- 83 -

Немецкие офицеры в Воркутлаге

 

Зимой 1950 г. на седьмом году своего срока я попала на кирпичный завод № 2, в лагерном быту известный как «Второй кирпичный». Вначале работала на заводе, затем - медсестрой в санчасти. В нашем лагере ходили слухи, что на противоположном берегу реки Воркуты находится ОЛП Безымянный, где содержатся в строгой изоляции немецкие офицеры высокого ранга, осужденные как военные преступники. Немцы, как и другие иностранцы, находились в различных воркутинских лагерях, но здесь речь шла о специализированном лагере. Кое-что об этих немцах мы узнали потому, что они строили подвесную дорогу для подачи сырья на «Второй кирпичный».

Однажды утром начальник нашей санчасти отобрал группу медработников для санпровеки соседнего лагеря. Какого именно - нам было неизвестно. В эту группу попала и я. Под конвоем нас привели к реке, переправили на другой берег и привели в мужскую зону. Оказалось, что нас привели в ОЛП Безымянный. Мы должны были проверить санитарное состояние лагеря (чистоту в бараках и на кухне, наличие вшей, клопов и т. д.), осмотреть и диагностировать больных, которых представят немецкие врачи, отобрать больных для амбулаторного лечения в нашей санчасти. Мы, конечно, получили инструкцию с фашистами не общаться, ограничиться лишь вопросами-ответами при медосмотре. С немецкой стороны был переводчик.

Когда мы проверяли лагерь (он был в большом порядке), общаться было не с кем. Немцы находились на работе за зоной, в бараках оставались одни дневальные, которые не проронили ни слова. Но когда мы перешли в больничные бараки, то увидели много немцев, но в каком состоянии...

 

- 84 -

Сплошные двухъярусные нары были битком набиты истощенными полуживыми людьми в грязно-сером нижнем белье. В приглушенных разговорах этих полутеней то тут, то там можно было расслышать обращение «mein General!». Это звучало как в страшном бреду! Дистрофика в грязном нижнем белье кто-то называл «mein General», кто-то старался ему помочь, поднести кружку с водой, хотя сам находился у последней черты. Немецкие офицеры сохраняли субординацию до конца.

Один больной буквально с воплем бросился ко мне, прося помочь «его генералу», умоляя спасти его. Он схватил меня за руку и потащил в угол полутемного барака. Там на нижних нарах лежал... нет, не человек, там лежали мощи. Мощи, которые проявляли еле заметные признаки жизни. Я взяла руку генерала, высохшую, как птичья лапка. Пульс еле прослушивался, запавшие глаза были закрыты. Немец, притащивший меня в угол барака, не спускал с меня умоляющих глаз.

В лагерях Воркуты, как и в других лагерях ГУЛАГа, цинга, пеллагра, дистрофия беспощадно косили заключенных. От постоянного недоедания организм «съедал» себя сам, нарушались все виды обмена, наступало полное истощение. Человек превращался в скелет, обтянутый темной сухой кожей, покрытой язвами. «Анус зияет», - говорил врач при осмотре таких больных, когда они поворачивались спиной и спускали штаны. Ягодиц не было, туловище держалось на двух палках. Наши врачи обычно кодировали диагноз - употребляли только начальные буквы. Код «три дэ плюс пэ» обозначал дистрофию, диарею, деменцию (потерю памяти) и пеллагру.

Воскресить таких больных могла прежде всего полноценная пища с витаминами и белками, а не лагерная баланда. Иностранные поданные, попавшие в советские лагеря, не имели связи с родными, о них ничего не знал Красный крест, они ни от кого не получали посылок. Шансов выжить у них было значительно меньше, чем у нас. Мы все-таки получали с воли моральную и материальную поддержку.

При отборе больных для амбулаторного лечения в нашей санчасти один немец произвел особо сильное впечатление как своей внешностью, так и родом заболевания. Это был высокий человек, сохранивший прямую осанку и одухотворенное выражение лица. В нем чувствовался аристократизм, несмотря на лагерные лохмо-

 

- 85 -

тья и всю гнетущую обстановку. Он не дошел еще до дистрофического состояния, но мучила его непонятная болезнь нервной системы, сопровождающаяся припадками, напоминающими эпилепсию. Наш врач затруднялась поставить диагноз и включила его в группу больных, которых в определенные дни должны были приводить в женскую зону для лечения.

Через несколько дней их привели в нашу санчасть. Во время процедур я разговорилась с этим больным и вот что услышала о его истории.

Это был граф Винер де Лямквет. Почему у немца французская фамилия? О, это давняя история. Род Винеров де Лямкветов происходил из Франции, но во время религиозных войн вынужден был покинуть родину и осесть на немецких землях. Сам он родился и учился в Германии, свободно владел французским, английским и другими языками, в том числе арабским. Арабский язык он изучал в университете, после окончания которого был направлен в Арабские Эмираты для научных исследований. Там женился на дочери одного из эмиров. Когда грянула война, он воевал в Северной Африке. На стороне немцев были и Арабские Эмираты. Граф попал в плен к американцам, которые обращались с пленными совсем иначе... В тюрьме проявилась его странная болезнь. Пока он находился в американской зоне, его навещали жена и тесть. Была некоторая надежда. Во время перемещения из одной тюрьмы в другую его похитила советская разведка. Так он оказался в советской зоне. Тюрьмы, допросы, суд и - спецлагерь Безымянный на Воркуте. Никакой надежды.

Случайно я узнала еще одну фамилию: генерал Энеке, попавший в плен под Севастополем. Нужно отметить, что я привожу фамилии, как они звучали, правильного написания не знаю.

Немецких больных приводили в нашу санчасть раз пять-шесть. Во время этих визитов Винер де Лямквет постепенно рассказал о себе.

Вскоре меня отправили этапом на Воркуту-Вом. Это далеко от Второго кирпичного, на реке Уса. О дальнейшей судьбе немецких офицеров ничего не знаю. Говорили, что в конце 1952 г. ОЛП Безымянный стал женским лагерем. В конце 50-х был такой слух: задумали было брать песок с того берега реки Воркуты, где размещался Безымянный, копнули раз-другой, а оттуда посыпались человеческие останки в таком количестве, что разработки сырья прекратили*.

 

 


* Рассказ о немецких офицерах опубликован в информационном бюллетене общества «Мемориал» - Мемориал-аспект № 7-8, апрель, 1994, Москва - под фамилией Корибут-Дашкевич (прим. редактора).