Когда зэки освобождались, эпистолярная горячка продолжалась

 

То, что узники часто писали друг другу, несмотря на режим, понять можно. Они находили в письмах духовную отдушину и ценили это выше всего. Но вот наступает долгожданное освобождение. Новые впечатления, тревоги, заботы... Казалось бы, теперь им не до писем. Но нет! Эпистолярная лихорадка чаще всего продолжалась, чему свидетель мой личный архив. В нем предостаточно писем постлагерного периода на русском и украинском языках. Извлечем из него хотя бы несколько писем и посмотрим, о чем писали недавние узники, вырвавшиеся на свободу. Вот письмо Эдгара Штырцкобера, многолетнего друга нашей семьи. Дружба Эдика с моим мужем Алексеем Марковым началась в лагере в далекие 40-е годы. Но все нужно изложить по порядку. Вначале - об авторе письма.

Эдгар Вильгепьмович Штырцкобер, кинооператор Ленфипьма, попал на Воркуту в середине 40-х гг. с 10-летним сроком. Он родился в 1911 г. в Латвии в семье прибалтийских немцев. Арестован при следующих необычных обстоятельствах. Эдгар Вильгельмович вел съемки документального фильма в Колтушах под Ленинградом, где содержались подопытные обезьяны по кличкам Роза и Рафаэль. Об этих обезьянах в свое время много писали в

 

прессе, их показывали в научно-популярных фильмах, они были в своем роде знаменитостями. В этой экспериментальной лаборатории случился пожар. В «диверсии» обвинили Штырцкобера, чему немало способствовала его немецкая фамилия. На воркутинских шахтах, главным образом на шахте № 8, он работал механиком. На одном из спектаклей Воркутинского музыкально-драматического театра Эдгар увидел Алексея Маркова, которого знал по Ленфильму. Он разыскал барак, в котором жил Алексей, они радостно встретились, их лагерная дружба перешла в дружбу на воле (уже со всей семьей Марковых, включая Инночку, которая стала его крестницей). Дружба сопровождалась регулярной перепиской и большим числом фото, сделанных рукой кинооператора, что у нас очень ценилось. После освобождения Эдгар не смог сразу устроиться на Ленфильме, где работал до ареста. Какое-то время он работал на киностудии в Эстонии, где снял ряд фильмов, в том числе - «Капитан первого ранга» и «Озорные повороты». В Эстонии возникла его дружба с вдовой Игоря Северянина. Эту дружбу Эдгар очень ценил и много о ней рассказывал. После Таллинфильма был Ленфильм. В Ленинграде удалось получить квартиру. Но в ней Эдик недолго жил и переехал в Москву.

Перечислю лишь некоторые из фильмов, которые он снял: «Его звали Роберт» со Стриженовым (1966 г.), «Единственная дорога» (1983 г.) с Мариной Влади; широко известная киноэпопея «Битва за Москву» (1985 г.), снятая по сценарию и в постановке Ю.Озерова (Штырцкобер проводил комбинированные съемки), не менее известная киноэпопея «Освобождение» (авторы сценария Юрий Бондарев, Оскар Курганов и Юрий Озеров), «Горячий снег», снятый по одноименному произведению Юрия Бондарева.

Весь творческий путь кинооператора Эдгара Штырцкобера детально описан в его многочисленных письмах. И когда держишь в руках эти письма, тебя буквально поражает мысль - как же разительно изменился мир, и мы сами в этом мире! Телефо-

 

ны, компьютеры, интернет почти полностью вытеснили эпистолярное искусство. Люди разучились писать письма! С письмами ушли теплота отношений, доверительность общения, потребность в постоянных контактах с друзьями, изменились времена и нравы, изменился темп жизни и на письма не остается времени. Да и нет вкуса к эпистолярному искусству.

Что же получилось? В лагере буквально расцветало эпистолярное искусство, хотя, казалось бы, место было совершенно не подходящее для душевных излияний. Затем узники вышли на волю, но вылечиться от эпистолярной горячки не могли довольно долго.

Здесь представлено письмо Эдика, написанное им в очень волнительный для него момент - он освободился и впервые за 10 лет сел в поезд, чтобы поехать в Ленинград, а затем в Воронеж для встречи с родными и близкими. Это письмо - подробный репортаж зэка, вырвавшегося на свободу.

28.1.56 г.

Ленинград

Здравствуйте дорогие наши Мазик и Казик! Наконец-то нахожусь на восьмом небе, если не на девятом. С чего же начать, телеграмму я дал, конечно, получили. В голове все путается от счастья. Начну с того, как я расстался с Алексеем. До самого последнего момента, пока не тронулся поезд, у меня было такое ощущение, что я провожаю, а не еду. Как будто специально для меня вагон роскошный цельнометаллический, до сих пор их не было на Ленинград. Представляете мое состояние, сижу и не знаю, что делать, напротив соседка одна со мной в купе. В голове у меня, то представляю и думаю о вас, потом вдруг захлестнет волна воспоминаний о Ленинграде, о близких, о сестре и сидишь как на иголках, в полном опьянении. Часов в девять вечера появился очень услужливый проводник, принес постели. Я лег, только задремлю, то причудится или приснится, и буквально вскакиваю, и так всю ночь как в бреду. Встал раньше всех, умылся, сижу, с жадностью смотрю на проносящиеся уже ландшафты с растительностью. Часов в девять проводник принес нам чай (заваренный с сахаром). В середине дня поезд остано-

 

вился на станции Печора. Я выбежал на вокзал в буфет, где за 15 минут пообедал, правда, первого не взял, уничтожил свинину с гарниром, потом творог с сахаром и стакан какао. До самого Котласа поезд очень часто останавливался на разъездах и небольших станциях, но все же пришел только с минутным опозданием. В 14 часов приехали в Котлас, здесь я тоже пообедал в ресторане, уже в городе, не торопясь, т.к. поезд должен был отойти только в 19.50. Сперва ушла моя соседка по купе обедать, и в город, а потом уже я пошел с новым соседом, очень скромным мальчиком (лет 19), севшим в Ижме. Затем на почту, дал еще одну телеграмму Кларочке, потом из Котласа уже мы поехали поездом № 55 Котлас - Ленинград, чтобы ей уже было ясней, как встречать. Последующие сутки в пути пошли уже быстрее, тут и разговоры, дочитывал книгу «Воспитание чувств» (так и не дочитал) Флобера и всякие дорожные приключения. На одной какой-то станции, забыл ее название, я выбежал и в книжном ларьке купил «Анну Каренину», всю полностью в одной книге и «Философский словарь». Не успев расплатиться, кто-то дергает меня за рукав: «слушай, красавец», смотрю цыганочка теребит меня, ты говорит будешь иметь повышение по службе, ну позолоти ручку и тому подобное, заплатил за книги сунул сдачу цыганке, чтобы отвязаться, в это время уже 2-й звонок нашему поезду, я бегу к вагону, она за мной, что-то крикнула мне я не понял, будет через 9 дней, сунула мне монету в руку «положи в правый карман и береги». Когда вернулся в купе мои соседи потешались надо мной, как я попал в лапы цыганке, они за мной как раз наблюдали. На одной станции села еще в наше купе девушка лет 19 по имени Клара очень веселая, она быстро подружилась с тем мальчиком, который с нами ехал. Между прочим, действительно похожа на Клару в молодости. У меня всегда что-нибудь бывает оригинальное, из ряда вон выходящее. И вот наконец последняя ночь прошла, конечно, без сна, все в вагоне спокойно спят, а я уже вскочил. Еще только шесть часов, разбудил мальчика, т.к. в 7 часов с чем-то должны быть в Волхове, где ему надо выходить. В половине одиннадцатого должны прибыть в Ленинград. Я

 

умылся побрился раньше всех, собрали постели, сдали все, подготовились к Ленинграду (а у меня сердце уже наверное перешло на правую сторону). В Волхове я взял в бутылочках пиво (спиртного я поклялся до Ленинграда не употреблять). Устроили последний торжественный завтрак перед Ленинградом, и от окна не отрывал глаз, прошли ленинградские станции Мга, Жихарево (с этой станции я выезжал во время блокады). И вот поплыли предместья Ленинграда, что я почувствовал написать я не могу во всяком случае сейчас, когда я это пишу, мне подступает комок к горлу. В окне появились перед глазами вагоны «Красной стрелы», это означало, что уже перрон вокзала, и, войдя под крышу вокзала, поезд мягко остановился. Публика спокойно выходит, а у меня руки дрожат. Я вышел почти последний. И вот моя нога ступила на родной асфальт родного города. Я оглядываюсь, кругом суета много людей и никого не вижу. Вагон мой был вторым в голове состава, так что меня было по-моему легко увидеть. Продолжая оглядываться, вдруг сзади меня раздается мужской знакомый голос: «дядя Эдгар». Смотрю передо мной стоит очень высокий молодой человек и улыбается. Скорее по чутью и по манере разговаривать, а не по чертам лица я наконец узнал в нем меленького Павлика, сына Миши. Он выхватил мой чемодан, конечно перед этим он бросился мне в объятия как к брату или отцу во всяком случае от всего сердца, я почувствовал его радость. Он повел меня со словами, что и папа где-то там ищет меня с тетей Кларой. А Клара побежала звонить по телефону домой, чтобы на кухне выключили газ, она что-то позабыла снять с плиты. Не успев пройти несколько шагов, вижу бежит тучный солидный мужчина, кто же это, как не Миша, расцеловались от души. В это время хлопнула дверь из вокзала и выбежала Кларочка. Уже в полубессознательном состоянии от поцелуев вышел с Мишей, Кларочкой, Павликом из вокзала на площадь, куда идем не знаю. Бесчисленное количество машин, шум, Невский проспект, станция метро, все это оглушило и ослепило. Мы подошли к машине, «Мишиному Москвичу». Из него вышла дама в кожаном пальто. Ну конечно это Лидочка, Мишина супруга. Опять поце-

 

луи, меня уже измазали всего краской и все по очереди вытирают меня. Наконец усаживаемся в машину. Миша за рулем, я рядом с ним, позади Кларочка, Лидочка и Павлик. Мы с трудом продвигались по Невскому настолько много машин было впереди. Через минут пять мы остановились у подъезда. Поднялись на 3 этаж, заходим в уютную очаровательную комнату. И тут бросается ко мне Танечка, такая большая, одного роста с Кларой, совершенно не узнать, такая ласковая, веселая, танцует кругом нас. Мы сели за стол, подняли бокалы с большим чувством радости счастливой встречи. Так закончился первый день моего возвращения в Ленинград. Вечером мы были с Кларочкой и Танечкой у мамы, где были тетя Любочка (сестра Кларочки) с детьми и мужем, пришли также подруги Кларочки с мужьями подполковниками. Мамочка и тетя конечно постарели, но держались бодро. Годы дают себя знать. Сколько радости на их лице в слезах, ведь они больше нас всех переживали за нас. Завтра должны быть у Миши. На этом заканчиваю очерк «О возвращении в Ленинград». Продолжение в следующем письме. В отношении поручения займусь завтра. Обо всем остальном напишу через пару дней, о новых впечатлениях и встречах.

 

Дорогие друзья!

Еще не могу освоиться с мыслью, что Эдди дома. Я взяла отпуск за свой счет на несколько дней. Эдди также не может придти в себя. Но он, как всегда, не выражает своего восторга, а переживает молча. Первый день были у мамы, на другой были у его приятеля, сегодня идем на обед к тетушке, а вечером к приятельнице. Вместе еще не пришлось быть, а 1-го и 2-го февр. он уже уезжает. Что касается дальнейших перспектив, то я боюсь ему давать какой-либо совет. Но признаюсь, что такая жизнь врозь мне изрядно надоела. Предоставляю ему право решать все самому.

Очень хочу вас видеть. Жду ответа на мое письмо от А.А. Жду заявления. Горячо целую, Клара.

Крепко крепко целуем Мазика и Казика и Рыжика.

Ваши Клара и Эдгард.