянуть.

 

Долго-долго на оленях мчался,

Много думал про любовь свою,

Наконец, со всеми повстречался,

Не увидев только Сагайю.

 

"Где она?" — душой я всколыхнулся

И спросил у брата-старика.

Помолчал мой брат и усмехнулся:

"До нее дорога далека.

 

Уж три года, как стальная птица

Сагайю в Хабаровск унесла.

Виноват красавец белолицый,

Молодой геолог из Орла.

 

Он сюда заглядывал нередко,

Все ее расспрашивал о том,

Как она стрелять умеет метко,

На реке лавировать плотом.

 

И теперь они уж письма пишут –

Что, как в сказке, счастье их цветет,

Что "купили" маленького Мишу,

Не по дням, а по часам растет..."

 

Эх, судьба! Тоской себя измучив,

Молодые годы я прожил".

Тут рассказчик взял охапку сучьев

И, вздохнув, на угли положил.

 

"Нелегко прожить с такой ошибкой",

Я сказал, жалея старика.

Он взглянул и просиял улыбкой:

"Я женился, после сорока.

 

Хоть душа звала к родному месту,

Распрошел я многие края,

Все ж нашел желанную невесту:

Гордая. И тоже - Сагайя".

 

18-21 июля 1953 г.

Рудник " Останцовый"