В Москву за новым сроком

Поначалу я решил выписать железнодорожный билет куда-нибудь на Кавказ, потом передумал: почему бы не выбрать тихий город неподалеку от Москвы, ведь даже самым нежелательным лицам разрешалась прописка на 101-м километре от Москвы. Выписали мне билет до города Александров, но туда я так и не попал, заехал в Москву и, встретив благосклонное отношение ко мне в ЖЭКе, отдал документы на прописку по старому адресу.

Зачем я поддался искушению, неужто поверил в свою счастливую звезду? Имел я "право" быть наивным в двадцать три года? Нет, конечно. Уже после ареста отца небо стало для меня чужим, ни одной счастливой звездочки... Лагерь научил многому, предостерег от новых репрессий, дал понять, что отныне я бедный заяц, на которого объявлена государственная охота.

Еще в 1938 году НКВД завербовал студента-историка Сергея Фукельмана. Мы учились с ним на одном факультете, и было бы явной нелепостью заподозрить этого остроумного, компанейского парня в предательстве. Нас сближала любовь к литературе — оба читали запоем Драйзера, Лондона, Мопассана, Роллана, детективы, фантастику — и увлечение танцами и спортом. Сергей был старше меня на пять лет, и когда

он вовлекал меня в занятия борьбой вольным „стилем у такого замечательного тренера, как Анатолий Аркадьевич Харлампиев, я впервые в жизни ощутил радость настоящей мужской дружбы.

Жил я тогда один в большой комнате одноэтажного дома близ Таганской площади, и вскоре предложил Сергею переселиться из общежития ко мне. Я был готов даже прописать его на свою площадь, но строгие столичные правила подобных вольностей не допускали. Прошел год, Сергей, следуя своему влечению, перешел на литературный факультет. Жизнь была наполнена до краев — учеба в институте, курсы стенографии, работа экскурсоводом, занятия борьбой, танцы — но все это не могло погасить постоянную тревогу: меня, сына "врага народа", могли арестовать в любой час... На этот случай я хотел сохранить за собой жилье. Поэтому вновь и вновь заводил разговор о прописке друга. И тут Сергей как бы невзначай вспомнил о своем дяде, с которым не виделся с детства. Этот дядя служил начальником одного из управлений НКВД, а значит обладал властью непомерной. Ради меня Сергей решил потревожить высокопоставленного родственника. Через несколько дней паспорт Фукельмана украсил вожделенный штамп. Для полной гарантии эту операцию мы провели через народный суд. Оставалось лишь разделить лицевой счет.

Сергей служил в химическом училище, кажется, под Тверью. Мобилизованный в армию, он попал на центральный сборный пункт, где отбирали солдат по профессиям. Когда майор приказал выйти из строя специалистам-химикам, Сергей Фукельман сделал два шага вперед и отрапортовал: "Я химик". Позднее он объяснил мне, что командование вермахта не применит отравляющих веществ, слишком неравны географические условия, и в случае химического нападения на СССР Красная Армия в несколько дней зальет Германию свежей отравой. Сергей справедливо полагал, что в химических войсках он отсидится до конца войны. В 1943 году ему присвоили звание лейтенанта и доверили невысокий, но ответственный пост армейского дознавателя, то есть следователя.

Я мог устроиться преподавателем в школу или экскурсоводом в музей, но меня издавна влекла журналистика, поэтому остановился на должности корреспондента Антифашистского комитета советских женщин. Однако, не

доработав и месяц, перешел в столовую рабочим по кухне. Время было голодным, и окулисты посоветовали устроиться куда-нибудь поближе к питанию, иначе моим глазам будет худо. Из столовой я перешел в пекарню. Должность экспедитора оказалась не только сытной, но и прибыльной. Через некоторое время я уловил за собой слежку, но не придал этому открытию особого значения: органы милиции всегда интересовались магазинами, ресторанами, мясокомбинатами и пекарнями...