Глава 17.
ПОРТ-АРТУР, КИТАЙ
Около одинадцать часов вечера дверь камеры открылось и мне предложили выйти.
- Как фамилия?
Я ответил.
- Выходи!
- Куда?
- На допрос.
Двое конвоиров с автоматами на плечах шли позади меня по лестнице на второй этаж здания, где должен был пройти допрос. Для предотвращения возможных самоубийств арестованных, лестница и межэтажный проем были перекрыты сеткой.
Один из конвоиров постучал в дверь. Последовал ответ: «Войдите!»
Сразу после того, как меня ввели в комнату, капитан встал и предложил мне сесть на стоявший в углу стул. Затем он приказал конвоирам выйти и ждать за дверью.
В центре комнаты стояли два стола огромных размеров, соединенные спинками. На каждом из них стояла лампа в абажуре, излучавшая ярчайший свет, падавший на меня. Капитан сел за свой стол. Он находился за лампами, в полумраке, и пока наблюдал за мной, вероятно, желая познакомиться с моим поведением и выражением лица. Взяв пачку листов для записи протокола допроса и аккуратно сложив их в стопку, он начал задавать вопросы.
- Имя, фамилия?
Я ответил.
- Имя отца?
- Григорий.
- Гражданство?
- Безгражданство.
- Адрес?
- 16, Кайда-чо, Дайрен.
- Профессия?
- Специальности нет.
- Дата рождения?
Я назвал дату.
- Место рождения?
- Дайрен, Китай.
Он занес в протокол все данные. Затем вынул пачку сигарет и предложил мне закурить.
- Нет. Спасибо. Я не курю.
Он зажег свою сигарету и, сделав несколько глубоких вдохов, спросил:
- Знаешь ли ты, где находишься?
- Нет. Не знаю. Вероятно, в штабе 39-й армии в Порт-Артуре.
- Ошибаешься. Ты находишься в армейском штабе СМЕРШа в Порт- Артуре.
- СМЕРШ? А что обозначает это слово?
- Смерть шпионам!
- А какое отношение я имею к вашей организации?
- Вы являетесь агентом секретной службы США!
- Это что, анекдот?
- Нет. В нашем учреждении анекдотами не занимаются, и те, кто сюда попадают, никогда не выходят.
- Никогда?
- Если, конечно, они не виновны, что бывает крайне редко.
Я удивленно посмотрел на него. «Что за чушь? Ведь он несет ерунду!» Внезапная вспышка заставила меня вспомнить о давнем приключении с японцами. Есть ли правда в его словах, или это просто проверка, так же, как у японцев.
- Я никогда не был агентом американских секретных служб!
- Так ли это? Мы еще посмотрим! У нас есть вполне надежная информация, что ты работал американским агентом на вице-консула США в Дайрене, Айзека Пэтча!
Я, совершенно ошеломленный, посмотрел на следователя. Мне стало смешно слышать такое нелепое обвинение. И тут я подумал про себя, что капитан, по всей вероятности, просто псих. Он ведет себя так, как и японцы, обвиняя меня в шпионаже на американцев, а затем, и на Советы.
Следователь открыл свой кожаный портфель.
- Вот доказательства, - произнес он.
- Какие еще доказательства? - переспросил я с удивлением.
- Твои встречи с Пэтчем и передача американцам военной информации.
Никаких доказательств, что я американский агент, просто не могут быть. Я никогда и никому не передавал никакой информации, в том числе и американцам!
- Но ты встречался с Пэтчем неоднократно. Ведь это ты отрицать не можешь?
- Да, конечно. Я не собираюсь отрицать это. Но всегда по делу.
- И по какому делу?
- По школьному делу. Его дочь Пэни посещала детский сад при нашей школе в Дайрене.
- И что это была за школа?
- Академия Мэринол Св. Доминика в Дайрене.
- Какого святого?
- Общество Святого Доминика сестер Мэринол в США.
- И ты на них также работал?
- Да, конечно. Но не как агент или шпион. Никакой я не разведчик, да и никогда таковым не был. Я не работал никогда ни на англичан, ни на русских, ни на американцев или китайцев, и даже не на японцев. Я всего лишь школьный учитель.
- А какой предмет ты преподавал?
- Английский. Я всего лишь помогал академии Мэринол из-за острой нехватки педагогов.
- Расскажи о своем знакомстве с Пэтчем. Где ты с ним познакомился?
- В школе. Я ведь сказал, что его дочь училась в нашей школе.
- А какую информацию пожелал получить Пэтч от тебя?
- Он всегда интересовался учебой дочери Пэни в школе. Только и все.
- Ты врешь! У нас есть доказательства о твоих встречах с Пэтчем.
- Ну и что? Где они?
- Они лежат в этом портфеле. У нас есть достаточно улик для доказательства твоей шпионской работы на американскую секретную Службу.
- Тогда положите их на стол и дайте мне взглянуть на них. Ваши обвинения просто выдуманы! Все это - ложь! Я никогда не занимался никаким шпионажем!
Следователь вскочил, вышел из своего огромных размеров стола и подошел ко мне. Затем он нанес мне сильный удар.
- Ты отрицаешь, что занимался шпионажем?
- Да, конечно!
Он ударил меня снова и снова, одновременно матерясь и произнося весь свой набор проклятий и ругательств.
- Жидовская твоя морда, закричал он. Проклятая еврейская рожа! Сукин ты сын! Кого ты здесь пытаешься обмануть?
Двери комнаты чуть приоткрылись и стоявший за ней конвоир спросил капитана: «Все ли в порядке?»
- Да, да! Все в порядке. Закрой дверь и никого не пускай.
Тут капитан, после вопроса конвоира, немного успокоился. Он то знал, что я говорю правду, и в этом не было никаких сомнений. Однако моя невиновность никак его не устраивала. Он ожидал услышать от меня иные слова, что-нибудь компрометирующее г-на Пэтча и, естественно, меня.
Было уже три часа утра, когда он поднял телефонную трубку и отдал приказ. В комнату вошли два конвоира и увели меня. Мне дали неделю на размышление, чтобы признать чудовищные обвинения выдвинутые следователем. «Пусть будет, что будет, - думал я, - но я никогда не признаю себя шпионом».
Дни проходили монотонно. Мне нечего было делать, кроме как ходить по крохотному пространству камеры и предполагать, что может произойти со мной в ближайшем будущем. В таких случаях, поневоле, начинаешь рассуждать где, когда, и как, я мог допустить какой-нибудь промах и каковы будут последствия.
Через неделю меня вновь вызвали на допрос. Дверь открылась, и дежурный охранник спросил:
- Как фамилия?
- Я ответил.
- Давай, выходи на допрос!
Двое конвоиров опять доставили меня на второй этаж главного здания. Постучав в дверь, ввели меня. Капитан-следователь курил, сидя за своим
огромным столом. Рядом с ним сидел майор, с любопытством меня рассматривавший.
Заметив, что капитан занялся подготовкой вопросов и подготовкой текста письменного заявления, которое мне предъявят для подписи, я подготовился к началу очередной провокации.
- Назови дату начала твоей разведывательной работы в Дайрене на секретную службу США, направленной против Советского Союза? - предложил мне следователь.
- Я никогда не привлекался к шпионажу, как со стороны американских спецслужб, так и Советского Союза.
- Лучше скажи нам всю правду. Ведь мы все знаем о тебе.
- Ну и прекрасно! Если вы все знаете, зачем тогда вы спрашиваете об этом?
- Проверить, что ты говоришь правду.
- Я все время говорю вам только правду. Я никогда не был американским шпионом.
Однако следователь вновь задал тот же вопрос:
- Как ты добровольно стал американским шпионом?
- Что вы хотите сказать под словом "добровольно"?
- Заставляли ли тебя подписывать какие-нибудь обязательства?
- Нет.
- Обещали ли они чего-нибудь, например, деньги в качестве премии за твою работу?
- Нет.
- Каким образом Пэтч тебя завербовал?
- Он никогда меня не завербовывал.
- Какие указания по исполнению твоей шпионской работы он тебе давал?
- Никаких указаний он никогда мне не давал.
- Ты продолжаешь все нам врать, проклятый жидовский ублюдок. - Капитан и майор молча обменялись взглядами. Они сидели, находясь в полумраке, и курили сигарету за сигаретой. Затем капитан встал, подошел ко мне, и силой сжав рукой мое лицо произнес:
- Ты грязная свинья! Ты подлый лжец! Сукин ты сын! Когда ты начал работать и стал агентом американской секретной службы?
- Я никогда не был агентом американской разведки!
- Тогда в чем причина твоих столь частых встреч с Пэтчем?
- Я вам неоднократно об этом рассказывал.
- Этого недостаточно, и не полно рассказывал. Мы точно знаем, кто ты есть на самом деле. Ты американский шпион, и признайся в этом.
- Нет! Я не был шпионом и мне не в чем признаваться.
- Ну... мы еще посмотрим, голубчик! До сего времени, мы достаточно мягко обращались с тобой. Но ты здесь все ровно признаешься нам во всех своих темных делишках.
Капитан вызвал но телефону конвоиров, приказал им увести меня в камеру, что и было исполнено.
Прошло еще десять дней без допросов. Вечером меня вновь вызвали к следователю. Дверь в камеру открылась, и дежурный охранник спросил:
- Как фамилия?
- Я ответил.
- Выходи! Выходи!
Двое конвоиров опять отвели меня на второй этаж в комнату допросов. Войдя, я ушел в угол и присел там на стул. На этот раз с капитаном были еще двое типов из МГБ в штатском. Оба сидели за огромными столами и курили. Затем капитан поднялся. У него в руках была газетная вырезка. Посмотрев на меня взглядом садиста, он сказал:
- Признаешь ли ты, что был американским шпионом?
- Нет! - Я убежденно произнес это слово.
- ... твою мать! Сволочь! Ты все лжешь!
- Нет, я не лгу!
- Где ты находишься, знаешь? Ты в порт-артурском СМЕРШе!
- Я знаю об этом.
- Ты пытаешься провести нас всех! Мы все о тебе знаем! Думаешь, что все мы здесь идиоты?! - закричал капитан.
- Нет. Конечно, нет.
- Тогда зачем ты врешь нам?
- Я не вру.
- Встань, ты, жидовская морда!
Я встал, ожидая сильный удар, по такового не последовало.
- У нас есть все доказательства, что ты занимался шпионажем.
- Какие доказательства?
- Здесь, у меня в руке.
Следователь показал мне газетную вырезку об Айзеке Пэтче, однако, не отдал мне ее в руки, чтобы прочитать опубликованный текст, а читал его сам. Этот текст гласил: «Прага. 20 ноября 1949 г. Г-н Айзек Пэтч, консул США в Праге, был объявлен персоной нон-грата после ареста чехословацкой полицией за шпионаж. До назначения в эту страну, он работал в генеральном консульстве США в гор. Дайрене, Китай, откуда был переведен в Прагу».
Следователь продолжал еще что-то шептать, но я не мог понять ни слова. В конце он сказал:
- Ну вот, ты убедился, что у нас есть веские доказательства о твоей работе на Пэтча в Дайрене?
Я рассмеялся и продолжал стоять, думая, соответствует ли действительности все, что он прочитал. В то время я был наивным парнем, верил людям и всегда помогал им, как мог. Я тогда многое не понимал в политике, но знал, что таковая иногда может служить для сокрытия правды. Я также знал, что дипломаты имеют иммунитет и никогда не подлежат аресту, но лишь высылке из страны, что случается за недопустимое поведение, идущее в разрез с занимаемой должностью, и, в основном, за шпионаж. Безусловно, большинство дипломатов так или иначе занимаются разведывательной деятельностью. Некоторые в большей степени, другие - в меньшей. Однако, на сей раз, капитан скрывал правду. Он лгал, пытаясь убедить меня, что Пэтч был разведчиком и арестован в Праге за недопустимые для дипломатов действия, и эта провокация была специально подготовлена для меня. Поскольку я был знаком с г-ном Пэтчем, я также был объявлен шпионом.
Довод следователя об аресте Пэтча, мягко говоря, звучал для меня как бред психопата.
- Это ложь, причем, идиотская ложь, возразил я. - Дипломаты не подлежат аресту, у них дипломатический иммунитет.
- Что ты сказал, блядь такая, проклятая жидовская сволочь? Считаешь меня лгуном? Это официальное правительственное сообщение. Газета "Руде Право" никогда не напечатает лживые сообщения.
- Может быть вы и правы, но эта газета печатает только те новости, которые она считает нужным для публикации.
- Что...? - закричал следователь. Ты считаешь, что "Руде Право" печатает лишь то, что ей разрешает цензура?
Он подошел ко мне и избил меня. Я упал на пол. Злость охватила меня. Я хотел его ударить, но внутренний голос сказал: «Нет. Не смей!»
- Поднимайся, сволочь, грязная ты свинья! Встань на ноги!
Я встал, находясь словно в неком трансе. Челюсть моя очень ныла. Я здорово рассердился.
- Дайте мне посмотреть газетную вырезку. Я хочу прочитать ее сам, иначе я вам не верю.
- Нет, - последовал ответ. - Это секретная информация!
Я стоял, обдумывая, что же произойдет дальше. Следователь подошел к тем двум типам, молчаливо сидевшим за огромным столом и наблюдавшим за нами. Он что-то прошептал им и позвонил конвоирам, чтобы они увели меня.
Прошла еще одна неделя до моего очередного вызова на допрос. Время, вероятно, было около полуночи.
- Как фамилия? - спросил тюремщик.
- Джо Лернер.
- Как? - переспросил тюремщик.
- Лернер.
- Давай, выходи! На допрос.
На улице стояла темень. Ночь была холодной. Я начал мерзнуть. Двое конвоиров тем же маршрутом повели меня на второй этаж в комнату допросов. На этот раз, кроме капитана-следователя, сидевшего за столом, в комнате никого больше не было.
И вновь мне задавались, ставшие уже стереотипными, вопросы. Допрос продолжался до рассвета.
- Встань!.. Садись! Встань!.. Садись! Признайся, что ты американский шпион.
- Мне не в чем признаваться.
После нескольких ударов кулаком по лицу, для практики, капитан заставил меня стоять час с лишним, пока он читал и что-то писал. Затем, взглянув на меня лукавым взглядом, сказал:
- Ты все еще отказываешься признать, что был американским шпионом?
- Да. Отказываюсь. Не признаю себя виновным.
- На сегодня все. Да! Чуть не забыл, что твоя сестра и подруга прислали тебе посылку. Если будешь себя хорошо вести, то получишь ее завтра.
Я посмотрел с отвращением на него, ничего не сказав. Он вызвал конвоиров. Меня доставили в камеру.
На следующее утро дверь камеры отворилась, и тюремщик сказал, что меня поведут в баню. Это была хорошо мне знакомая японская баня. Когда я жил в Японии, часто посещал такую баню. Но в этой бане меня сторожили, было очень приятно мыться после полуторамесячного пребывания в тюрьме. После завершения мытья, конвоир вернул мне посылку, предварительно проверив все содержимое. В посылке находились зимнее пальто, шапка-ушанка, нижнее белье, свитер, пара туфель, несколько банок сгущенного молока, шоколад, конфеты и халва.
Погода к концу декабря изменилась к худшему. Стало холодно, температура r камере упала ниже нуля. Одной весьма холодной зимней ночью, прижавшись телом к печке, которую охрана топила в ночь, я вдруг упал в обморок. Помню, как меня будил тюремщик и врач. Врач сказал, что из-за плохой вентиляции в камере, через мелкие трещины в печке, из нес проник угарный газ. Меня привели в чувство, дали лекарство и перепели в другую камеру. Эта камера под № 7 находилась напротив главного входа в тюрьму, и через входную дверь в здание постоянно поступал воздух, поэтому я на время мог не опасаться новых отравлений.
31 декабря 1949 г. меня опять вызвали на допрос к капитану, который уже был по горло сыт моим упрямством. Он приказал мне подписать листы допросов, которые он вел.
- Здесь. Прочитай и подпиши их здесь, сказал он.
Я стал читать протоколы, в которых все было превратно и противоположно моим ответам. Он написал, что я работал на шпиона-американца Пэтча, работника консульства США в Дайрене, передавал ему важную информацию о советских войсках, расквартированных в Дайрене, что опять-таки было полным абсурдом, ибо я этого никогда
не делал, и ничего такого следователю не говорил. Состряпав всю эту фальсификацию, следователь объявил меня американским шпионом, работавшим на США.
- Ну, - спросил следователь. - Прочитал все?
- Да.
- Тогда подпиши здесь твою фамилию, на каждом листке допроса.
- Я не буду подписывать эту ложь. Весь этот документ сплошное вранье. Даже мое имя!
- Тебе лучше поставить свою подпись. Мы не будем больше тратить время на тебя.
- Нет! Я не буду подписывать этот документ, чтобы вы со мной не делали. Я совершенно не виновен, и ничего такого не делал, чтобы нанести какой-либо ущерб СССР. И я не шпион!
- Хорошо, - сказал капитан. Все сейчас зависит от тебя. Ты, вероятно, передумаешь в другом месте и захочешь подписать все.
Он вызвал охрану. Меня отвели в камеру. В ту памятную новогоднюю ночь, в камере было несколько теплее. Они дали мне выспаться и не стали водить на ночные допросы.
Утром, в первый день нового 1950 года, мне велели умыться, упаковать свои вещи и готовиться к отъезду. Дали на дорогу мой завтрак - булку хлеба и соленой рыбы, затем дверь открылась, и тюремщик, в который раз, спросил мою фамилию, на что получил уже обычный ответ.
- Выходи вместе с вещами! - приказал охранник.
Я вышел из камеры с мешком в руке. Меня приняли двое солдат в фуражках с синими околышами. Затем посадили в ожидавшую тюремную машину, оборудованную для перевозки заключенных. Меня заперли в крохотное отделение кабины и мы поехали по улицам Порт-Артура в неизвестном мне направлении. Через пару часов автомашина въехала в дайренский порт. День был солнечный, ясный, теплый. Но то был мой последний день пребывания на китайской земле. У причалов стояло множество кораблей под флагами зарубежных стран.
Тюремная машина подъехала к пароходу, пришвартованному к причалу №. 1. То была "Находка", плававшая под советским флагом и совершавшая рейсы между Дайреном и Владивостоком. Большинство дайренцев-заключенных вывозили в СССР морем. Нас сопровождал
офицер из порт-артурского СМЕРШа. Трех арестованных охраняли шесть солдат. Мы взошли на корабль и нас разместили в каютах, каждая из которых имела шесть коек. Трое солдат заняли три нижние койки, заключенные - три верхние.
На всех нас надели наручники, которые прикрепили к стойкам коек. Из иллюминатора в кабине я увидел хорошо мне знакомого Юрия Буданова, бывшего ученика в Мэринол. Он работал в местном отделении МГБ. Он был настолько поражен, увидев меня, что поднес руку ко рту, вероятно, чтобы не вскрикнуть. Он сразу же понял, что меня вывозят в Россию. Я попросил одного из солдат-охранников разрешить мне попрощаться с Юрием. Тот, увидев Юрия в форме войск МГБ, согласился.
- Хорошо. Но побыстрее!
Буданов подошел к иллюминатору. Охранник мог убедиться, что подошедший работал в органах МГБ.
- Куда направляется пароход? - спросил я Буданова.
- В Россию. Во Владивосток.
- Можешь ли передать мои добрые пожелания семье?
- Да, да. Конечно! Я обязательно выполню твою просьбу.
- Просто скажи им, что встретился со мной в порту, и что все нормально.
- О'кей. Будет сделано, подтвердил Буданов. — Не беспокойся. Передам твои слова. Все будет сделано!
Конвоир прикачал прекратить разговор и лечь. Я подчинился приказу. То был для меня день печали и неизвестности. В моих глазах стояли слезы. В моей жизни завершалась целая эпоха.
В полдень корабль покинул порт. После длительного гудка и выхода из акватории при помощи буксиров, корабль взял курс на Владивосток. Я вытер слезы. Дайрен уходил в прошлое навсегда, оставаясь только в памяти. Так завершилась моя многолетняя связь с Китаем - страной, в которой я родился, где жили и работали мои родители, сестры, друзья. Внутренний голос нашептывал: «До свидания! Прощайте навсегда!»
Нас кормили так же, как и всех остальных. Конвоир сопровождал нас при каждом посещении туалета. Он стоял у двери, ожидая нас. Команда корабля нас жалела. Она ведь знала, что нас везут в концлагеря, и поэтому пыталась помочь, как могла, в том числе и
продуктами. Офицер и охранники также пользовались этой возможностью.
Через четыре дня мы прибыли во Владивосток. Здесь нам приказали ждать и только после схода на берег всех пассажиров, к борту парохода пригнали тюремный грузовик, который увез нас на железнодорожную станцию. Было очень холодно и, пытаясь согреться, все мы постоянно прыгали, размахивая руками. Мы долго ждали машину. Офицер позвонил в МГБ. Вскоре подъехал армейский грузовик МГБ. Нам дали овчинные шкуры, чтобы как-то утеплить ноги.
Наконец, через несколько часов, подъехали к пункту назначения - в небольшую тюрьму для политических заключенных, находившуюся в небольшом городке Ворошилов-Уссурийске, севернее Владивостока.