Кулачки — русская традиция

У нас в селе в свободное от полевых работ время, в основном в воскресные дни, проводились кулачные бои, или, сокращенно, «кулачки». Происходили они около домов братьев Толстовых (которых в 1930 году всех раскулачили и выслали). Те, кто жил к северу от этих домов, составляли одну сторону, или стенку, а кто жил к югу — другую стенку. Шли стенка на стенку.

Часа в два воскресного дня сюда собирались сильные и смелые мальчики 12-14 лет и делали зачин «кулачкам». Постепенно и число сражавшихся, и их возраст возрастали. Малыши, не желавшие участвовать в «кулачках», были зрителями, болельщиками, как и я. Взрослые парни и мужчины, почистив хлевы, конюшни, напоив скот и дав ему корм, подходили к «полю битвы» тогда, когда начинало смеркаться.

Существовали строгие неписаные правила кулачных боев. Бить можно только руками, кулаками и ни в коем случае не ногами. В кулаке не должно быть какого-либо предмета, который усиливал бы удар. Если боец упал, его не бьют: «лежачего не бьют».

Я был свидетелем, болельщиком многих «кулачек». Но в памяти на всю жизнь сохранилась со всеми подробностями одна. На нашей южной

стороне близко к северной жили два брата, по-уличному Косяшные. Выше их ростом никого в селе не было. Младший брат Герман был тонкий, высокий, как жердь. Был очень драчлив. Вступал в бой и на «кулачках», и вне их, поссорившись с кем-нибудь. Его лицо всегда было побито: в ссадинах-болячках, синяках. Павел был старше, плотнее и сильнее своего брата, редко участвовал в боях и особо не выделялся.

В тот вечер наши мужики одолевали и теснили соперников. Но вот на их стороне появились под хмельком Федор Кузьмич Богданов, по-уличному Соловей, и почему-то с ним наш Паша Косяшный. То ли они подпоили его, то ли еще по какой-то причине, но он оказался в стенке соперников. Соотношение сил резко изменилось. Идя рядом, подогреваемые спиртным, подстраховывая друг друга, они превратились в несокрушимый ударный кулак. Северяне перешли от обороны в наступление. Павел, вытянув свои длинные руки с огромными кулачищами, размахивал ими из стороны в сторону, как древний богатырь палицей. Целые ряды валились наземь или отбрасывались в сторону. Причем это сопровождалось его ревом и криками потерпевших. Зрелище было захватывающим. Попытка нескольких мужчин пробиться и свалить Косяшного не удалась. Наступление было столь стремительным, что мы, пацаны, наблюдавшие за перипетиями боя позади мужчин, были ими смяты и повалены своими бойцами. Когда я поднялся, то услышал:

— Беги скорее за мужиками! Видишь, как нас колошматят почем зря!

Переживая за поражение своих, я побежал в куток — на наш край села. С волнением сообщил о ситуации Григорию Петровичу Зюзину, по-уличному Гриньке Страшенину, и другим мужикам, которых почему-то в этот вечер не было на поле боя. Они бросились туда, и вскоре шансы бойцов уравнялись. Этому также способствовало то, что Соловей с Косяшным удалились с поля боя. Показав свою силу и ловкость бойцов, удовлетворив свое честолюбие, они, вероятно, ушли для продолжения пирушки. Этот бой был, вероятно, в 1928 году.

Когда «кулачки» прекратились, на затоптанном снегу местами алела кровь. Сейчас в Н. Добринке, расположенной на притоке Дона реке Медведице проживают два сына Соловья — Владимир и Виктор — и один сын Павла Косяшного. Они моложе меня и не видели этого боя своих отцов.

В северной части Н. Добринки тоже были «кулачки». Там грозным бойцом был мой дальний родственник Василий Кирсанов, по-уличному Починав. Высокорослый, мощный с огромными кулачищами, он был несокрушим. Говорят, что два сильных немца однажды, не подняли двадцатипятипудовую бабку, которой забивали сваи, а он поднял. Василию по неписанным правилам запрещали бить кулаком — убьет. Ладонями он валил бойцов. Его же стремились зацепить за ноги и свалить. Иногда это соперникам удавалось.

Давно уже не стало на моей родине «кулачек».