Ссылка в Таджикистан

В 1935 году нас, бывших раскулаченных, и родителей и подросших детей, оставшихся в живых, стали вновь беспокоить. Сначала согнали всех проживающих в селах и деревнях, на так называемые тогда "точки". В нашем, теперь Молотовском, районе такую точку организовали километров в шестидесяти от Н-Добринки к югу около хуторов Белове и Орлове на хуторе под названием Хижняки, в Руднянком районе — в деревне Тарапатино.

На точку в Хижняки из нашей семьи были увезены двое: мать, Мария Федоровна, и брат Александр, 1923 года рождения. Сестры Настя, Лиза и брат Володя спрятались и не поехали на точку. Они решили уехать к отцу в г. Кушву. Сестру Настю все тот же активист раскулачивания по прозвищу Буравок едва не арестовал, об этом рассказывает ее подруга Нюра, теперь жена двоюродного брата Михаила Бочкова.

Кутошные девушки шли домой вечером из нардома. Вдруг их догоняет парень и говорит:

 

— Буравок сейчас догонит вас и арестует Настю Крайневу.

Так нас называли по-уличному. Когда он приблизился, девушки стали плотным кругом, в середине которого была сестра. Буравок ничего не мог сделать и скоро ретировался.

Я в это время учился в седьмом классе. Очень хотелось закончить семилетку. С тетей Полей отправились в Красный Яр, который стал райцентром, в» милицию. Мы просили разрешить мне жить в Н-Добринске, чтобы закончить образование. Такое разрешение я получил. Зимой жил опять у тети Поли, а летом отправлялся на точку, где принимал участие в уборке урожая в близлежащих колхозах.

В споре с одним Н-Добринским стариком, который осуждал колхозы и раскулачивание, я доказывал, что это было необходимо для построения социализма.

Весной 1936 года собранных на точке, где комендантом был Круглов, погрузили в "телячьи вагоны" и повезли в солнечный Таджикистан для освоения целины под хлопок. Из Сталинабада нас на автотранспорте переправили через горные перевалы в г. Курган-Тюбе. Отсюда в вагонах узкоколейной железной дороги привезли на второй участок Вахшстроя.

Разместили спецпереселенцев в бараках, землянках, в которых, вероятно, жили рабочие — строители каналов, арыков. В середине барака был сквозной проход, а по бокам сплошные земляные нары. Каждой семье, в зависимости от количества душ, отделяли часть этих нар. Простыней или легким одеялом одна семья отгораживалась от другой. Утром люди, как муравьи, выползали из землянок, на площадке около бараков становилось густо народу, как на Бродвее. Может быть эти землянки приготовили для спецпереселенцев. Комендантом от НКВД был здесь офицер Кашуба. Брат Александр дежурил у его телефона.

Был май. Целинные, залежные, плодородные земли были покрыты изумрудной травой, какими-то ярко-красными цветами. Затем от палящего солнца к концу месяца трава иссушалась, выгорала, и местность становилась рыжей. Здесь мы увидели черепах. Опасными были скорпионы и фаланги, укус которых мог быть смертельным.

Спецпереселенцам разрешили самим устраиваться на работу в совхозах или на Вахшстрое, которая вела работы по орошению целинных земель Вахшской долины Таджикистана. Конечно, с согласия коменданта.

Хорошо, что попали в теплый край.

Я, Миша Репко, Ваня Лемешкин, Леня Выдрин, Федя Гриненко и еще кто-то из сверстников устроились в изыскательную партию, начальником которой был любитель зеленого змия Виктор Васильевич Вострилов. Мы исходили и изъездили всю долину вдоль до реки Пяндж, по ко-

 

торой проходит граница с Афганистаном. Наш берег высокий, крутой, афганский — низкий, пологий. Изыскательная партия измеряла длину, ширину, глубину старых и новых каналов и арыков. Я имел более высокое, чем у товарищей, семилетнее образование. Меня назначили сначала старшим рабочим, а потом младшим техником, когда я кое-чему научился. В частности, помогал проводить так называемую камеральную обработку, произведенных нивелирами и теодолитами съемок. Мне нравилось быть изыскателем.

Но все мои думы были о продолжении образования. Я хотел учиться, чтобы быть более полезным обществу. В часы досуга товарищи беззаботно шутили, смеялись, что-то рассказывая друг другу. Я же, как отшельник, лежал на деревянном топчане и думал, думал об учебе, о том, как вырваться из этой неволи. Порой находился в полусне, в полузабытьи. Очень раздражал, прерывая мои мечты, гомерический взрыв смеха товарищей. Когда мне в руки попала газета и в ней была напечатана сталинская конституция, которая дала всем право на образование, я обливался слезами, читая ее.

В изыскательской партии был техник из Сталинграда Борис Петрович Вехов. Длинный, как вышка, он оправдывал ростом свою фамилию. Каким-то образом он проник в мои сокровенные тайны и стал сочувствовать мне. Нравилась мне изыскательная работа геодезистов, и Борис Петрович сообщил, что в ста километрах от моей родины, в городе Камышине на Волге есть гидромелиоративный техникум. Он его окончил и послан сюда работать.

Куда пойти учиться, теперь для меня вопрос решен. Остается осуществить другое — вырваться из Вахшской долины, в которой у меня стала нарушаться желудочно-кишечная система и я стал болеть малярией. Мы, спецпереселенцы, не имели паспортов, военных билетов. Без разрешения коменданта не могли куда-нибудь отлучаться. Страж спецпереселенцев знал, кто, где работает, живет и находится.