Глава 29.

КАЛИНИН

 

Моим постоянным жильем в городе Калинине стала двухкомнатная квартира в деревянном доме с небольшим двориком по адресу: улица Лермонтова № 8. Это была квартира, предназначенная для проживания иностранных граждан. В углу квартиры, у самого входа, была крохотная деревянная пристройка, настолько тесная, что даже стоять в ней было трудновато, но, тем не менее, она была достаточной для размещения только одного человека. Я занял эту жилую площадь, поскольку никто не пожелал в ней селиться.

В другом углу, рядом с пристройкой, располагалась кухня. В комнате стояли три кровати. Владельцы квартиры спали на двуспальной кровати, а каждый из иностранцев - на индивидуальной койке. Всего в квартире проживали пять человек, по всей вероятности, под негласным надзором милиции.

Матье Керисилидзе, грузин французского происхождения, был парижанином. Он ожидал французский паспорт и советскую визу. Его родители жили во Франции. Другим иностранцем был этнический русский немецкой национальности по имени Вольфганг, родом с Волги. Его семья прожинала в Гамбурге. Он также ожидал свой немецкий паспорт и советскую визу. Оба иностранца были арестованы за службу в немецкой армии и обвинены в сотрудничестве с врагом во время войны. После отбывания сроков их освободили и отправили в Калинин.

У Матье была русская подруга Римма Луцик, отбывавшая вместе с сестрой срок заключения в Воркуте. Римму арестовали в апреле 1948 г. по обвинению в шпионаже в пользу США и приговорили к 25-ти годам заключения в лагере. Во Вторую мировую войну Римма с родителями проживала в Ленинграде. В 1942 г. ее отец скончался от голода, и она с мамой эвакуировались в город Архангельск к родственникам. В этом городе проживала также ее замужняя сестра.

Завершив ускоренный курс обучения на факультете английского языка педагогического института города Архангельска, Римма была направлена на работу библиотекарем в интернациональный клуб иностранных моряков того же города. Там она познакомилась со

 

многими американцами, работавшими в военной миссии Соединенных Штатов, но органы НКВД вели постоянную слежку за всеми ее действиями. Будучи привлекательной молодой девушкой, она, естественно, имела много знакомых среди иностранцев. Вскоре она была арестована и обвинена в шпионаже. Римму реабилитировали в 1957 г. и на год отправили в Калинин. В этом городе они познакомились с Матье. Сестра настаивала на их свадьбе, но до этого надо было обеспечить место жительства в Ленинграде (там проживала мама Риммы). Следовало также решить возможность получения жилья в Москве, где Матье занимался случайными переводами по спортивной тематике, или даже в городе Тбилиси, где проживали некоторые его дальние родственники. Шарль де Голль имел соглашение с СССР о репатриации всех французских граждан из страны в обмен на репатриацию советских граждан, проживавших во Франции, поэтому предполагаемая свадьба распалась. В декабре 1957 г. Матье выехал в Париж, а Римма переехала к маме в Ленинград. Она так никогда и не вышла замуж.

Во время войны хозяин квартиры Василий был на фронте, а его супруга Катя партизанила в лесах, окружающих Калинин. Было очевидно, что она работала стукачом, и ей предназначалось приглядывать за нами. Она регулярно информировала власти о наших передвижениях, поездках, действиях. Матье и Вольфганг предупредили меня заранее о ее стукачестве. Они сказали, чтобы я тщательно обдумывал каждое действие и слово. Но ее супруг был неплохим парнем, однако всегда пьяным. Находясь дома, он окончательно напивался и засыпал. Катя часто жаловалась нам на поведение мужа и его пьянство. Когда он окончательно засыпал, она постоянно занималась с нами флиртом и вела себя достаточно развязано.

Я уже рассказывал, что незадолго до освобождения в лагере Мяундже получил в июне 1956 г. вызов через Красный Крест в Женеве на выезд к сестрам в Израиль. После освобождения я немедленно письменно сообщил о вызове в посольство Израиля. Из-за отсутствия ответа, я решил в июле отправить телеграмму в адрес посольства. Вскоре в почтовое отделение Мяундже пришло письмо, подтверждающее их получение. Второй секретарь посольства г-н А.

 

Агмон рекомендовал передать полученные документы в местное отделение милиции и сообщил, что посольство с радостью даст мне въездную визу после получения паспорта и выездной визы от советских органов (но я тогда, в Магадане, пренебрег советам, поскольку готовился выехать в Москву, решив лично посетить посольство Израиля в столице).

Матье и Вольфганг, после моего рассказа об инцидентах, имевших место в Москве, рекомендовали информировать посольство письмом о моем новом месте пребывания. Решив последовать их советам я написал второе письмо в адрес посольства, в котором информировал их, что после трех неудачных попыток войти в их здание, меня увезли и поселили в Калинине. Я также обратился к дипломатам за получением израильского паспорта.

Письмом от 10 декабря 1956 г. А. Агмон сообщил о необходимости подачи заявления только после подтверждения отсутствия какого-либо гражданства, поэтому, у меня не оставалось иного выбора кроме как посетить ОВИР г. Калинина, где я познакомился с занимавшимся моим делом, г-ном Павловым. Внимательно прослушав мой рассказ, он объяснил, что мне необходимо, прежде всего, оформить паспорт в милиции и только после этого приходить с израильским приглашением, чтобы подать заявление в ОВИР на получение выездной визы.

Я возражал против такой процедуры, сказав Павлову, что никогда не имел советского гражданства и паспорта и не желаю получить таковой.

Павлов ответил спокойным голосом:

- Разве вы не знаете, что в 1945 г. правительство СССР объявило амнистию всем бывшим белоэмигрантам, родившимся в России или в какой-нибудь другой стране.

- Нет, — ответил я. - Никогда не слышал об этом решении. Но какое отношение этот закон имеет ко мне? Я ведь не русский по национальности.

- В этом все и дело. Твой отец был подданным России, служил в русской армии, что автоматически делает тебя российским гражданином.

- Но мой отец был евреем. После революции 1917 г. он потерял свое российское гражданство. Кроме того, после завершения русско-

 

японской войны 1904-1905 г. отец выехал в Соединенные Штаты, где проживал до 1920 г.

- И что же произошло после 1920 г. - спросил Павлов с явным интересом.

- В 1920 г. он жил в Дайрене без подданства. Этим городом управляли японцы. Разве такое положение делает его гражданином СССР? Он, в конце концов, никогда не жил в Советской России!

- По амнистии 1945 г. все бывшие белоэмигранты автоматически получили гражданство СССР.

- Невероятно! - ответил я. Но мы никогда не были российскими гражданами, почему же сейчас я должен им стать?

- Тысячи людей уже автоматически стали советскими гражданами, — ответил Павлов, улыбаясь.

- Вы желаете сказать, что меня, как и всех белоэмигрантов в Дайрене, автоматически «крестили» в советское гражданство?

Я посмотрел на Павлова с удивлением, вспоминая, что после завершения войны и освобождения территории Маньчжурии от японцев, в Китае проживали сотни тысяч россиян, включая пять тысяч евреев-ашкеназов, главным образом, выходцев из России, тысяча сефардов, выходцев из Ирака и Индии, проживавших в Шанхае. Там же также находилось до тридцати тысяч человек - беженцев из Германии, Австрии, Польши, стран Прибалтики, прибывших в город в 1933 -1941 гг. Численность евреев-россиян, проживавших в Харбине достигала 15-ти тысяч, и в каждом из городов - Дайрене, Циндао, Мукдене - около ста пятидесяти семейств. Небольшие группы евреев проживали также в других населенных пунктах Китая.

Сразу после войны правительство СССР объявило амнистию бывшим белоэмигрантам - тем, кто либо родился в России и тем, кто имел отношение к российским корням. Советский Союч предлагал всем, кто не имел паспортов, принять советское гражданство и выехать в СССР. И надо скачать, что тысячи россиян, уставших от своего беспаспортного статуса, автоматически получив гражданство СССР, вернулись на свою родину, в том числе и многочисленные евреи-россияне.

До Шанхая доходили слухи о жизни в России. Они были отрицательные, но не все в это верили. Из одной еврейской семьи две

 

сестры договорились, что одна из них поедет в Россию, а вторая останется ждать в Шанхае реакции сестры. Поскольку критиковать Россию было опасно, они решили, что если все будет в порядке в России, и можно будет ехать и воссоединиться с сестрой, то письма будут писаться черными или синими чернилами. В том же случае, если жизнь будет плохой, и сестра не рекомендовала бы ехать в Россию, то это письмо она обещала написать красными чернилами.

После долгого молчания, пришло, наконец, письмо. Оно было написано синими чернилами. Но в конце письма сестра приписала маленькими буквами: «P.S. Очень извиняюсь, хотела написать письмо красными чернилами, но не смогла найти».

Обозленный, я сказал Павлову:

- Все, что вы рассказали, меня не касается. Я не имею гражданства и паспорта. Вы обязаны понять это. Я, по национальности, не русский, а еврей, желающий выехать в Израиль для воссоединения с семьей.

- Понимаю твое положение достаточно хорошо, - ответил Павлов. - Но ты никак не желаешь понять меня! Все, кто проживает на территории СССР, обязан иметь идентификационный документ, в данном случае, паспорт, иначе, ты не сможешь подать заявление в ОВИР без этого документа. Приходи после получения паспорта.

- Но я не собираюсь получать советский паспорт!

- Это твое личное дело. Ты находишься на территории СССР и проживаешь без паспорта, что создает тебе массу неприятностей и трудностей.

Мы расстались. Я покинул ОВИР расстроенным, не зная, что предпринять. Дома я рассказал Матье и Вольфгангу о разговоре в ОВИРе. Они также были обеспокоены отсутствием результатов встречи.

Я продолжал жить в Калинине без паспорта. 17-го мая 1957 г. пришло письмо из посольства Израиля за подписью А. Агмона, в котором сообщалось, что мое дело рассматривается компетентными чиновниками Министерства иностранных дел СССР, и что после получения их ответа, я буду немедленно информирован о его содержании. Я был в восторге! Наконец-то, посольство Израиля стало добиваться решения моего дела.

 

Летом 1957 г. в Москве состоялся Международный фестиваль молодежи и студентов, посвященный миру и братству народов всех стран. Несмотря на предупреждение ОВИР не покидать Калинин, я все-таки решил поехать в Москву и встретиться с членами израильской делегации.

Я продолжал жить в Калинине без паспорта.

Для участия в фестивале — первом, когда-либо проходившем в СССР, - в столицу приехала группа израильтян численностью в сто человек, главным образом, кибуцников, в том числе певцов и танцоров. Делегацию Израиля, как и всех остальных, медленно везли на грузовиках по центральным улицам Москвы. Накал и теплота встречи были велики. Стоявшие на тротуарах неоднократно прорывали кордоны, чтобы пожать руки делегатам. Я также участвовал в одном из таких прорывов, приветствуя израильтян. Мне подарили значки-сувениры. На одном из значков был изображен флаг Израиля, и я постоянно с гордостью носил этот значок на пиджаке.

Для охраны от возможного воровства личных вещей делегатов было мобилизовано пять тысяч воров, которые, следует сказать, честно выполнили свой, казалось бы невозможный к исполнению долг, оказав помощь милиции в обеспечении спокойствия и порядка в этот международный праздник.

Несмотря на многократные усилия властей не допустить прямых контактов российских евреев с израильтянами, например, путем переноса концертов в другие залы, встречи все-таки имели место. В результате контактов многочисленные российские евреи включились в скрытое движение алии и, в конечном счете, тысячи людей выехали в Израиль.

(Через тридцать лет, в 1987 г. многие из тех, кто был на фестивале, смогли опять встретиться с бывшими членами израильской делегации на эмоциональной встрече в Эйн-Хемер. Я был участником и одним из организаторов той встречи и отснял фильм на видео, посвященный событию, прошедшему с большим успехом.)

В октябре 1957 г. Матье выехал в Париж, а 1-го ноября Вольфганг - в Германию. Я остался один. После их отъезда пришли представители местной милиции узнать причину моего отказа взять советский вид на жительство. Меня оштрафовали на 75 рублей за проживание без

 

документов, причем без каких-либо объяснений. Я немедленно уплатил штраф, но через месяц после нового посещения милиции штраф составил 100 рублей, который я также уплатил.

Меня спросили причину отказа взять вид на жительство в местном отделении милиции.

- Я не являюсь советским гражданином! - ответил я.

- Но вы обязаны иметь личный паспорт и прописаться по месту вашего жительства. В противном случае придется платить штраф по возрастающей шкале и, в конце концов, штрафные санкции станут настолько большими, что вы не сможете их оплачивать. Тогда вы подлежите аресту. Неужели вы этого желаете? Не будьте упрямым, пойдите и заберите свой вид на жительство.

Угрозы, штрафы и давление продолжались, а потому я решил найти более подходящее место для проживания в другом районе города. Вскоре я нашел и арендовал комнату в частном доме по улице Бассейная № 15. Ко мне затем поселился другой иностранец - югослав Олег. Мы стали хорошими друзьями.

4 ноября 1957 г. меня неожиданно пригласили прибыть к начальнику городского отдела милиции в здание МВД.

- В чем причина проживания без паспорта и без прописки в отделе милиции твоего района, - спросил полковник.

- Я ожидаю паспорт от ОВИР без указания гражданства.

- Ерунда! Тебе никогда не выдадут такой. Ты — советский гражданин и обязан здесь жить по законам СССР.

- Но я не нарушал каких-либо законов.

- Нет, нарушил, - ответил полковник со злобой.

- Тогда почему вы меня не арестуете?

- Будь уверен, что мы это сделаем!

Он встал и вышел. Я покинул здание МВД, размышляя о возможных санкциях, которые мог бы предпринять полковник. Был ли этот разговор угрозой или только серьезным предупреждением? Только время должно было расставить все по своим местам.

Милиция посетила меня на следующее утро. Меня доставили в центральное управление МВД, поместили в камеру предварительного заключения, где уже находилось семь человек. В камере я пробыл с неделю. Никто не вызывал меня на допрос, и я находился наедине со

 

своими мыслями. Я уже проходил по разряду опытного заключенного, знал как себя вести и был спокоен. Все арестованные интересовались причиной моего задержания. Но я не распространялся о своих делах, только сказал, что не брал паспорт. Они были весьма удивлены моими действиями и никто не мог предположить причины моего отказа, но от комментариев я отказался.

Сороковая годовщина революции 7-го ноября 1957 г. была с энтузиазмом встречена сокамерниками. Нес, кроме меня, ожидали объявления амнистии. Последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР об амнистии, прекращавший все дела, подлежащие слушанию в судах. Указ, таким образом, затрагивал меня и нескольких сокамерников.

Через неделю после ареста, 12 ноября, меня доставили к районному помощнику прокурора Пролетарского района г. Калинина, г-же Богатовой, которая, согласно указа об амнистии прочитала постановление, объявлявшее мою полную реабилитацию, кстати, вторую за жизнь. Постановление было подписано прокурором района, советником юстиции Дурневым.

Но до передачи что го документа Дурнев пригласил меня в свой кабинет. Закрыв дверь и оглядевшись, советник юстиции дружеским жестом пригласил меня сесть. Затем он спросил, читал ли я лично постановление?

- Нет. Мне его зачитывала Богатова.

- Хорошо. Очень хорошо! - сказал Дурнев. - Удовлетворен ли ты формулировкой и выводами постановления? Желаешь ли внести какие-нибудь изменения или добавить что-нибудь?

Я взглянул на Дурнева с удивлением. Сразу мелькнула мысль, что у моего собеседника что-то на уме. Государственный прокурор внезапно спрашивал, желаю ли я внести корректировку или добавления к постановлению, которое он составлял лично. Такое событие просто так не бывает.

Он продолжал:

- Я могу сделать это для тебя, так как я не из тех, - тут он сделал многозначащий жест в сторону здания городского отдела КГБ.

 

- Благодарю за помощь, — ответил я. — Вы, по всей вероятности, знаете достаточно хорошо мое дело. Искренне благодарю вас за предложение.

Дурнев кивнул головой и жестом руки дал мне понять, что он дружески расположен ко мне.

- Все-таки, скажи твои дополнения, которые я бы мог внести в постановление, - спросил Дурнев.

- Ну, если уж вы действительно желаете мне помочь, желаю добавить свой параграф в постановление сразу после первого параграфа текста.

- И как таковой будет звучать?

Желаю внести следующую фразу: «Лернер заявил, что не получает советский паспорт, так как не является гражданином СССР и ожидает ответ по этому вопросу от Президиума Верховного Совета СССР».

- И это все? - спросил Дурнев.

- Нет. Есть еще один пункт.

- Какой?

- В завершающем параграфе постановления добавить следующую фразу: «Лернер освобождается от обязательства не покидать свое место жительство в Калинине».

Дурнев вызвал своего заместителя Богатову и приказал ей переделать постановляющий параграф.

- Но... Но...!

- Никаких но! - приказал Дурнев. - Выполните задание и принесите постановление немедленно!

- Вскоре мне вручили новую, переработанную копию постановления.

- Вы удовлетворены? - спросил Дурнев.

- Да. Очень!

- Хорошо, - последовал ответ.

Я понимал, что такое изменение текста просто за спасибо не делается, и мне следовало что-то предпринять в ответ. Я хорошо знал, что за услугу надо платить, но не знал чем.

Дурнев болел туберкулезом и лекарства, которые он получал из клиники помочь не могли, так как доступный стрептомицин не выпускался в абсолютно чистом виде. Врачи предложили ему

 

получить это лекарство в заграничном исполнении, так как в противном случае судьба его будет решена. Поэтому, когда перед Дурневым легло мое дело, он решил достать заграничный стрептомицин с моей помощью. На этот счет в России есть поговорка «Рука руку моет!»

- Вы очень помогли мне, - сказал я. - Поэтому желаю знать, чем я могу помочь вам, чтобы оплатить долг? - спросил я Дурнева.

- Ты можешь оказать мне услугу. Я туберкулезник. Врачи говорят, что нет шансов на спасение, если не достану очищенный заграничный стрептомицин. Вот я и подумал, сможешь ли ты помочь? У тебя ведь родственники за границей. Могли бы они тебе отправить этот стрептомицин для меня?

- Лично для вас я сделаю все возможное. И если не из Израиля, то из США. В Нью-Йорке проживает моя сестра. Не беспокойтесь. Вы скоро получите ваше лекарство.

Дурнев был поражен, услышав мои слова. Ведь вопрос стоял о его жизни в связи с ухудшением здоровья. Он сердечно поблагодарил меня и мы расстались друзьями. Я сказал, что позвоню сестрам немедленно.

Позвонив Саре в Израиль, сообщил, что срочно нуждаюсь в стрептомицине из-за заболевания туберкулезом. Через месяц я получил бандероль с лекарством и вручил его Дурневу, который буквально расплакался и не знал, как отблагодарить меня. Он искренне посмотрел на меня и сказал, что если мне потребуется помощь, то я могу располагать его услугами. Мы решили при необходимости поддерживать контакты.

Я возвратился домой во второй половине дня. Олег обрадовался, увидев меня невредимым. Его беспокоило мое длительное отсутствие. Я рассказал ему историю приключений, произошедших за неделю. Олег рекомендовал посетить Павлова и попробовать документы, выдаваемые лицам без гражданства. Его предложение вызывалось необходимостью прекращения уплаты многочисленных штрафов за безпаспортное проживание и вторичный арест. По его мнению, такое положение стало нетерпимым, и я согласился с доводами Олега.

Я опять посетил Павлова в ОВИРе. Вежливо поприветствовав меня, он спросил получил ли я документ в отделении милиции (можно подумать, что он не знал ситуацию).

 

- Нет.

- Тогда зачем ты пришел сюда? Ты ведь знаешь, что не сможешь подать документы на выезд в Израиль при отсутствии общесоюзного паспорта.

- Да, знаю. Но я получил письмо из посольства, касающееся моего дела.

Прочитав письмо, Павлов спокойно ответил:

- Это хорошо, что о тебе заботится посольство Израиля. Однако, главное, что желаю тебе сообщить, то это факт, что ты все-таки считаешься советским гражданином.

- И тем не менее, я не являюсь таковым.

- Юридически да. Однако, если ты желаешь отказаться от своего советского гражданства, то должен написать заявление об этом на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Ворошилова К.Е.

- Отказа от своего советского гражданства?

- Да.

- Но я же не советский гражданин!

- Нет. Ты - советский гражданин и чем скорее осознаешь этот факт, тем лучше будет для тебя.

Взглянув на Павлова, услышав его особую серьезность в произнесенной фразе, таившей в себе определенные намерения органов власти с непредсказуемыми последствиями. Подумав, я ответил ему:

- Хорошо! Напишу заявление Ворошилову, но не больше. Как мне следует оформить мой документ?

Павлов вышел из комнаты, вернувшись вскоре с бумагами.

- Здесь анкеты, которые следует заполнить. Необходимо также уплатить в банк государственный налог в 500 рублей за услуги по отказу от советского гражданства. Принеси корешок квитанции, я перешлю твои документы в Верховный Совет.

Заполнив анкеты, я вернул их Павлову. Затем внес в банк требуемые 500 рублей и принес ему квитанцию.

- Отправлю их немедленно, - ответил Павлов. - Тебе следует набраться терпения в ожидании ответа. Насколько я знаю, до сего времени (1958 г.) ни один житель в стране не подавал заявления об

 

отказе от советского гражданства. Твое дело станет проверкой положения.

Улыбнувшись, я взглянул на Павлова, и затем спросил:

- Придется ли мне продолжать платить штрафы в ожидании ответа?

- Нет, нет! - ответил Павлов засмеявшись. - Никаких штрафов больше! Но... тебя могут арестовать.

Мы расстались по-дружески, даже пожав руки.

Своими действиями мне удалось зажечь надлежащую искру в среде моих друзей, и через них - вызвать аналогичные действия, которые предприняли затем многие молодые москвичи, а также жители других городов.

Вскоре я написал письмо в посольство Израиля, в котором уведомлял, что подал заявление на имя Ворошилова об отказе от мнимого советского гражданства и об оплате 500 рублей за «услуги». Через неделю посольство подтвердило получение моего письма.

19-го февраля 1958 г. я пошел в районный отдел милиции Новопромышленного района и подал заявление на имя начальника отделения, в котором просил выдать мне паспорт для лица без гражданства, согласно решения ОВИР СССР от 8-го января 1958 г. когда я отказался от своего советского гражданства.

Через три месяца поступило письмо из отдела общего надзора прокуратуры г. Калинина, сообщавшее, что я остаюсь гражданином СССР, и поэтому мое заявление в милицию не имеет какой-либо юридической силы.

Стало очевидным, что это был косвенный ответ на заявление в адрес Ворошилова в части отказа от «советского гражданства». Добавлю, что по этому вопросу еще никто не получал положительного решения. Отказ от советского гражданства расценивался только как измена, предательство. Но вот я стал первым, кто рискнул нарушить негласные законы поведения советского общества. Ворошилов (если этот документ дошел до него лично) вероятно подумал, что подавший его был просто сумасшедшим!

Я решил поехать в Москву, на Петровку 38, на встречу с руководителем Отдела реабилитации граждан. Меня привели к полковнику, который, куря, что-то читал. Представившись, я рассказал

 

ему всю мою историю. Внимательно ее выслушав и посмотрев все документы, полковник вернул их мне.

- Какова причина твоего посещения?

- Подача жалобы.

- На что?

- На статус моего гражданства и общие условия, в которых сейчас нахожусь.

Посмотрев на меня презрительным взглядом, полковник сказал:

- Что касается вопроса о гражданстве, то я ничем не могу помочь тебе. Этот вопрос о гражданстве решает Верховный Совет, считающий тебя советским гражданином.

- А помощь, касающаяся моего личного положения?

- С этим могу помочь. Что ты именно хочешь?

- Хочу выехать в Израиль с целью воссоединения с семьей, которая проживает там.

- Проблема может быть решена только в том случае, когда у тебя на руках будет общесоюзный советский паспорт. Рекомендую тебе не терять время и получись этот документ. Тогда сможешь подать документы на оформление выездной визы.

Поблагодарив полковника за совет, я возвратился в Калинин. Дома я рассказал Олегу, что попал в тупиковое положение и не знаю, что предпринять. После многократных обсуждений дилеммы, мы пришли к выводу, что иного пути, кроме как брать советский паспорт не существовало. Посольство Израиля не могло помочь. И следовало идти в милицию, чтобы получить паспорт, и чем быстрее, тем лучше.

В июле 1958 т. я пришел в городской отдел Министерства внутренних дел, чтобы оформить паспорт. Заполняя анкету на получение документа, я записал в ней следующую формулировку: «Не имея гражданства и находясь под угрозой ареста за безпаспортное проживание, вынужден брать данный документ для возможности оформления необходимых бумаг на въезд в Израиль».

Передав анкету стал ждать результатов. Меня вызвали к начальнику отдела милиции, тому же подполковнику, который подвергнул меня аресту. У него в кабинете также присутствовал офицер, принявший мое заявление. Он заявил, что не может мне

 

выдать паспорт на основании моей приписки. Взяв мое заявление и документы, прочитав их, подполковник засмеялся.

- Ты, сукин сын! - закричал он. - Неужели думаешь, что такое заявление будет нами принято?

- Почему бы и нет? Ведь я подал заявление на получение паспорта. И вы с самого начало желали, чтобы я получил паспорт.

- Да, желаем. Но только не с такой припиской.

- Но я написал только правду!

Подполковник и его помощник стали опять смеяться. Они были поражены моей дерзостью. Ведь никогда и никто не осмелился бы подать такое заявление на получение паспорта. И сейчас подполковник не знал, что предпринять.

Взглянув на меня еще раз, он покачал головой, сказав:

- Я встречался с евреями много раз, но никогда еще не встречался с таким евреем, как ты.

- Я израильтянин, - последовал ответ. А это огромная разница между евреями, жителями России и израильтянами. Израильтяне сражались за свою свободу и независимость, за свое право жить евреями на своей родине. Они бойцы, а я лишь один из них.

Офицер на этот раз взглянул на меня с уважением. Он приказал помощнику:

- Выдайте ему паспорт. И пусть он радуется своему пребыванию в нашей стране до получения выездной визы в Израиль.

Через десять минут у меня на руках был общесоюзный паспорт, идентичный миллионам остальных, что были на руках советских граждан. На одном из листов документа стояла печать о прописке в Калинине. Единственное отличие этого документа заключалось в формулировке, что он выдан на основании тюремной справки, означавшей разрешение проживания на расстоянии не менее чем 101 километр от границ любого большого города страны. Я протестовал, так как был полностью реабилитирован, но милиционер только пожал плечами, выражая свое полное безразличие.

На следующий день я пошел в ОВИР с приглашением из Израиля и подал Павлову все документы. Павлов обрадовался, увидев мой советский паспорт. Он был уже информирован обо всем из МВД,

 

однако притворялся, что ничего не знает, поэтому, с удивлением в голосе спросил:

- Итак, ты, в конце концов, все-таки получил паспорт?

- Да, получил. Но какой ценой!

Павлов стал смеяться. Он просто не мог остановиться. Я спросил о причине его смеха.

- Это ты?

- Я.

- Да, ты. Что за чертовщину ты написал на заявлении в милицию?

- Только правду и ничего больше.

- И ты ожидал, что на таких условиях тебе выдадут паспорт?

- Ну, да. И как видите, получил его.

- Твое счастье, что ты все-таки иностранец, причем, реабилитированный. Иначе оказался бы в тюрьме на весьма долгий срок. Но сейчас сталинское время ушло, и как видишь, со времени 20- го съезда КПСС многое изменилось.

- Знаю, — ответил я. - И чувствую эти изменения во многом. Павлов обещал начать оформление немедленно, и все документы сразу отправить в Москву, а пока, на период ожидания, посоветовал найти работу, что я и сделал. Поступив шофером в больницу № 6, я получил возможность часто посещать столицу. Каждый раз, бывая в Москве, я навещал Мишу Маргулиса, Семена Бадаша, и некоторых других моих московских друзей. Мне нравилась столица, и я решил, что в случае отказа в выдаче выездной низы, чтобы не терять время, поступлю учиться в одно из высших учебных заведений, чтобы получить высшее образование. Можно было одновременно ждать визы и учиться. Миша и Олег одобрили мое решение.

Через месяц я был приглашен Павловым в ОВИР. Он сообщил об отрицательном ответе из Москвы. Никаких выездных виз мне не полагалось! Но он также сказал, чтобы я не впадал в депрессию и через год подал документы вторично. Я ему сказал, что я сделаю это обязательно, и ушел.

Не теряя времени, я подал заявление на юридический факультет Ленинградского университета, успешно прошел вступительные экзамены, требуемые для поступления, но я забыл о существующей квоте для евреев, допускаемых к учебе. Позже мне было отказано

 

также в приеме в московский Медицинский институт и в Институт иностранных языков.

Я опять пошел на Петровку 38 к полковнику, рекомендовавшему мне получить паспорт. Он был удивлен встрече со мной.

- Что могу сделать для тебя? - спросил он с улыбкой.

- По вашему совету я получил паспорт, затем подал на выездную визу в Израиль, но мне было отказано. Сейчас я желаю учиться, но ни одно из высших учебных заведений не желает меня зачислить.

Вероятно, ты не сдал вступительных экзаменов.

- Я сдал все положенные экзамены, но меня не зачисляют без каких-либо объяснений.

Полковник КГБ молчал. Он то знал, что существующая квота на прием студентов-евреев стала причиной отказа. Прежде чем полковник мог что-либо ответить, я продолжил:

- Зачем вы меня продолжаете держать в этой стране? Я желаю уехать домой, в Израиль. Вы не нуждаетесь ни во мне, ни в моих услугах, не предоставили мне нормальное жилье, запрещаете получить высшее образование, не выдаете выездную визу. Почему все ваши санкции вы вымещаете на мне? Ведь вы знаете, что меня полностью реабилитировали, и если говорить на простом языке, то совершили ошибку, арестовав меня в Китае. И сейчас продолжаете держать меня здесь.

Полковник молчал. Подумав, он сказал:

- Ладно, помогу тебе. В какое учебное заведение ты подал заявление?

Я назвал ему наименование учебных заведений, рассказав, что пришли отказы из Ленинграда, московского Медицинского института и из Института иностранных языков. Только Московский педагогический институт согласился принять меня, но я не желаю стать учителем.

- Но ты им можешь стать. Согласно твоего дела, ты преподавал английский язык в Дайрене. В чем причина твоего нежелания получить эту специальность в России?

- Есть ли еще какое-нибудь высшее учебное заведение, куда я мог бы подать заявление и быть зачислен?

- Да. Только одно.

 

- И какое?

- Институт рыбного хозяйства. В этот институт принимают даже тех, кто провалился на экзаменах.

Понимая, что у меня не было иного выбора, как принять его предложение в части педагогического института, решил согласиться на выборе.

- Ну? Следует ли мне звонить в институт, - спросил с юмором в голосе полковник.

- Хорошо. Могу только сказать, что это был ваш выбор.

Полковник КГБ набрал по телефону номер ректора Московского областного педагогического института, объяснил ему, кто я такой, и что меня надо зачислить в студенты в 1958-й учебный год.

На вопрос ректора прошел ли я вступительные экзамены, полковник ответил утвердительно, подчеркнув, что меня, тем не менее, не зачислили.

- Понимаю, — ответил ректор. — Пусть приходит. Я зачислю его в список студентов.

Полковник затем обратился ко мне, сказав:

- Видишь, как легко решилась твоя проблема. Сейчас ты студент МОПИ. Поздравляю!

- Благодарю за помощь. Но остается проблема жилья.

- Я также решу ее немедленно.

Он позвонил председателю горсовета Калинина и приказал ему выделить мне комнату сразу же, как только возникнет такая возможность.

- Все твои проблемы решены. У тебя будет комната, есть работа, станешь студентом. Удовлетворен?

- Да, очень!

- Желаю тебе успехов, - сказал полковник. Он поднялся и попрощался со мной. А я подумал про себя:

- Вот это, настоящий советский человек!

Я поблагодарил его, радуясь решению столь жизненных для меня вопросов. Я понял, что в конце концов чего-то добьюсь и, прежде всего, получу долгожданное высшее образование.