Глава 33.

ЭПИЛОГ

 

Вилли ЭШ

Вилли приехал в Израиль в январе 1951 г. из Дайрена вместе с мамой и сестрой Фэнни. Они сразу попали в центр абсорбции, где жили некоторое время. Вскоре после приезда Вилли, читая газету «Джерузалем Пост», увидел объявление о наборе на курсы летчиков для самолетов-истребителей. Решив поступить на эти курсы, Вилли прошел необходимые тесты и экзамены, завершил свое двухгодичное обучение и стал летчиком истребительной авиации ВВС Израиля. Он летал на истребителе «Супер-Мираж».

Его сестра Фэнни в конце 1951 г. была призвана на военную службу в израильскую армию. После демобилизации в 1953 г. она вышла замуж за родственника председателя Игуд Йоцей Син - Ассоциации евреев, бывших жителей в Китае - г-на Тедди Кауфмана. У семьи - двое замечательных детей.

Вилли служил на авиабазе в Негеве. Там он встретился с прекрасной девушкой по имени Далия. Они поженились в 1954 г. и у них родилось четверо детей - три мальчиков и девочка.

После завершения воинской службы Вилли решил работать в авиакомпании «Эль-Аль». Он вторично успешно сдал экзамены и в 1958 г. стал работать пилотом гражданской авиации. Когда я приехал в Израиль Вилли продолжал работать в «Эль-Аль». Вскоре его избрали руководителем Союза израильских пилотов. Вилли работал, главным образом, на авиа-маршруте Тель-Авив — Нью-Йорк - Тель-Авив. Свое свободное время он использовал, чтобы ознакомить меня с многочисленными памятными и историческими местами страны и помогал решать вопросы, связанные с абсорбцией. Мы продолжали оставаться такими же близкими друзьями как и в Китае. Ведь настоящая дружба не подвластна времени!

 

Во время Шестидневной войны он совершал полеты в США и страны Европы, доставляя важные грузы, необходимые для военных нужд страны. Вилли был выдающимся пилотом и всегда вовремя и четко выполнял задания. Каждый раз, вылетая с грузом в Израиль, он видел слезы прощания на глазах наземных команд - выражение солидарности с Израилем.

Перед самым началом войны «Йом-Кипур» Вилли взял отпуск, чтобы пристроить пятую комнату в его коттедже. Но в эту войну произошло несчастье. После начала военных действий за Вилли ночью приехали люди из ВВС, так как значительная часть летчиков находилась в резерве, в том числе и Вилли. Он тогда летал на истребителе «Скай Хок». Его попросили оказать помощь военно-воздушным силам в качестве добровольца. Вилли согласился, попрощался с Далией, детьми, и взглянув на свой коттедж, уехал. Далия видела его в последний раз.

На следующий день состоялся воздушный налет на Египет. Во время выполнения одной из таких задач самолет Вилли был подбит. Летчик, летевший рядом с Вилли, видел как Вилли готовился прыгнуть с парашютом. Он прыгнул когда его самолет был охвачен огнем и приземлился где-то в пустыне по другую сторону Суэцкого канала. Но Вилли успел сообщить по рации, что жив и здоров. За ним решили послать вертолет. Вилли поддерживал связь с пилотом вертолета. Но из-за плотности огня противовоздушной обороны противника, миссия по спасению была прервана. Передатчик Вилли внезапно смолк.

После войны о судьбе Вилли ничего не было известно. Он исчез, и его фамилия продолжает числиться в списке летчиков, пропавших без вести. Что с ним произошло остается тайной по сегодняшний день. Погиб ли он? Ответа нет, так как тело Вилли никогда не было найдено. Египтяне отрицают, что Вилли попал в плен или что они знают что-то о его судьбе. Для них он просто не существовал...

Мне чрезвычайно трудно поверить, что Вилли мог просто так исчезнуть. Ведь он благополучно спустился на парашюте, радировал в штаб и лишь через некоторое время связь с ним внезапно прекратилась. Если все сказанное - правда, то тогда, где Вили? Сегодня мы можем только гадать о его судьбе.

В лагере, где я находился, рассказывали о секретных городах в СССР, в которых, якобы, проживали говорящие только по-английски

 

люди, которые там же и работали. Подчеркиваю, что разговоры о таких совершенно секретных городах были, однако, никто не знал их местонахождение. И существовали ли в действительности такие юрода? Это неизвестно, поскольку никто и никогда не вышел из них, чтобы рассказать о них миру.

 

* * *

 

После моего отъезда в марте 1966 г. события в СССР развивались достаточно быстро. Вилли Свечинский, Миша Маргулис, Фима Спиваковский и Авраам Кринский вскоре стали активно сотрудничать с еврейским движением за выезд в Израиль. По мере того, как все большее число евреев стали получать выездные визы, их активность перешла в открытое противостояние с властями за право выезда из страны. Осенью 1969 г. группа активистов, во главе с Хавкиным, получили разрешения на выезд в Израиль. Сразу последовали новые коллективные прошения на выезд в более жестких формах. Но оттепель завершилась. У власти в стране был Леонид Брежнев. Последовали многочисленные аресты. Власти отрицали существование еврейского движения, однако после письма от 8 марта 1970 г., подписанного 40 евреями Москвы, имел место факт признания наличия такого движения. Это письмо стало первым открытым актом, завершившим эпоху молчания советских евреев. Первым, кто подписал письмо, был Драпкин, последним - математик Юлий Телесин.

Письмо было направлено члену ЦК КПСС Замятину и распространено путем самиздата. Копии письма 11 марта получили также американские корреспонденты. Письмо было опубликовано в газете «Нью-Йорк Тайме». Начало письма гласило: «Мы - те евреи, которые настаивают на своем желании выехать в Израиль, но советская власть нам в этом отказывает».

В течение года многие из подписантов стали получать разрешения на выезд. В 1971 г. последовал отъезд Вилли Свечинского, Миши Маргулиса, Фимы Спиваковского и Авраама Кринского. После Колымы их жизненные пути разошлись, но сложились интересно, и у каждого была своя собственная история. И самое лучшее, что

 

произошло, так это то, что все мы, наконец, объединились вместе на земле, о которой мечтали многие годы - в Израиле.

 

Виталий (Вилли) СВЕЧИНСКИЙ

В 1955 г. Вилли Свечинского перевели из лагеря Д-2 на Колыме в Москву. Московский военный трибунал снял с него все статьи обвинения, и Вилли вернулся в институт продолжать учебу на архитектурном факультете. Однако годы, проведенные в лагерях, сделали из него еще более убежденного идейного противника советской общественной системы. После завершения учебы в 1960 г. он, на этот раз уже по собственному желанию, вновь вернулся на Колыму, где легче было претворить в жизнь свои творческие архитектурные замыслы. К тому же, у Вилли на Колыме было много друзей, также решивших остаться после освобождения. Там же, в Магадане, Вилли женился на девушке по имени Лиза, родившей ему двоих детей.

После смещения Н.С. Хрущева и прихода к власти Л.И. Брежнева в 1964 г. в стране все-таки некоторое время еще продолжалась оттепель и свежий московский ветер ощущался даже на Колыме. Посчитав, что этот же ветер также формировал диссидентство и прекращение боязни новых бед, Вилли решил вернуться в Москву.

Победа Израиля в Шестидневной войне лишь подтвердила принятое Вилли решение о выезде в Израиль. Старые раны всегда дают знать о себе, и к началу 1968 г. когда я уже покинул СССР, Вилли стал активным участником в борьбе московского еврейства за право выезда на историческую родину. Его квартира на улице Флотская, в отличие от приема оказанного мне после приезда в Москву, стала центром диссидентской активности. Жизненный опыт Вилли и его умение принимать зрелые решения закалили движение, которое достигло численности в несколько сот активистов.

В конце оттепели, в 1968 г., ОВИР Москвы стал опять брать заявления на выезд из страны. Тем временем, в движении произошел некий раскол, выявивший серьезное расхождение взглядов между демократами-правозащитниками и сионистами. Так, сионистское движение требовало репатриации на национальную родину, тогда как демократы, согласно основным правам человека, распространяемым на любого советского гражданина, ратовали за возможность официального выезда из страны в любом направлении.

 

Вилли добился успеха в своем стремлении получить право выезда из СССР. В феврале 1971 г. он прибыл в Израиль. Встреча с ним, полная радости, произошла через 16 лет после моего освобождения из колымского лагеря.

Сегодня Вилли Свечинский с супругой живет в Таль-Эле (Галилея) в собственноручно построенном коттедже. Он стал видным архитектором, хорошо известном как в Израиле, так и за границей.

 

Михаил (Миша) МАРГУЛИС

После освобождения в 1955 г. Маргулис вернулся к продолжению учебы на факультете журналистики Московского университета. Миша, в силу своей работы, встречался со многими известными деятелями еврейской культуры в СССР, писавшими на идиш.

В 1960 г. Миша примкнул к сионистскому движению и участвовал в еврейском самиздате. Победа Израиля в Шестидневной войне 1967 г. и поражение арабских армий ошеломили Мишу, как и многих других советских евреев, и стимулировала массовую подачу ими заявлений в ОВИР на выезд из страны. Завершающие годы пребывания Миши в СССР (1967 - 1971) проходили в сложных и опасных условиях, но это его не смутило, и он продолжал встречаться со многими активистами, начавшими вести открытую борьбу за выезд. Среди них были известные сионисты Меир Гельфонд, Давид Хавкин, Вилли Свечинский, а также такие крупные деятели культуры, как кинорежиссер Михаил Калик и идишистский поэт Иосиф Керлер.

В завершающие месяцы пребывания Миши в Москве, он участвовал в распределении денег, поступивших из заграничных еврейских фондов, среди потерявших работу евреев-отказников, у которых отсутствовали средства к существованию.

Миша и его супруга Нора прибыли в Израиль в ноябре 1971 г. Сбылась его давняя мечта жить в Иерусалиме. Миша работал фотокорреспондентом на Израильском телевидении. После выхода па пенсию он возглавил Израильский комитет узников Сиона. Наши встречи с ним всегда проходили тепло и трогательно. С Мишей мы дружим уже 50 лет и продолжаем оставаться близкими друзьями, братьями по оружию, товарищами по лагерю и, надеюсь, сохраним эти узы на всю оставшуюся жизнь.

 

В 1996 г. Миша опубликовал свою книгу «Еврейская» камера Лубянки. В эпилоге Миша написал: «Я счастлив, что приехал в Израиль, что смог внести свой скромный вклад в дело строительства нашего молодого государства. Мне удалось опубликовать около сотни статей и более пятисот фотографий в газетах и журналах, работая фотокорреспондентом на телевидении Израиля. Я счастлив, что являюсь участником великого строительства - Дома для всего еврейского народа».

Я хочу выразить искреннюю благодарность Мише Маргулису и его отцу за протянутую руку помощи еврею, мечтавшему уехать в Израиль и не имевшему родных и друзей в Москве,- после освобождения из Колымы. Я был рад встретить его здесь в Израиле, как сиониста и лагерный друг, продолжающиеся вот уже 50 лет.

Фима СПИВАКОВСКИЙ

После освобождения из лагеря на Колыме в 1956 г. Фима возвратился в Харьков. Он женился на прекрасной девушке и, по мере очередного поворота в политике, наступившего после оттепели, стал читать и распространять печатные материалы самиздата. Он постепенно сблизился с демократическим движением, но в результате контактов с друзьями-сионистами примкнул к сионистскому движению советских евреев, работа в котором стала занимать большую часть его времени.

Узнав, что Миша Маргулис и Вилли Свечинский получили выездные визы, Фима также подал документы в ОВИР. В марте 1971 г. он, вместе с супругой, выехал в Израиль и до переезда в США поселился в Хайфе. Сейчас Фима живет в Нью-Йорке, но ежегодно на четыре месяца приезжает в Израиль чтобы посетить маму, которая живет в Доме престарелых в Хайфе.

Авраам КРИНСКИЙ

Авраам Кринский освободился в 1956 г. в результате пересмотра его дела в лагере Д-2. Он выехал в Магадан, морем - в порт Находку, поездом - в Хабаровск. Жена Авраама отправила ему деньги на авиабилет для полета в Узбекистан, и он немедленно вылетел к

 

супруге Хаве Ротсимер, которая также была арестована вместе с ним. Но скоро ей удалось бежать, затем смени п. фамилию, дачу рождения и поселиться в Узбекистане. Она прожила годы разлуки с мужем, скрываясь от разыскивавших ее органов КГБ.

Через несколько лет Авраам и Хава решили переехать в Молдавию, так как им постоянно отказывали в выдаче выездных виз. После многолетних усилий в Молдавии они все же добились разрешения и в 1973 г. переехали в Израиль, избрав г. Хадеру местом своего жительства. Кринский хорошо проявил себя на общественном поприще: одно время он был председателем Союза олим, затем членом профсоюзного комитета рабочих Хадсры, а н 1980 г. был избран депутатом в мэрию этого города, где занимал эту выборную должность до ухода на пенсию. Сегодня он член Центрального комитета узников Сиона в Израиле. Авраам Кринский стал последним из нашей сплоченной группы бывших заключенных Сулага, осевшим, в конце концов, в Израиле.

Натан ЗАБАРА

Натан Забара (1908 — 1975) был освобожден решением правительственной комиссии в 1956 г. и выехал в Киев. В его квартире на улице Коцюбинской, д. 2 было написано большинство его литературных трудов.

После возвращения из Магадана, Забара стал собирать материалы для своего нового романа, о жизни еврейского народа в средние века (о чем я уже писал выше). Нужные материалы поступали из США и от его друзей из России.

За несколько месяцев до очередного оформления документов на выездную визу в Израиль, мне в Калинин пришло письмо от Забары, где он настаивал на подаче заявления на выезд. Забара писал в рифме, вероятно, делая это впервые в своей литературной работе:

 

Дорогой Джо,

Послушай совет лагерного друга,

Совет, который не даст подруга.

Без борьбы за наше счастье,

Не будет победы в несчастье.

 

Тебе не следует бояться,

Смело иди в ОВИР,

Подавай заявление, и настаивай

На выезде в Израиль, на свою родину!

 

И если даже потеряем друг друга –

Это не будет навсегда!

После всего, что испытали мы –

Огонь, и ад, и тюрьмы –

Израиль все еще впереди!

 

Поэтому, действуй,

Действуй смело!

Как мы делали в лагере умело,

И победа будет за нами!

Твой друг по лагерю Д-2

Натан Забара. Киев, 1965 г.

Майкл СОЛОМОН

Майкла Соломона освободили в Магадане 7 сентября 1955 г. Его и еще 14 человек, включая женщин, - все румынские граждане - привезли на грузовиках в аэропорт Магадана, доставили в Хабаровск, затем, поместили в столыпинский вагон и доставили в Свердловск, а и из этого города - в деревню Ключи. Там находился лагерь для ожидавших репатриации военнопленных румын и венгров. В ожидании репатриации прошло еще два месяца — сентябрь и октябрь. После того, как выехали все венгры, румынам вручили повестки,

 

получение которых следовало подтвердить подписью. Текст у Майкла гласил:

«Согласно статей номер такой-то и такой-то, указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 сентября 1956 г. Михаил Соломон передается румынским властям. Он обвиняется в тяжких преступлениях, совершенных против СССР».

Тем, кому повезло, в повестках сообщалось об амнистии. 'Затем всех доставили поездом с Урала на границу с Румынией. Восьмидневное путешествие из деревни Ключи в тираничный город Унгены завершилось 1-го декабря 1955 года. Прошел слух, что советские власти отказались репатриировать румын, родившихся в Бессарабии и Северной Буковине. Эти территории были аннексированы СССР. Также были разговоры об отказе в репатриации румынам, родившимся в Румынии, и что им должны дать советское гражданство.

Военнопленные румыны стали нервничать и желали встретиться с официальными румынскими представителями, которые должны были вернуть людей в их семьи или к родным. Но после пересечения границы, все были шокированы опять, встретив румын одетых в форму, соответствующую советским образцам, разве что, кроме языка общения. И вместо дружеской встречи прибывших встретили как врагов. Затем всех перевели в г. Яссы.

После очередной переклички тех, кто не подлежал освобождению, в том числе и Майкла, посадили в грузовики. Их построили по пять человек в ряд, чем сразу напомнили ему Магадан, и под конвоем солдат и собак разместили в железнодорожных вагонах. И вновь люди, отбывшие свои сроки заключения в СССР, оказались в тюрьме.

Майкл так и не мог понять мотивацию его ареста, и новые сроки заключения. Он также не мог понять, какие преступления совершил, чтобы его обвинили в нанесении стране некоего ущерба. Ведь он уже отбыл восьмилетний срок на Колыме. Где была обещанная Советами свобода?

Майкл плакал от беспомощности и от новых ожидаемых лишений. Он призвал Бога на помощь: «Неужели я недостаточно страдал? Если Ты есть - помоги мне!» Однако молитвы Майкла не принесли свободы. После возвращения на родину последовали долгих девять лет новых испытаний.

 

Зверства людей к себе подобным имели место во все века. Но этот особый вид бесчеловечности со стороны своей родины ставил Майкла в тупик. Майкл на себе ощутил, что румынские тюрьмы и тюремщики были во многом даже хуже, чем те, что он испытал в СССР. И только после многолетнего кошмара и испытаний, они завершились 23-го августа 1964 г. Причиной послужила двадцатилетняя годовщина со времени так называемого «освобождения страны Красной армией». Майкл, вопреки ожиданиям властей, остался жив и смог рассказать свою трагическую историю в его книге «Магадан».

После освобождения Майкл уехал в Канаду, поселился в Монреале и до 1967 г. работал в Юнайтед Пресс Интернэшинал. Затем он стал свободным от обязательств писателем и монреальским корреспондентом Нью-Йоркского Еврейского телеграфного агентства. В последние годы жизни Майкл работал в главной редакции журнала «Regards To Israel», издаваемого в Канаде. Им написаны и опубликованы две книги на французском языке. Скончался Майкл в декабре 1996 г. во Флориде, США, в возрасте 81 года.

В своей, презентованной и мне, книге «Магадан», написанной на английском языке, Майкл писал:

«Вспоминая долгие дни, которые мы вместе прошли в лагерях рабского труда в Магадане, я посвящаю этот экземпляр книги моему старому и искреннему другу - Джо Лернеру — в знак глубокого уважения к нему и его семье и с лучшими пожеланиями автора. Шалом и лехитраот! Майкл Соломон. Монреаль, 12 августа 1976».

После Магадана, я не встречался с Майклом. Для меня он навсегда остался героем нашего, лагерного времени.

Лора ПАНИЧКИНА

Лору, почти одновременно со мной, освободили в Магадане в июне 1956 г. Так как ей не было куда ехать и закрыта дорога в Дайрен, она решила остаться в этом же городе. Здесь она встретила земляка-харбинца по фамилии Игорь Вьюнов, также отбывавшего срок в лагере, и вскоре вышла за него замуж. У них родилась дочь - Оля, которая вышла замуж за некоего соседа по подъезду по фамилии Горохов. Лора, после замужества дочери, развелась с Игорем. Она не

 

знала, что после нашей встречи в Москве в 1965 г. я через год выехал в Израиль. Только в январе 1997 г. я получил ее письмо с рассказом о событиях, связанных с моим арестом. У Лоры всегда присутствовала мысль о возможной скорой кончине, что было связано с ее плохим здоровьем, и она посчитала обязанностью рассказать правду о трагической комедии, в которой нам троим пришлось принять участие.

Лора сохраняла этот секрет в течение тридцати лет и никогда никому не рассказывала о нем, опасаясь моей мести Тамаре Потопаевой за погубленную жизнь. Она утверждала, что я не знал истинную причину ареста.

Привожу текст ее письма:

«Если бы я поведала тебе историю Тамары (а теперь, если разрешишь, сделаю это), то тогда понял бы все. Я совершенно уверена, что ты не знаешь подробности «комедии», в которой мы трое стали участниками, как и истинные причины твоего ареста.

Я дважды встречалась с Тамарой в тюрьме, первый раз - в марте 1949 г., вторично — в августе 1949 г. Она рассказала об образовавшемся тугом узле и своих фантазиях, которые рухнули. Нас троих уже арестовали, и мы стали лишь участниками фальшивого спектакля, созданного творческим воображением его авторов.

В камере тюрьмы Ворошилов-Уссурийска, где находилась Тамара, была японка Юрико Накамура. Она предложила Тамаре изобрести и рассказать МТБ вымышленную историю, чтобы сбить эти органы с толку. Юрико говорила, что в любом случае Тамаре грозит тюремное заключение сроком на 25 лет, так почему же не поиграть со следователями, рассказывая сказки. Юрико сказала: говори им ложь, все, что они пожелают услышать! Но она рекомендовала Тамаре не включать в эту игру фамилии тех, кто могут пострадать и быть арестованными, например, консула США в Дайрене Кулнера Глайстона, и других. Вскоре дороги Юрико и Тамары разошлись Тамара осталась одна в камере. Она не знала, как продолжать свой выдуманный рассказ, и МГБ помогли ей в этом. В результате сильного давления, МГБ заставили ее признаться в связях с Кулвером и других.

 

Я была арестована немедленно после упомянутых событий органами СМЕРШа в Дайрене. Меня привезли в тюрьму Порт-Артура, затем этапировали в Ворошилов-Уссурийск.

Как-то, когда меня вели по тюремному коридору, я, встретив Тамару, сразу же поняла, что она была арестована в связи с делом Кулвера Глайстона. Тамара же, при допросах, стала отрицать свою связь с делом Кулвера, сказав, что несколько раз видела его со мной, когда посещала меня.

Вскоре меня с Тамарой поместили в одну камеру. Мы находились вместе три недели. Услышав рассказ Тамары, я поняла, что она совершила множество роковых ошибок, в которые также оказались втянуты невинные люди. Я помогла Тамаре развязать ее чудовищный рассказ. В конечном счете, нам удалось избавиться от обвинения ее в шпионских связях с Кулвером, что и было основой ее обвинения. Но нас вскоре разъединили.

И опять, после завершения суда над Тамарой, а она получила срок в 25 лет лагерей, мы оказались вместе. Тамару судили по статье Уголовного кодекса 58, параграф 19-1-а, — обвинение в попытке выехать в Тяньцзин к китайским националистам (но не к ее родителям!), статье 58, параграф 4 ~ за продажу цветов на балах и участие в банкетах, и статьи 58-10 и 11 —за агитацию и распространение антисоветской литературы.

Мне также дали 25 лет лагерей рабского труда. Я обвинялась по статье 58, раздел II, параграф 10 — за распространение антисоветской литературы и статьи 58 параграф 19-1-а — за попытки выехать в США. МГБ интерпретировали мое замужество с Кулвером как способ бегства в Соединенные Штаты, короче говоря, измену. Уже после моего ареста ты также был арестован за некие связи с Кулвером Глайстоном и Исааком Пэтчем, американским вице-консулом в Дайрене.

Наташа, ставшая целенаправленным стукачом МГБ, несла ответственность за наши аресты. Ты просто не можешь себе представить интенсивность их допросов в отношении Глайстона. Они, вероятно, ставили задачу на этом обвинении построить и твой арест.

 

Из всех знакомых и друзей ты являешься самым близким и единственным для меня человеком. И только ты сможешь понять меня, что и как всё произошло с нами».

Наша переписка продолжалась около двух лет, но внезапно связь прервалась: Лора скончалась 24 ноября 1997 г. О ее кончине меня информировала ее дочь Ольга. Лора прожила действительно трагическую и полную боли и пустоты бесцельную жизнь в России.

Семен БАДАШ

В 1955 г. Семена вторично возвратили в Москву на пересуд. Документ о его отзыве из лагеря гласил:

«Решением Военного суда при Верховном суде СССР от 19.02.1955 г. за № 4-Н-0553/55, приговор № 55 от 24.09.1949 I. Особого совещания опротестован Генеральным прокурором СССР Руденко, и данным документом аннулирован.

Подписи Военного комитета, аннулирующие приговор:

полковник юстиции: Лебедкова,

полковник юстиции: Кокова,

полковник юстиции: Рыбкин.

После 75-ти дневного путешествия Семена доставили в московскую тюрьму Лефортово, откуда он был освобожден на основании статьи № 204-2 (отсутствие свидетельства о преступлении по его делу). Семен был в ярости. Он покинул Лефортово через центральный вход, одетый в бушлат и тюремные ботинки. У него в руке был лагерный чемодан из фанеры.

У тюрьмы, на углу, Семена ожидал отец. Они, плача, обнялись и медленным шагом пошли по Красноказарменной улице, затем сели в трамвай. Дома его встретила плачущая мама и подруга Вероника. Состоялась эмоциональная, полная теплоты, трогательная встреча. После семилетнего тюремного заключения Семен, наконец-то, был дома. Все обвинения, выдвинутые против Семена, оказались ложью.

После получения паспорта Семен женился на Веронике Андреевне Воронкиной, зарегистрировав брак в ЗАГСе. Затем Семен решил восстановиться в институте и продолжить свое медицинское

 

образование. В годы его отсутствия 3-й Московский медицинский институт был переведен в город Рязань. Получив обратно свои документы, Семен был принят на учебу 1-м Московским медицинским институтом. Ему предложили учиться на 5-м курсе при условии сдачи экзаменов за 4-й курс одновременно. Семен согласился и успешно сдал эти экзамены. Год спустя в его семье родилась девочка Ира. Семен получил диплом в 1958 г. и стал работать врачом.

Через несколько лет после кончины супруги Семена, он женился вторично на моей бывшей однокурснице из Московского педагогического института имени Крупской. Его супруга и я вместе завершали учебу в июне 1962 г. Но об этих событиях я ничего не знал до прочтения книги Семена. Я нашел его проживающим в Германии в 1997 г.

Находясь в Москве, Семен в 1980 г. написал книгу «Колыма, ты моя, Колыма», чей заголовок говорит сам за себя. Рукопись книги тайно вывезли из России и после путешествия через Югославию, Чехословакию и Бельгию издали в 1986 г. в США.

В 1982 г. Семен с супругой и двумя детьми выехал на постоянное местожительство в Германию. Они живут в небольшом немецком городке Бад Эмс, но его взрослая дочь переехала в США, а сын учится в университете в Германии.

Семен, как и я, отказался подписать приговор Особого Совещания МГБ СССР в связи с отсутствием суда. Приговор был типичным решением неизвестной и расположенной далеко от обвиняемого комиссией МГБ фарс и издевательство над правосудием. После восстания 1953 г. в Норильске, Семена Бадаша, вместе с другими руководителями восстания, привезли на Колыму. Мы встретились в Магадане.

Привезенных заключенных изолировали от остальных лагерников, затем рассортировали по многочисленным лагерям рабского труда Берлага. После Магадана мы встретились вновь в Аресе.

Перевод из Норильска выдавался как коллективное наказание за восстание 1953 г. Но это наказание, фактически, стало бумерангом, поскольку восставшие привезли с собой дух неповиновения из Норильска. Вскоре прошла волна забастовок и восстаний в многочисленных лагерях Колымы. Эти акции способствовали более

 

быстрому освобождению на Колыме политических заключенных в 1955-56 гг.

Иосиф ШАПИРО

В ноябре 1993 г., когда я лежал в больнице, в нашей квартире раздался телефонный звонок. Но на него никто не ответил и поэтому, за нас сработал автоответчик: «Вы позвонили в квартиру Лернеров. Нас сейчас нет дома. Оставьте Ваше сообщение после того, как услышите третий звонок». Кто-то говорил в автоответчик, затем представился:

- Здравствуйте. Меня зовут Иосиф Шапиро. Я друг Джо Лернера. В военные годы 1941-44 гг. мы вместе учились в школе Колледже Св. Иосифа в Иокогама, затем в Гора. Желаю поговорить с ним. Я нахожусь в отеле «Топ» на улице Бен Иегуда № 35 в Тель-Авиве. Мой телефон 03-5171322. Спасибо!

Я был ошеломлен сообщением супруги Мириам о звонке Иосифа и буквально не мог поверить произошедшему, так как считал его давно пропавшим без вести и не ожидал когда-либо услышать его голос. Я часто вспоминал об Иосифе в России, однако, найти его так и не смог. И вот, представьте, через 49 лет судьба сводит нас вместе в Израиле. Это был замечательный подарок. Все мои друзья, наконец-то, собрались здесь вместе, на родной земле Израиля.

После выхода из больницы я немедленно позвонил Иосифу. Мы договорились встретиться у него в гостиничном номере. На встречу я взял фотоаппарат, видеокамеру, диктофон. Я жаждал узнать, как сложилась его судьба после нашего расставания в Японии.

Верные японским манерам, в первую встречу мы поклонились друг другу, и я сказал:

- Кони-чива, Шапиро-сан!

- Кони-чива, Джо-сан.

- Прежде всего, очень интересно, как ты оказался в Израиле?

- Вспомни нашу клятву в Японии, в годы учебы в колледже Св. Иосифа, незадолго до моего отъезда в Харбин. В твоем альбоме я тогда сделал надпись: «Следующий год - в Иерусалиме! Победа в

 

Палестине!» Сейчас я вот здесь в стране, где родился на улице Буки-Бен Иогли 1-го декабря 1926 г.

- Нару Ходо, - последовал мой ответ. - Приветствую тебя в Израиле.

- Домо аригато гозаимас, - поклонившись, ответил Иосиф.

- А сейчас, расскажи о событиях, произошедших за все эти годы после твоего отъезда из Харбина в 1946 г. Ведь ты тогда исчез!

- Хорошо. Начну рассказ о своей одиссее.

И вот, что Иосиф рассказал о себе. В 1946 г., после того, как советские войска заняли Харбин, он добровольно пошел работать переводчиком. Его привезли в Хабаровск и разместили в центральной тюрьме. То было единственное помещение, способное принять более двухсот добровольцев переводчиков. Беседуя с властями на допросе, Иосиф предложил свою кандидатуру на Сахалин. Его желание оставили на рассмотрение. Но он был наивным парнем, и считая, что разговор о Сахалине не будет препятствием и не будет передан властям, сказал кому-то, что его родители живут в Токио, городе расположенным недалеко от острова и поэтому, он когда-нибудь попытается их навестить.

Узнав об упомянутом разговоре, МГБ отправило Иосифа на станцию Хор в 80 км. от областного центра. Затем его перевели во Владивосток, на работу в отделе цензуры, читать письма японских военнопленных домой, в Японию. Иосиф мог читать канжи и считался лучшим переводчиком. Главное правило отдела цензуры заключалось в следующем лозунге: «Если есть сомнения, то вырезай без предупреждения». Иосифа демобилизовали в 1950 г. Но ему не разрешили вернуться в Харбин, хотя и уплатили стоимость билета. Произошедшие события не сломали дух Иосифа, и жизненный опыт привел его в Москву.

В том же году Иосифу удалось найти работу в столице. Но только что началось сталинское преследование евреев, и в силу его происхождения, он стал получать отказ везде, куда бы не обращался. Он выехал в город Иваново, стал работать рабочим, затем диспетчером, позже - кочегаром, прорабом на стройке. В это же время поступил в Педагогический институт, после завершения которого, начал работать преподавателем

 

английского языка в Педагогическом институте города Нижнего-Тагила. В 1954 г. он женился на русской девушке, родившей ему двоих детей.

В 1964 г. Иосифа пригласили работать преподавателем японского языка во Владивостокском университете. За полтора года дополнительной учебы, он получил диплом о высшем образовании. Досрочное завершение учебы было связано с тем, что он защитил дипломную работу на японском языке. Последующие десять лет Иосиф работал ассистентом профессора в одном из отделений Академии наук СССР. Со временем, он получил ученое звание, чтобы получать хорошую зарплату, но не более.

В 1974 г. его супруге удалось обменять квартиру на гор. Подольск расположенный вблизи столицы. Евреев к тому времени давно реабилитировали, сняли обвинение с «врачей-вредителей». Иосиф стал внештатным работником по переводу статей на русский. И только в 1983 г., после выполнения переводов четырех книг для издательства «Прогресс», его приняли в штат сотрудников. Он проработал в этом издательстве до 1990 г., до его ухода на пенсию.

Получив свою долю наследства, разделенного между пятью братьями от дяди, скончавшегося в Южной Африке, Иосиф решил после 47-летнего пребывания в СССР посмотреть мир. Его брат Яков пригласил Иосифа посетить Лос-Анжелес и послал билет на авиапутешествие. Получив одноразовую визу с указанием даты возвращения в СССР, Иосиф не мог посетить другие страны из-за отсутствия надлежащих разрешений. Он также понимал, что всегда превращался в подозреваемого, когда обращался за выездными визами с его советским паспортом. Поэтому он решил приехать в Израиль, в страну, в котором родился, чтобы получить израильский паспорт и отомстить советской власти за то, что они ему в 1950 г. не разрешили вернутся в Китай, и насильно сделали из него советского гражданина.

Вскоре он вылетел в США, чтобы воссоединиться с братом в Лос-Анжелесе. Все его мечты, наконец, сбылись! Совершив путешествие вокруг планеты, Иосиф возвратился во Владивосток в июле 1999 г. к семье. Это стало возможным после распада СССР.

Затем пришло сообщение из Владивостока, что Иосиф ШАПИРО 1926 г.р., уроженец Тель-Авива, ул. Буки бен Иогли, житель Токио и Харбина, скончался от рук бандитов во Владивостоке 20 ноября 2002

 

г... Случилось так, что Иосиф открыл дверь у себя в квартире, не спросив «Кто это?» В дверь ворвались три бандита в масках, избили его и обворовали квартиру. Он никогда не верил, что во Владивостоке полгорода воров и жуликов. Он был очень доверчивый и добрый человек. Бандиты разграбили всю квартиру, забрали всю валюту в долларах, но оставили израильский паспорт.

Соседка внизу слышала страшный шум. Три раза звонила в милицию, но они не приехали. На следующий день, Шапиро позвонил дочке Ирине, он еще мог хорошо говорить. Дочка сразу приехала и отвезла его в больницу. Там он говорил плохо, но до конца был в сознании. Он пролежал две недели и умер в реанимации. Диагноз - ушиб головного мозга, инсульт, и от инсульта остановка сердца.

Вероятно, из-за израильского паспорта, милиция «плотно» и хорошо поработала по этому делу, но безрезультатно, как это обычно бывает сегодня в России.

 

* * *

 

В заключение своей эпопеи автор может сказать только следующее:

 

НЕВОЗМОЖНО ЗАБЫТЬ ПРОШЛОЕ.

ОНО ЖИВЕТ С ТОБОЙ ВСЮ ЖИЗНЬ!

 

Декабрь 2005 г.