- 318 -

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

О психиатрических репрессиях уже немало написано. Имеются воззвания к мировой общественности, «Бюллетени» Рабочей Комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях регулярно освещают судьбы заключенных.

Есть книги, отечественные и зарубежные, излагающие правовой, политический, медицинский и прочие аспекты проблемы.

И все же нам этого мало. Здоровый в дурдоме! Нам интересно все о нем: как он живет изо дня в день, как складываются его отношения с душевнобольными. Мы хотим понять психологию дипломированных негодяев, подвергающих его пыткам, и, конечно же, что он противопоставляет им, как отстаивает свою личность от издевательств и разрушения.

Мемуарная литература узников психбольниц скудна, а книгу воспоминаний мы вспомнить не можем.

Кажется, «Предавшие Гиппократа» - единственная в этом роде. Что сказать о ней? Что можно сказать о целом мире странных и искаженных человеческих отношений, близком и далеком от нас, как четвертое измерение?

В первую очередь - что мы верим в его подлинность. И в этом, конечно, всецело заслуга автора. С первой строчки до последней он правдив, нам в голову не приходят сомнения - а так ли было на самом деле? Не приукрасил ли он себя? Не очернил ли врагов?

Он ведет нас, как Вергилий, по замкнутому кругу психиатрического ада от ПНД к стационару, от отделения к ВТЭКу, и снова в ПНД, и опять в отделение. Мы смотрим, удивляемся, возмущаемся, но нигде не спотыкаемся на фальши.

Некоторые лица (Гуревич, Белый, Павлов, Иткин) силой правдивости достигают высокой художественной образности.

Вообще характерная для книги черта - правда - делает ее художественным произведением. Или... у автора в самом деле сильный литературный талант? Нас этот вопрос не волнует. Мы благодарны ему за напряженное внимание к его судьбе, к жизни, о которой хотели узнать.

Любопытно, именно правдивостью автор решает одну из самых сложных задач литературного произведения - развитие личности героя в ходе повествования. В схватках созревает его ум, созревает его воля. В пятой отсидке он уже совсем другой,

 

- 319 -

чем в первой, - опытный, целеустремленный боец, ведущий игру, а не игрушка в руках врагов.

Автор достигает успеха в том, что считает сам важнейшей задачей своей книги.

Он убедительно доказывает девятью годами жизни, что начало всех зол, завязка всех бед и непрерывный тяжкий удел «освобожденного психа» - психоневрологический диспансер, поддерживающий состояние постоянной тревоги, неуверенности, ожидания новой посадки, которую невозможно предвидеть и трудно отвратить.

Единственное, что хотелось поставить автору в укор, - это грубость в выражениях, применяемых им в отношении своих мучителей. Его эмоции понятны, никто его не обвинит в злобном характере - попробуйте побыть в его шкуре и остаться вежливым джентльменом. И все же мера ему здесь изменяет. Но главное - ругательства ослабляют, а не усиливают воздействие на читателя.

Не побоимся банальностей и пожелаем Е. Николаеву новых шагов на литературном поприще и еще раз поблагодарим его за хорошую книгу.

Подрабинек Пинхос Абрамович

Электросталь, май 1979 года