- 181 -

Рубцов переулок

Рубцов переулок. Старая Москва. Тихо, малолюдно, ряд одноэтажных и двухэтажных деревянных домов, потемневших от времени. Многие дома осели, вросли в землю по самые окна, но не потеряли своей аккуратности и обжитости. Осенью 1963 года я долго искал Рубцов переулок и, наконец, нашел недалеко от метро «Бауманская». Дом номер 9 — двухэтажный, деревянный, на четыре семьи, квартира Мозговых на первом этаже.

С глубоким волнением входил я в этот дом, где много лет назад останавливались мои родители во время своего пребывания в Москве. Вот крепкая, давно некрашенная дверь из потемневших досок, в которую морозным декабрьским днем 1930 года постучал неизвестный человек, вызвав моего отца для беседы во двор (а в переулке его уже ожидала машина органов НКВД). Это был первый этап, начало тюремного пути моего отца.

Дверь мне открыла хозяйка, Александра Ивановна Мозгова, седоволосая женщина лет шестидесяти с большими карими глазами на несколько удлиненном лице. Я представился. «Проходите пожалуйста! Очень рада видеть Вас, Георгий Петрович, — с приветливой улыбкой встретила она меня. — В этой квартире когда-то останавливались Ваши родители, Петр Яковлевич и Лидия Михайловна». На мгновение задумавшись, она продолжала: «Здесь в 1930 году был арестован Ваш отец».

Когда мы прошли в комнату, Александра Ивановна стала рассказывать, что в тридцатые годы в этом доме бывали многие братья из разных мест, в том числе и братья-служители Союза баптистов: Одинцов, Дацко, Иванов-Клышников, Степанов и многие другие. Александра Ивановна показала мне хорошо сохранившийся альбом с пожеланиями от тех, кто посещал их семью.[1] Она указала на несколько особенно дорогих для нее записей в альбоме, а одну из них прочитала мне вслух, с волнением пояснив: «Это написал мне на память Николай Васильевич Одинцов в 1932 году».

[1] Впоследствии большинство из них были замучены за веру в тюрьмах и лагерях.

- 182 -

«Три чудных обетования:

Господь Сам пойдет пред тобою,

Сам будет с тобою.

Не отступит от тебя» (Втор. 31: 8).

В первом — верный залог безопасности,

во втором — неиссякаемый источник ободрения и утешения,

в третьем — надежное ручательство неизменности Его любви.

Он пойдет перед тобою всюду, будет с тобою всегда, не отступит от тебя никогда!

13 декабря 1932 года. Н. Одинцов»

Александра Ивановна продолжала: «Николай Васильевич был арестован в ночь с пятого на шестое ноября 1933 года. Я была арестована в ту же ночь по одному с ним делу. Мне тогда было 28 лет, я работала секретарем-машинисткой в канцелярии Правления Союза баптистов. Конечно, органы НКВД давно уже искали предлога убрать Одинцова: он был очень принципиальным и преданным Богу служителем.

Последний раз я его видела в начале 1934 года на очной ставке в кабинете следователя в Бутырской тюрьме. Николай Васильевич, осунувшийся, заросший, с землистого цвета лицом, отвечал твердо и решительно. Он тогда в моем присутствии заявил следователю: «Я, как председатель Союза баптистов, несу полную ответственность за работу Правления и весь Союз баптистов. Поэтому Мозгова, как чисто технический работник канцелярии, должна быть освобождена».

А мне он сказал. «Шура, я не скрываю от следствия, что передал просьбу в Германский Союз баптистов, чтоб они больше не делали денежных переводов для нашего Союза баптистов, так как денег этих мы не получаем, нам их не отдают в банке». А затем, обратившись к следователю, который торопливо записывал его слова в протокол, Николай Васильевич сказал. «Я подтверждаю, что категорически против использования церковных денег не по назначению, так как эти деньги — Божьи, и предназначены для дела Божьего».

Эта последняя встреча с ним в тюрьме продолжалась не более десяти минут. Кроме нас в кабинете следователя были еще два конвоира: один стоял рядом со мной, другой — рядом с Николаем Васильевичем, мы стояли в противоположных концах кабинета, а следователь сидел за письменным столом. Николая Васильевича уводили первым, на прощание он успел сказать мне: «Господь Сам пойдет пред тобой», и его благословение осталось памятным для меня на всю жизнь. Эти же слова за год до нашего ареста Николай Васильевич записал в моем альбоме.

После встречи в тюрьме я Николая Васильевича никогда больше не видела. Он был осужден на три года тюремного заключения.

 

- 183 -

затем сослан в Красноярский край. Там, на ссылке, он был снова арестован и умер в заключении. Я была осуждена, как и он, на три года лагерей, но только через 8 лет, летом 1941 года, когда уже шла война, мне разрешили вернуться домой в Москву».

Александра Ивановна задумчиво смотрела на страницу альбома, где рукой Николая Васильевича было записано: «Господь Сам пойдет перед тобою. Сам будет с тобою, не отступит от тебя». А я подумал тогда, что это были не просто слова пожелания — за ними стояла жизнь, полная веры и мужества. Позднее Александра Ивановна познакомила меня с племянницей Одинцова, которая была уже на пенсии и жила недалеко от Москвы, в городе Жуковский, а также и с другими верующими, хорошо знавшими Николая Васильевича и многих братьев-мучеников за веру.

Племянница Одинцова (к сожалению, у меня не сохранилось ее имени и отчества) в двадцатые годы жила в Москве и работала в Союзе баптистов секретарем-стенографисткой. Она сберегла записи нескольких проповедей Николая Васильевича Одинцова и Павла Яковлевича Дацко, и передала их мне при встрече в 1971 году. В своей книге «Верные до конца», изданной в 1976 году в Западной Германии издательством «Свет на Востоке», я опубликовал эти проповеди на русском языке (затем книга была переведена на английский, немецкий, испанский и другие языки). Среди них были: проповедь Н.В. Одинцова «О грехе»;[1] проповедь П.Я. Дацко «Немеркнущий идеал христианина»;[2] а также две проповеди Дацко, написанные им как рефераты для съезда: «Иисус Христос — центр всего сущего» и «Вечеря Господня».

8 апреля 1929 года Советской властью было принято Постановление ВЦИК и СНК РСФСР о религиозных объединениях. Целью Постановления было не только установить полный контроль над религиозными обществами через административное вмешательство атеистического государства во внутрицерковную жизнь, но главное — узаконенная программа полной ликвидации всех религиозных обществ в стране и построение безрелигиозного государства. После принятия этого Постановления началась массовая конфискация молитвенных домов и церковных зданий по всей стране, а также аресты многих тысяч верующих и, в первую очередь, служителей Церкви.

В 1928 году был выслан из СССР председатель Всесоюзного Совета евангельских христиан Иван Степанович Проханов; летом 1929 года в Москве было запрещено издание журнала «Баптист», а на Украине,

 

 


[1] Стенографическая запись сделана 7 марта 1927 года на членском собрании московской церкви баптистов.

[2] Стенографическая запись сделана 2 апреля 1928 года в московской церкви баптистов.

- 184 -

в Харькове, запрещен журнал «Баптист Украины», издававшийся Всеукраинским Союзом баптистов; весной 1929 года были закрыты библейские курсы Союза баптистов в Москве, а в Ленинграде запрещен журнал «Христианин» и закрыты библейские курсы при Всесоюзном Совете евангельских христиан. В 1929 году был арестован и отправлен в ссылку в Казахстан, в город Алма-Ату, генеральный секретарь Союза баптистов Павел Васильевич Иванов-Клышников.

В мае 1930 года в Москве власти конфисковали дом по улице Брестской №29, принадлежавший Союзу баптистов, в котором была расположена канцелярия Союза, библейские курсы, а также жилые квартиры служителей: Одинцова, Иванова-Клышникова и других. В эти годы были арестованы многие служители евангельских христиан-баптистов, семьи которых зачастую оставались без жилья, пищи и одежды. Верующие Запада через союзы баптистов Германии и других стран пытались помочь гонимым христианам в СССР и делу Божьему в стране, посылая через Государственный банк денежные переводы в Союз баптистов в Москве на имя Одинцова. До конца 1932 года Союз баптистов получал эти переводы и использовал по назначению. Но в 1933 году власти перестали выдавать Союзу баптистов посылаемые деньги, хотя на нескольких чеках-переводах Н.В. Одинцов и расписался в получении. Поняв, что происходит, Одинцов перестал подписывать чеки-переводы из-за границы. Он говорил: «Эти деньги братья присылают для дела Божьего, а нам их не отдают. Я не знаю, кто их получает, и на что они используются. Поэтому я убежден, что не должен подписывать чеки, тем самым участвуя в обмане наших зарубежных братьев по вере».

Осенью 1933 года из СССР в Германию уезжала одна немецкая семья. Одинцов решил через них передать в Союз баптистов Германии, а также баптистам других стран просьбу не присылать больше денежных переводов на Союз баптистов в Москву. Одинцов попросил Мозгову встретиться с этой целью с отъезжающей семьей и дал ей московский адрес, где они временно остановились. Беседовал он об этом с Мозговой в новой канцелярии, которую Правление Союза баптистов арендовало взамен конфискованной, в пустой комнате с красивой печкой-голландкой. Фамилия немецкой семьи и адрес были написаны рукой Одинцова на листе бумаги, и он попросил Александру Ивановну запомнить написанное или переписать своей рукой. Николай Васильевич также подробно рассказал ей, что нужно передать верующим на Запад.

Как только Мозгова переписала адрес и фамилию, Одинцов мелко изорвал свою записку и бросил клочки в печку-голландку. Александра Ивановна заметила, что печка в то время не топилась, была холодной. Когда она вышла из комнаты, то чуть не столкнулась с братом Б., стоявшим у двери, и поняла, что этот человек подслушивал ее беседу с Одинцовым. Брат Б. сильно покраснел и молча

 

 

- 185 -

прошел в ту комнату, где она только что беседовала с Одинцовым. Обеспокоенная всем этим, Александра Ивановна через пару минут вернулась в комнату, чтобы забрать из печки разорванную записку, но ее там уже не было.

В этот же день она встретилась с отъезжающей семьей, передала им все, о чем просил Одинцов, и на следующий день те уехали в Германию. Через неделю Николай Васильевич и Александра Ивановна были арестованы, и во время допросов следователь предъявил в обвинение Одинцову и Мозговой ту разорванную на клочки записку: все кусочки были тщательно собраны, разглажены, аккуратно склеены и подшиты к делу.

Летом 1935 года был арестован и отправлен в ссылку в Восточную Сибирь Павел Яковлевич Дацко, который возглавлял Союз баптистов после ареста Одинцова, а еще через год Союз баптистов был закрыт властями. Осенью 1938 года Дацко освободился из ссылки, и власти разрешили ему вместе с женой Верой Ивановной поселиться на Украине, в городя Бердянске. Менее года Павел Яковлевич был на свободе: в марте 1939 года его снова арестовали и осудили на 10 лет лагерей без права переписки. В 1941 году Павел Яковлевич умер в одном из лагерей Сибири.

«Иисус — души Спаситель, дай прильнуть к Твоей груди,

Среди бурь будь мой Хранитель, не оставь меня в пути!» — автор этого любимого многими гимна — Павел Яковлевич Дацко. Александра Ивановна была хорошо знакома с Павлом Яковлевичем и Верой Ивановной Дацко: они часто посещали квартиру Мозговых в Рубцовом переулке до ареста Александры Ивановны в ноябре 1933 года. Александра Ивановна рассказывала мне, что Павел Яковлевич собирал материалы по истории нашего братства, он делился с ней своими замыслами: «Хочу написать историю евангельских христиан-баптистов в России с первых ее шагов».

Беседуя с Александрой Ивановной, я пытался уточнить: «Верно ли я слышал, что материалы по истории евангельских христиан-баптистов в нашей стране собирал также Павел Васильевич Иванов-Клышников. Вы знаете об этом?» Александра Ивановна подтвердила: «У Иванова-Клышникова был обширный архив по истории баптистов в России, он работал над историей братства, много писал. Но весь его архив и все записи были конфискованы властями при его первом аресте в Москве в 1929 году». (Где этот архив сегодня? Возможно, он хранится в архивах бывшего КГБ или Академии Наук? Найдутся ли в нашем братстве те, кто попытается сегодня, в конце двадцатого столетия, отыскать следы этого ценнейшего архива по истории баптистов в России?)

Александра Ивановна передала мне несколько стихотворений П.Я. Дацко. Одно из них было посвящено Одинцову ко дню его рож-

 

- 186 -

дения в 1928 году, отражая трудности ответственного служения Николая Васильевича в Москве.

Николаю Васильевичу Одинцову

Дни былых переживаний,

Ожиданий, колебаний,

Пролетели, как мечта.

Миновали, скрылись в дали,

Память лишь о них чиста.

 

Наступил период новый:

Труд тяжелый и суровый

Обещает мирный плод.

Утомлений, утешений

Полон весь текущий год.

 

Вот период дней грядущих:

Все могущих, вновь несущих

Благодать на благодать.

Без сомненья и смущенья

Ты их должен, брат, встречать

Другое стихотворение П. Я. Дацко посвящено Небесной Родине:

И все ж стремлюсь я к небесам

По знойному пути;

Я пребываю духом там.

Туда стремлюсь войти.

 

Хотя узка тропа моя,

И путь тернист, суров,

Но сила благодатная

В скале святых даров.

 

И посох мой — Его слова,

И Дух Его — мой клад;

Лишь там найдет моя глава

Покой в стране отрад.

 

О, кто пойдет со мной туда,

В прекрасный Ханаан?

Там полный отдых от труда,

Туда давно я зван.

 

- 187 -

Пойдемте все, кто страждет здесь

Кому сей мир чужой;

Покой лишь там найдете все

В стране моей родной!

 

О, Родина прекрасная —

Моих стремлений цель!

И песнь моя всечасная

Звучит тебе отсель.

 

Пришелец здесь — я там родной;

И нет на то цепей,

Чтоб дух сковать свободный мой,

Вне Родины моей.

 

И на земле отчизна есть,

Где жизнь моя горит;

В ней не могу я перечесть

Друзей, что Бог дарит.

На четвертом Всеукраинском съезде баптистов в мае 1925 года в Харькове председателем Всеукраинского союза баптистов был избран А.П. Костюков, а заместителем председателя — П.Я. Дацко. А через год, на 26-ом съезде христиан-баптистов в Москве, Дацко был избран казначеем Федеративного Союза баптистов и переехал из Харькова в Москву, приступив к этому ответственному служению.

После ареста Павла Яковлевича Дацко в марте 1939 года в Бердянске, его жена Вера Ивановна уехала с Украины и поселилась в городе Жуковском под Москвой на квартире у племянницы Одинцова, тоже одинокой и бездетной. Когда в 1941 году Мозгова освободилась из лагеря и вернулась в Москву, Вера Ивановна Дацко часто посещала ее квартиру в Рубцовом переулке. Материально Вера Ивановна очень бедствовала, и Александра Ивановна старалась по мере своих возможностей помочь ей.

Когда я встретился с Александрой Ивановной в начале 1966 года, она рассказала мне о судьбе Павла Яковлевича Дацко и о нуждах его вдовы Веры Ивановны: «Пенсия ее очень маленькая, а квартира, где она живет с племянницей Одинцова, тоже старушкой, крайне неблагоустроена, расположена в старом доме, там даже помыться негде: нет ни ванны, ни душа!» Я рассказал об этой нужде братьям из Совета Церквей, и были выделены определеные средства, на которые в квартире Веры Ивановны произвели ремонт и оборудовали ванную комнату. Вскоре после этого я был арестован в Москве. Когда через три года я вернулся после первого срока

- 188 -

заключения и посетил Рубцов переулок, Александра Ивановна рассказала мне, что Вера Ивановна Дацко умерла в 1967 году. В последний год жизни она часто с благодарностью вспоминала переданную ей братскую помощь, и всегда спрашивала: от кого это? Александра Ивановна ей говорила, что это от тех, кто помнит и ценит служение Павла Яковлевича, и любит петь его гимн «Иисус — души Спаситель».

Когда в 1971 году я вместе с Мозговой посетил племянницу Одинцова, хозяйка квартиры показала мне ванную комнату: «Посмотрите, как здесь все красиво и удобно сделано — это все на те средства, которые ваши братья передали для Веры Ивановны! В последний год своей жизни она очень радовалась тому, что ее не забыли, но особенно дорого ей было, что есть еще те, кто любит и помнит Павла Яковлевича».