ПЕРВЫЙ АРЕСТ
После решения Ученого Совета о моем увольнении с работы я в институте появлялся редко и ненадолго. Занят же я был составлением жалоб с опротестованием этого незаконно
принятого коммунистами решения. Вчерне я написал письма в «Правду», в «Известия», в «Человек и закон» и куда-то еще. Кроме того я дважды был на приеме в Министерстве здравоохранения СССР, которому подчиняется ВНИИДиС.
Первый раз я был там у юриста. Изложил ему суть вопроса, после чего он мне ответил: «Если вы считаете, что решение о вашем увольнении принято необоснованно, то вы можете обжаловать это решение в месячный срок через суд».
Второй раз я был в Министерстве 24 сентября 1970 года и записался на прием к заместителю министра Бургасову. Он тогда был в отъезде и возможность попасть к нему на прием ожидалась не ранее, чем через три недели.
Вечером этого дня перед сном я залез в ванну, выкупался. Было уже более 22 часов, как раздался звонок. Я открыл дверь. За дверью стояли два милиционера, один из которых мне сказал:
- Вас вызывает к себе начальник 128 отделения милиции Самарин.
- А по какому вопросу?
- В связи с дракой.
- Да, но я ни в каких драках не участвовал.
- В общем, вы ему это и объясните.
Я собрался и вышел с ними. Внизу стояла милицейская машина. Они посадили меня на заднее сидение, а сами сели по обе стороны от меня.
Вот и отделение милиции. Никакой Самарин там меня не ждал, и разговора о «драке» не было. Дежурный мент отвел меня в отдельную комнату и спросил: «Вы раньше никогда не лечились?»
Я понял сразу, что вопрос касался не кори или гриппа и ответил: «Нет».
Дежурный: А что у вас на работе произошло?
Николаев: Ничего особенного.
Дежурный: Но вас почему-то оттуда уволили?
Николаев: Решение об увольнении принято необоснованно.
Он оставил меня одного под присмотром другого мента. Ясно, что посадят в психбольницу, другого исхода быть не может. Долго пришлось ждать, хотя я и не могу сказать точно, сколько: часы и другие личные вещи у меня отняли.
Наконец приехал какой-то мужчина, из-под пальто которого виднелся белый халат. Начался первый в моей жизни допрос со стороны советского психиатра.
Врач: Как вы себя чувствуете?
Николаев: Хорошо.
Врач: Ни на что не жалуетесь?
Николаев: Нет.
Врач: А раньше в психиатрических больницах лечились ?
Николаев: Нет, не лечился.
Врач: А на учете в психоневрологическом диспансере когда-либо состояли?
Николаев: Нет.
Врач: К психиатрам обращались с жалобами?
Николаев: Нет, не обращался.
Врач: А что у вас на работе произошло?
Николаев: На работе ничего не произошло.
Врач: Ну как же ? Ведь вас уволили! Почему?
Николаев: Увольнение необоснованное.
Врач: Как же так ? Ведь вы конфликтовали с сотрудниками.
Николаев: Я ни с кем не конфликтовал.
Врач: А почему вы отказывались участвовать в общественной жизни коллектива: не ходили на коммунистические субботники? Не посещали политзанятий? Не приняли социалистического обязательства ? Почему?
Николаев: Все эти мероприятия должны проводиться на добровольных началах, и никто не имел права заставлять меня принимать в них участие.
Врач: И вы считаете ваше поведение на работе нормальным?
Николаев: Да, считаю нормальным.
Врач: А как у вас обстоят дела дома ? В семье ?
Николаев: Хорошо.
Врач: Вы не ссоритесь?
Николаев: Нет.
Врач: Вы считаете себя здоровым человеком?
Николаев: Конечно.
Потом он ушел. Я видел, как он возле дежурной стойки что-то писал, а затем вообще исчез.
Этого «врача» я больше никогда не видел и не знаю, как его зовут. Но он был первым из тех дипломированных марксистско-ленинских держиморд в белых халатах, с пламенным большевистским сердцем в груди, которые своими зверствами превзошли даже то, что делали «врачи» с жертвами гитлеровских концлагерей.
Мне же оставалось только ждать. Была уже давно ночь. Я вышел из комнатушки, подошел к дежурной стойке и кинул взгляд на бумагу, оставленную «врачом».
Это была путевка на мою первую госпитализацию в психиатрическую больницу. Я быстро стал читать. После анкетных данных следовало: «За последний год усилились антисоветские настроения. На работе игнорировал общественно-политические мероприятия, насмехался над ними. Конфликтовал с сотрудниками. Уволен с работы».
Тут меня отогнали, а путевку положили подальше от моих глаз. Опять пришлось долго ждать. От бессонной ночи я устал. Наконец приехала санитарная машина. Меня вручили двум санитарам, посадили в машину и повезли. Ехали тоже очень долго. Ночные улицы Москвы были пустынны. Я верил, что я психически здоров. К тому же я знал из передач западных радиостанций о том, в каких целях используется психиатрия в Совдепии.
Но всё же для самого себя требовалась и самопроверка. Глядя в окно, я читал встречающиеся на улицах надписи: «МОЛОКО», «БУЛОЧНАЯ», «ГАЛАНТЕРЕЯ», «ПРОМТОВАРЫ»...
Я все понимал, значит память и рассудок в порядке. Сейчас я понимаю, что эта самопроверка была наивной, но тогда другого мне ничего не оставалось.
И еще я был спокоен: думал, что в больнице я всё объясню врачам, они всё поймут и меня тут же выпустят. Ведь нельзя же держать в больнице психически здорового человека!
Но вот машина свернула к забору. Перед воротами надпись: «МОСКОВСКАЯ ГОРОДСКАЯ ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА № 15».
Мои письма по поводу необоснованного увольнения с работы остались неотправленными.