Глава VI
Годы, прожитые без Семена Семеновича.
Две вечных дороги
Любовь и разлука,
Проходят сквозь сердце мое
Б. Окуджава
Вот и наступило время, когда все возможное уже оказалось сделанным и ненужным. Это время, о котором мне труднее всего писать. Я осталась одна с абсолютно израненной душой и всеми переживаниями с 18-ти летнего возраста. Мне оказалось труднее всего, найти свое место в жизни. Жизнь, полная напряжения во время его болезни и уход его из жизни, сказались на моем не гигантском состоянии здоровья.
Очень, очень редко прояснялось на сердце. Больше -в горле ком, а на душе слякоть. После его смерти я сама не знала и не чувствовала (как человек не чувствует воздух, которым он дышит), как мне стало вдруг на свете душно. Да, пословица «Что имеем - не жалеем, потерявши - плачем» - имеет в себе правдивый смысл. Когда я сидела еще у постели умирающего, бесконечно мне родного человека, не будучи никаким поэтом, в душе рождались строки, просто мне необходимые. Словно я с ним разговаривала, и он меня слышал:
20-21 мая 1970 г.
Любимый мой, как много дней ты был со мною рядом.
Как много дней я видела тебя.
Ждала, ловила жадным взглядом
Твое лицо, ждала твои слова...
То были дни надежд и страха...
Увы, те стены каземата -
Больницы той, закрылись для меня.
Тебя уж никогда не будет рядом
Ты от меня ушел, мой милый, навсегда.
* * *
После 21 мая, осень 1970 г.
Осень, осень,
Хмурое утро стучится в окно,
Ветер листья кружит осенние.
С ними жизнь улетает в ничто.
Листопад, листопад - очень плохо мне.
Плохо мне оттого - тебя рядом нет,
Плохо мне оттого, что уроды годы,
Солнце уж не стучится в окно,
Радость редкий гость в моем доме.
Распрямить бы плечи свои широко,
Во весь голос крикнуть от радости,
Не услышишь меня - далеко,
Без тебя только слезы да напасти.
* * *
Год 1972
Сгущались сумерки,
Осенний мелкий дождь стучал в окно
И не давал покоя,
А мысль, что нет тебя давно,
Сверлила мозг - не отвести рукою.
В такой вот вечер, помнится, мы шли,
Не чувствовали мы, что дождь нас заливает,
Так на душе нам было хорошо
Как будто солнце путь нам открывает.
То просто, друг мой, молодость была,
Она гнала прочь беды и печали.
Весь мир казался солнцем нам тогда,
С большими и лучистыми глазами.
* * *
Прошло уж много лет,
Но в сновиденьях
Являешься ко мне так часто ты,
Что осязаю все с тобой мгновенья, как на яву,
Увы мой друг - не ты.
И пробуждение мое тяжело,
Теснится грудь от горести немой.
Зачем же ты ушел в тот край далекий,
Покинув этот мир для благости иной?
Я стала редким гостем на кладбище,
Где ты лежишь и спишь спокойным сном,
Зато, родной, в моем жилище,
Как верный спутник, рядом ты со мной.
Вновь вспоминаю годы прожитые,
В них было всякое: и радость и беда.
В них было все, что называют жизнью,
Увы, ты не успел всего испить до дна.
Все записи, которые я делала до этой главы, вылились больше чем в десятилетие. Не пишу давно, а вот ведь снова потянуло взяться за перо. На глаза попалось стихотворение по своему мироощущению удивительно для меня сегодняшнее. Оно написано профессором-океанологом, бардом Городецким и называется «Время Потерь».
Неприкрытая хлопает дверь.
Поддеревьями мечутся тени,
Кончен возраст приобретений,
Начинается время потерь,
Выбирай себе ношу полегче,
Перед тем как подставить ей плечи,
Восемь раз ее точно отмерь
Не надежна истлевшая нить
Отношений, которыми жили
Дети выросли, стали большими
Новых поздно уже заводить
Начинается время потерь
Старых истин и старых понятий,
Опасайся нечаянных пятен.
Не успеешь свести их теперь.
Вот так-то! Попалось мне на глаза это стихотворение, и подумалось: до чего же все это правильно. Время и возраст приобретений кончились. Найти себя в это время, свое место в жизни оказалось очень сложно для меня.
Вначале очень подкачало здоровье. Стрессовое состояние, вызванное смертью Семена Семеновича, было очень велико. Я не замечала, как полностью уходила в свое горе, в поездки на кладбище, в бесконечные поиски камня для памятника.
И, когда я случайно услышала, как Саша говорил Ирочке: «С мамой что-то не то. Когда бы я ни пришел из Университета, она сидит в углу и крутит одну и ту же пластинку «Журавли» в исполнении Бернеса», я поняла, что дело плохо и только я сама могу себе помочь.
Страшно было то, что я совсем не могла плакать. Не слезы меня вывел фильм «Белорусский вокзал». После этого я часто стала ходить на этот фильм, и оттуда выходила вся в слезах. Душе становилось легче.
Невольно, часов в 7 вечера я подходила к окну. В это время обычно Семен Семенович возвращался с работы и шел из гаража своей твердой мужской походкой. Завидя его, я тут же ставила на плиту разогревать еду. Долго еще это «время пик» тянуло меня, как магнит, к окну.
Но, увы... Ничьи шаги не приближались к моей двери. Мне уже некому было открывать дверь. Тишина и пустота, подкатившиеся болезни (сердце, давление, бронхиальная астма), - вот что стало моими спутниками...
Я, конечно, старалась, елико возможно не уходить в себя. Ездила к своему внуку Санечке. Но и он рос. Возвратиться на работу аккомпаниатором хореографии? Связи были потеряны. Все становилось сложнее.
Радостью моей в то время был мой Саша. Он оставался со мной, его друзья любили наш дом, по-прежнему в доме все время звучали молодые голоса. Начать новую личную жизнь? В то время я об этом даже не думала. Жить с кем-нибудь другим бок о бок после Сени было просто невозможно. Но натуре я человек очень свободолюбивый. Сеня понимал меня и принял меня со всеми моими «всячинками». Он никогда не давил на меня своим авторитетом. Никогда буква «Я» в его отношениях со мной не была первой буквой алфавита.
Вспоминался Бунин: «Легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить». А как ее заслужить?
Лишь бы не докучать детям! Всю свою сознательную жизнь я должна была применяться. В молодости - для того, чтобы в моей собственной семье был лад, мне надо было без конца лавировать между Семеном Семеновичем и мамой. Потом ситуация изменилась. Выросли дети (а их четверо), переженились, стало восемь человек. Все разные.
Я одна. Чтобы был лад, надо было ко всем приспосабливаться. Даже передать не могу, какого это напряжения стоило порой.
Если своим детям и то не могу многое сказать, то каково в отношении их половин. Для общежития и у меня характер не сахар.
Не выношу никакой резкости, никакой грубости, болезненно боюсь обременять. Очень обидчива. Мысль о том, что иногда приходится обременять, сушит душу. Как-то будет дальше?
До женитьбы Саши была у меня семья. Он женился и ушел из дому. Трудно передать словами, что я испытала в день его ухода из дому.
Как дикий зверь, я металась по квартире и буквально вслух выла.
С его уходом я поняла, что моя личная семья кончена. Везде я «при ком-то». Еще в молодости я дала зарок себе не вмешиваться в личную жизнь своих детей. Это обещание себе я выполнила.
Жизнь очень скрасило мне появление маленького Семена. Я снова ощутила, что нужна. Безумно его люблю. Но и он подрастает, моя опека и ему уже не очень нужна. Понемногу уходят из жизни близкие мне люди. Все тяжелее становится горечь утрат. Близкие мне люди, мои друзья, мои сверстники. Горько и больно их терять. «Все уже круг твоих друзей».
Самая тяжелая болезнь - это одиночество. Но этой болезни далеко не все подвержены. Я вспоминаю, как в далекие мои молодые годы Георгий Березко мне говорил: «Ну что ты за мятущаяся душа! Все душа твоя ищет бури, как будто в буре есть покой». Единственное желание, чтобы все дети были здоровы и, сколь возможно, счастливы.
Дорогие мои, если вам придется читать эти строки, не обессудьте, писала их кровью сердца своего. Очень-очень многое еще осталось не сказано, оно только мое!
4 декабря 1986 года.
Прошло больше года. Я еще живу и снова появилась потребность - писать. Прошедший год был тяжел болезнями. И хоть все равно трудно ...жить - это счастье: видеть небо, солнце, слушать музыку, читать книги. Сенечка уже иногда остается один, чему очень бывает рад. А у меня на новые дела нет ни душевных сил, ни здоровья.
И все же жаль, что жизнь не течет бесконечно, как река. Она только мелькает всполохами и прерывается, когда иссякают жизненные силы. Чем дольше, тем больше эти мысли одолевают все еще жаждущую душу, но, увы, ослабевающее тело.
Да, самый грустный порог человеческой жизни наступает тогда, когда человек понимает, что его молодость, пора свершений прошла. Прошла пора созидания. И все же, так уж, наверно, устроен человеческий мозг, что даже, когда он чувствует, что летит просто-таки в пропасть, то где-то да задержится.
К сожалению, все это человек понимает тогда, когда уже ничего нельзя исправить. И все же я не имею право говорить о тоске. Все равно у меня было очень много радости, которую я получала от своих близких, друзей и детей. Росли прекрасные внуки, Саша защитил докторскую диссертацию, стал профессором и, когда отмечали его защиту, он произнес тост, который вызвал у меня слезы:
Если есть во мне что-то хорошее,
То от папы и мамы досталось.
Папин след уж давно запорошило,
Слава Богу, что мама дождалась.
Пусть порой на меня обижаешься,
Что вниманием тебя обделяю,
Ты мне другом по жизни являешься,
А обиды друзья не считают.
И хотя 50 уже минуло,
Все равно я останусь деточкой,
Пока есть ты на свете, милая,
На стволе я - зеленой веточкой.
05.01.1994 г.
Вся моя личная жизнь и жизнь людей моего поколения убеждает в том, что в человеке заложена десятикратная прочность. Потому что то, что он может выдержать при жизни, все другое живое и неживое не выдержало бы и превратилось бы в тлен. Последнее десятилетие я ощущаю (несмотря на свой оптимизм), что подошла вплотную к последнему и грустному рубежу. Уже не могу сказать: «А все-таки - впереди огни». Все огни уже позади. Прожив большую жизнь, я пришла к выводу и с уверенностью могу сказать, что самое дорогое в жизни - это человеческие отношения, ничего нет дороже - доброты и доброжелательности.
Когда же во мне что-то надломилось? Ведь мне казалось, что жизненных сил у меня хватит на два века.
Сейчас, вспоминая прошлое, понимаю, что случилось это 21 мая 1970 года в 3 часа 40 минут утра, когда остановилось сердце моего Сени.
Меня тогда охватил страх одиночества, которого я до того никогда не испытывала. Даже потеряв горячо любимого Давида, я верила во впереди светящиеся огни. Когда же ушел Сеня, я поняла, что ушла моя опора, и я осталась одна. Как же так это случилось «одна», когда рядом замечательные дети, которые и раньше и теперь рядом?
И всегда-то мои заботы все и надежды были связаны с детьми.
Почему же сейчас, когда пробил его последний час, все вдруг распалось?
Думая об этом, когда тому минуло столько лет, я понимаю, что случилось так потому, что пошатнулась главная опора, на которой держалась вся моя личная жизнь. Пока он был рядом, нам ничего не угрожало. Я и не замечала, какой опорой он был для меня, а, потеряв его, поняла, что жизнь повернулась ко мне не предполагаемой стороной.
Как и Давиду, так и Сене я очень много не додала того, что могла бы дать.
Давиду не додала по молодости, да и прожито было с ним очень мало лет. Сене - не додала оттого, что вся была переполнена заботами о большой семье. А когда семья вся стала самостоятельна, и не стало родителей моих... Увы... ушел и он навсегда от меня он.
Все, что было после него, это уже не личная жизнь. Никогда больше я не испытала заботы о себе, никогда больше не будет рядом человека, которому я буду так нужна, как ему. Никто мне больше не скажет: «Солнышко ты мое»...
Как же моей романтической натуре не хватает рядом близкого человека, которому я могла бы многое поведать и который принимал бы меня такой, какая я есть.
Вспоминаю, как Сеня мой любил природу, как на даче, встав с восходом солнца, стучал мне в стенку из сада и говорил: «Эх, ты, романтик, проспишь такой необыкновенный восход солнца».
Да, жизнь, жизнь!
Что могло быть радостней - встать утром и подставить лицо свое навстречу утренней прохладе, солнечным лучам и ласкающему дуновению ветра. Встать утром и вместе с природой ощутить ее пробуждение?
Если ты можешь еще радоваться пению птиц, наслаждаться восходом солнца, слушать тихое шуршание молодой зелени - значит, друг мой, ты еще живешь и все человеческое тебе не чуждо.
Дорогие мои, очень прошу вас, старайтесь же в сонме житейских бурь и гроз нести в себе это радостное ощущение жизни. И, несмотря на все беды, сопровождающие жизнь, надо выстоять и верить, что впереди все равно - ОГНИ!!!
Хочу эти записи закончить своим стихотворением:
Пронеслася туча в небе грозовая,
Потемнело сразу все кругом.
Теплого дождя ждала земля от мая,
А раздался только - страшный гром!
Так и я, в душе мечту лелея,
Все ждала, что сбудется она,
Все казалось: небо, голубея,
Солнцем обернется для меня.
Свежестью дышала вся природа,
Веяло прохладой луговой,
Небо голубело год от года,
А мечта?.. Осталась лишь мечтой!
Сейчас уже 1998 год. Прочитав все написанное, ощущаю, что мы приближаемся к концу века. И, естественно, у всех нас появляются мысли с течением времени о значении человека. Своим жизнеописанием я хотела сказать о том, что все равно жизнь прекрасна и надо уметь ее ценить и находить радость.
Моя вера в вечные ценности, душевное и духовное богатство людей, - в то, на чем держится жизнь, - подтверждается отзывчивостью молодого поколения, родством наших душ.
Вся история моей жизни поместилась в одной балладе, написанной молодым поэтом, дорогим мне Вадимом Данилкисом.
Он удивительно тонко, глубоко передал в зримых и как бы звучащих поэтических образах «белых и черных клавиш» всю череду счастья и горя моей жизни, дав им голос своих стихов и положив их на свою музыку под гитару.
Нежно любимой мной Юдифи Александровне,
с неизменным восхищением и преданностью:
1
Дремлет август в объятиях ночи
Под сверкающим пологом звезд,
Пожелтевшие ставлю я ноты
На «алтарь» моих девичьих грез...
Лютым ветром мне душу продуло, -
Ветром скорби, тюрьмы и сумы, -
И старинная клавиатура
Помнит все отголоски Судьбы.
Эхом из прошлого звук отзовется -
Чистая нота, прошу, - не солги:
Белая клавиша - Лиза смеется,
Черная клавиша - злые шаги,
Белая клавиша - Лиза смеется,
Черная - это чекистов шаги...
II
Наши годы проносятся быстро,
На летучих своих парусах:
Суждено было малому сбыться,
Остальное - развеялось в прах!
Но в любви, и в страданье великом,
Я жила, своей Верой сильна;
Может, был переулок тот «Лихов», -
Чтоб фунт лиха изведать сполна?
Болью утрат снова сердце сдавило,
О, как мне тяжко нести этот Крест:
Белая клавиша - голос Давида,
Черная клавиша - первый арест,
Белая клавиша - голос Давида,
Черная клавиша - первый арест!
III
Я горжусь вами, дети и внуки, -
Вы - отрада моя, вы - мой свет, -
Отчего ж простираю я руки
Ускользающей юности вслед?
Вот на саночках еду с Давидом, -
Колокольчик звенит озорной, -
И зима обещает вдали нам
Упоение вечной Весной!
Снегом растаяло это виденье, -
Нету возврата из дьявольских мест:
Белая клавиша - сына рожденье,
Черная клавиша - новый арест,
Белая клавиша - сына рожденье,
Черная клавиша - новый арест.
IV
Я по тюрьмам шла снова и снова, -
Среди тысяч искала имен, -
И лучистой улыбкой Светлова
Мрак отчаянья был озарен...
С тихой грустью припомню я Липецк
(Он меня «закалил, словно сталь»), -
О, как часто теперь вы мне снитесь,
Годы страха, ушедшие вдаль.
Вижу опять, как живого Давида, Рядом с ним
Сеня рукой машет мне,
Черная клавиша - боль и обида,
Белая клавиша - солнце в окне,
Черная клавиша - боль и обида,
Белая - нету обиды к стране.
V
Никогда не копила пожитки, -
Презирала я блеск барахла, -
Моим главным богатством по жизни -
Были люди, я их берегла!
Только Музыки власть неземная
Колдовским опьяняла питьем,
И душа, вечным звукам внимая,
Полыхала нездешним Огнем.
Горю и радости сердце открыто,
В прошлом моем - ничего мне не жаль:
Черная клавиша- жар менингита,
Белая клавиша - страсти пожар,
Черная клавиша - жар менингита,
Белая клавиша - страсти пожар.
VI
И опять из былого тумана
Проступают святые черты:
Незабвенная милая мама, -
Как страдала, как мучилась ты.
Помню я, в том далеком Свердловске
Ты, родная, вошла в поздний час,
И застыл бесприютно сиротский
Пепел горя на дне твоих глаз!
Памятью сердца рождаются звуки,
Ночь отступает, приходит рассвет...
Белая клавиша - мамины руки,
Черная клавиша - Лизочки нет.
Белая клавиша - мамины руки,
Черная клавиша - Лизочки нет.
VII
Семена доброты во мне сея,
Поливала их кровью Судьба,
Но ты помнишь любовь нашу, Сеня, -
Ту любовь, что сводила с ума?
Этот мир в его мудрости ясной
Я сумела другим передать, -
Не бывает Надежда напрасной,
Просто надо бороться и ждать.
Скользко идти по Планете нам круглой,
Часты паденья друзей и подруг,
Черная клавиша - Сеня, супруг мой,
Белая клавиша- Сеня, мой внук.
Черная клавиша - Сеня, супруг мой,
Белая клавиша - Сеня, мой внук.
VIII
Никуда от печали не деться,
Но, - усталости наперекор, -
С непоседой по имени «Детство»
Снова лезу я через забор:
Старый сад, мой товарищ давнишний,
Расцветает в пленительных снах,
И опять лисичанские вишни
Алым соком горят на устах, -
Значит, «Гренада» еще не допета, -
Голос заветный в душе не утих:
Черная клавиша - молодость, где ты?
Белая клавиша - в близких моих!
Черная клавиша - молодость, где ты?
Белая клавиша - в близких моих!!!
август 1996 г. Дима Даншкис
Но мне хотелось бы включить в свою книгу еще одно стихотворение не только потому, что это объективно талантливая вещь, написанная одним из моих внуков (Анатолием Соболевым), ради которых собственно, взялась за эти воспоминания, - но и по другой причине.
Смысл моей жизни повис бы в пустоте, если бы я не показала хотя бы на одном примере жизнерадостной и мудрой шутки, которая неизменно помогала мне и моим близким преодолевать тяготы жизни.
ДИФЕРАМБ
Нельзя отказать физикам
В известном количестве лирики,
Так как знакомство с Дифой
Их навело на мысль
Назвать процесс, проходящий
В частиц очень малых мирике,
Ласковым словом «диффузия»,
Вложив глубочайший смысл.
Взаимопроникновение
Частиц души и тепла,
Чтоб в результате в каждом
Частица Дифы жила.
Нельзя отказать математикам,
Знакомым с Дифой, наверно,
В определенной мудрости,
Которая вот в чем:
Уравнение производных
Третьих, вторых и первых
Назвали дифференциальным,
Дифе воздав почет.
Мы все твои производные:
Дети, внуки и правнуки,
Лейбницы и Ньютоны,
Вы поступили правильно!
Но пусть, не могу без критики,
Поднимется тот субъект,
Который придумал глупое
И вредное слово «дефект».
Да он и не знает Дифу!
И чем ее жизнь полна,
Какая она, ... ну, просто УДИФИТЕЛЬНАЯ она!
ГОД 2ООЗ
Как видите - я все еще живу.
Жизнь продолжается. По-прежнему двери моего дома открыты, по-прежнему не могу замкнуться в своей скорлупе. Живу жизнью не только своих родных и дорогих, не только жизнью последних оставшихся друзей, но и жизнью друзей своих детей и даже внуков, и непростой жизнью своей бесконечно родной и несчастной родины.
Новые знакомые появляются уже трудно, но как-то в 1998 году Дима Данилкис пришел ко мне с очень милой парой, нашедшей в себе силы создать и поверить в «припозднившееся» счастье. Оба они журналисты, издали совместную книгу стихов «Золотой листопад». Она оказалась моей землячкой - харьковчанкой. К сожалению, она знала, что ей судьбой отпущено минимум лет жизни. Но удивительная доброжелательность и человечность, большая сила воли помогали ей жить отпущенное время. Мы общались. Не так часто. Больше по телефону.
В день моего рождения, 26.05.1998 г. раздался телефонный звонок, и она попросила меня записать их поздравление, так как приехать уже не могла.
Юдифь Александровне, в день рождения
Ваше древо, как лозой виноградной, обвито,
И от самого корня - исходит тепло.
Окружает живая, веселая свита:
Саша, Лесик и Люда, и Толя, и Сеня, и Катя, и Вита,
Ира, Лена, Сережа, Наташа и правнуков
сердце открыто -
- Всем под щедрою кроной уютно, любовно, светло.
О, Юдифь Александровна, это библейское имя
Вам с рожденья от Бога недаром дано.
Так бесстрашно прошли Вы сквозь бури и ливни
- Счет потерям - велик, но осталось красивым
Между прошлым и будущим - жизни звено
С Вами нас породнила земля Украины.
Помню Харьков, и шелест листвы на Сумской,
И войны лихолетье! Уходили ни в чем не повинны,
Наши близкие, дом покидая родной.
Ваша мудрость и ласка, и женская сила
И открытость души и не дюжинный ум,
Это все дорогое в потомство вселилось,
И плывет ваш ковчег полный счастья и дум.
Здесь читают стихи, и рокочет гитара,
И бурлят анекдот, и раскатистый смех,
А появится друг, будь он новый, иль старый,
То другого, пожалуй, не нужно подарка,
За хороших людей, право выпить, не грех.
О, Юдифь Алексанровна, в день рожденья пусть
Тосты звучат без конца.
И ученые пусть юморят - острословы,
А друзья целовать Ваши руки готовы,
А поэты свои Вам подарят сердца
Марина Владимирова и Давид Бутовицкий.
Это было последнее стихотворение - за этим шло небытие.
Март 2003 г.
* * *
Давно прошла моя весна,
Не за горой прощанье с летом,
И жизнь, увы, - озарена
Печальным предосенним светом.
В моих движениях уже,
Как и в речах звучит усталость.
И у меня огня в душе
На самом донышке осталось.
Приходит к своему концу,
Все, что дарила жизнь когда-то,
И проплывают по лицу
Немые отблески заката.
Наперекор природе, я в своем большом возрасте (89 лет) дожила до XXI века. На мою жизнь пришлась война 1914 г, Октябрьская революция, военный коммунизм, страна СССР, НЭП, страшные годы репрессий, которые продолжались с 1928 г. по 1953 г., Великая Отечественная война, послевоенное время, развал страны и, наконец, перестройка. Я явилась немым свидетелем и пострадавшей от такого бесконечного количества перемен в жизни своей страны.
Несмотря на свой большой возраст, я не могу сидеть на скамеечке во дворе и ждать своего последнего часа. Жизнь, проходящая на моих глазах, в своем многообразии по-прежнему вызывает во мне не только интерес, но и большое беспокойство.
Беспокойство потому, что меня волнует в каком обществе суждено жить моим внукам и правнукам и всей нашей молодежи.
Как я воспринимаю то, что у нас сегодня? Далеко не однозначно. Я понимаю, что я не политолог, я и не претендую на однозначность моего восприятия.
Я просто как рядовой гражданин своей страны, прошедший (как это видно из моих воспоминаний) через все перемены в стране, имею право высказать свое мнение на
происходящее (хотя бы для своих близких), потому что всей своей жизнью старалась посеять в своих детях и внуках высокое понятие чести, которое, как мне кажется, сейчас зачастую утрачивается. Там, где нет простоты, добра и правды, не может быть настоящей жизни. Всю свою жизнь, во всех своих поступках, малых и больших у меня, была внутренняя убежденность в том, что главным смыслом остается умение и желание делать людям добро. Потому вероятно, поколение пережившее репрессии и Великую Отечественную войну было спасено пониманием таких жизненных понятий, как дружба, любовь и добро.
Все равно, как бы ни было, а я уверена в том, что так или иначе наши люди поймут, что спасительной силой останется навсегда человеческая душа, тепло и доброта, высокое понятие чести и достоинства, о котором говорили такие великие русские писатели, как Достоевский и Толстой. Моим детям и внукам я рассказала о себе все, что могла. Я считаю себя очень счастливым человеком, потому что мне пришлось познать жизнь в ее большом многообразии. И потому свою закатную зарю - я принимаю как удачу. За все, о жизнь, - благодарю, благодарю, молюсь и плачу.
Мои правнуки. А их у меня семь! - растут. Некоторым из них, (как например Оленьке - 19 лет, Владику - 15, Жене - 15, Толе - 14) тоже вероятно будет интересно прочитать о времени, о котором они фактически ничего не знают. Но это для них - история.
Младшее поколение, как Санечка, Никита и Лизочка - на сегодня еще малы, чтобы заинтересоваться жизнью своей прабабушки. Доживу ли до своего последнего правнука от Сенечки? Не знаю. Но и его, которого еще нет, все равно люблю.
Этими своими воспоминаниями мне хотелось, в близких мне людях, пробудить глубокое восприятие жизни в ее трагических противоречиях и вселить веру молодому поколению в конечное торжество добра и света над злом и мраком.
Как можно дольше, дорогие, не говорите «наш огонь погас», не надо говорить друг другу, «как мы состарились с тобой». Взгляните лучше, «как блещет небо голубое, а ведь оно, куда старей всех нас!»