Кто из ныне живущих знает, что в нашей стране была каторга? Не в царское время, а в сороковые годы XX в. Наверное, очень немногие. А каторга существовала, и попадали туда по политической статье. Об этом мой рассказ.

В моей памяти живут, теснятся и стремятся вырваться наружу страшные картины прошлого. Как расправлялись органы НКВД с жителями оккупированных территорий после столь жданного освобождения от немцев, что делалось на пересылках и в тюрьмах в середине сороковых, как погибли от дистрофии сотни поляков в Котласе, как в Воркутлаге томились в каторжных лагерях, работали под землей и погибали тысячи русских, украинцев, эстонцев, латышей, литовцев.

Чтобы было меньше неясностей (кто я такая, за что попала, сколько дали, чем закончилось), я решила поступить следующим образом: начну с краткого описания событий, а затем отдельные страницы своей жизни опишу более подробно. В противном случае изложение займет очень большой объем.

Кратко о событиях

 

Я родилась в Киеве в 1923 г. в семье учителей. В 1941 г. окончила 10 классов. Наш выпускной вечер совпал с объявлением войны.

Всем классом мы пошли в военкомат, но на фронт нас не взяли. Мальчиков послали в военное училище, а я подала документы в Ленинградский университет на матмех. Я всю свою сознательную жизнь мечтала поступить именно в этот университет. Во многом это определялось тем, что мой папа когда-то учился в Петербургском университете. Реальную обстановку тогда никто из нас не понимал. Мы верили, что война окончится через несколько дней или месяцев. Но события развивались по другому сценарию.

В конце августа немцы дошли до Донбасса, где в последние годы в небольшом городке Красноармейске жила наша семья. Мы попали в оккупацию, которая продлилась до осени 1943 года. В

 

феврале 1943 г. во время прорыва фронта наш район временно был освобожден от немцев (с 11 по 18 февраля). Во время боев на улицах города я начала подбирать раненых бойцов и оказывать им посильную помощь и с прибытием медсанбата осталась работать в полевом госпитале. Когда город опять захватили немцы, мне удалось укрыть у местного населения несколько легкораненых бойцов, а в нашем доме спрятать личное оружие и партбилеты врачей и некоторых командиров. Для тех, кого удалось укрыть, нужно было достать документы, свидетельствующие, что они являются местными жителями. В противном случае при проверке населения жандармерией (а такие проверки проводились регулярно), расстрел грозил не только скрывавшимся красноармейцам, но и семьям, которые их укрывали.

После длительных обсуждений положения дел с сотрудниками медсанбата, которые остались работать при госпитале в качестве военнопленных, меня попросили устроиться работать на биржу труда, так как именно там выдавались документы для местного населения, удостоверяющие личность. Почему попросили именно меня? Потому что я одна среди сотрудников медсанбата была местная, пришедшая работать в полевой госпиталь во время прорыва фронта. В мое задание входило незаконным образом достать документы для скрывавшихся красноармейцев и этим спасти их и тех, кто их укрывал. Так я попала на биржу труда. Мне удалось достать нужные документы и всех спасти. Моя деятельность по спасению бойцов и командиров Красной Армии была отражена в «Боевой характеристике», подписанной гвардии майором медслужбы А.Н.Ульяновым (далее текст этой характеристики я прилагаю). Предполагалось представить меня к награде, когда опять придут наши войска.

Но когда наш город был освобожден от немцев, меня арестовали и обвинили в измене Родине за то, что я работала на бирже труда.

Военный трибунал войск НКВД Сталинской области приговорил меня к 15 годам каторжных работ с последующим поражением в правах на 5 лет. Я отбывала срок в Заполярье, в Воркутлаге, работая под землей на мелких шахтах № 9 и № 11, затем в шахте № 2.Строила железную дорогу на Мульде, куда наш женский этап пригнали после массового расстрела восставшего мужского лагеря. Некоторое время работала медсестрой в санчасти и воспита-

 

тельницей детей, родившихся в лагере. После длительных хлопот матери начался пересмотр моего дела. В 1951 г. Военная коллегия Верховного суда СССР уменьшила срок моего наказания до 10 лет. Закончила срок я в ОЛПе «Заполярный» на Воркута-Воме (он находился при впадении реки Воркута в Усу). В ноябре 1953 г. я освободилась из лагеря, но осталась в ссылке на поселении в Воркуте. Согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года «Об амнистии» от ссылки освобождена со снятием судимости. Полностью реабилитирована в июле 1960 года, когда мое дело было пересмотрено Пленумом Верховного суда СССР и прекращено за отсутствием состава преступления (справка № 2н-3134/50 от 29/VII 60 г.). Привожу ее полностью.

СПРАВКА

Дело по обвинению ИВАНОВОЙ Елены Владимировны, до ареста (4 декабря 1943 года) учащейся средней школы № 8 г.Красноармейска, пересмотрено Пленумом Верховного Суда СССР 13 июля 1960 года

Приговор военного трибунала войск НКВД Сталинской области от 31 мая 1944 года и определение Военной коллегии Верховного Суда СССР от 31 декабря 1951 года в отношении ИВАНОВОЙ Е.В. отменены, и дело за отсутствием состава преступления прекращено.

ИВАНОВА Е.В. по данному делу реабилитирована.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ СУДЕБНОГО СОСТАВА

ВОЕННОЙ КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР

полковник юстиции Б.Цырлинский

 

В 1954 г. после освобождения я поступила во Всесоюзный заочный политехнический институт, филиал которого открылся в Воркуте. Другие вузы были для меня недоступны.

Вышла замуж за Алексея Алексеевича Маркова (он был арестован в Москве в 1943 г. и отбывал срок на Воркуте). В 1957 г. родила дочь. Вскоре наша семья переехала в Москву, где мужу дали комнату как реабилитированному.

В 1965 г. защитила кандидатскую диссертацию, через шесть лет - докторскую по специальности техническая кибернетика и

 

теория информации. Судьба поднесла мне подарок: почти в течение двадцати лет (60-70-е гг.) работала под руководством замечательного человека, академика Акселя Ивановича Берга. Мною написано много научных трудов, и вот теперь я делаю попытку описать явление совсем другого рода.