ГЛАВА 10

КАК ВЫБИРАЮТСЯ ИЗ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

 

Приехав в Самарканд, Рахель сразу же пошла в пункт выдачи продуктовых талонов для беженцев узнать, зарегистрировались ли там ее брат с женой, а если нет, то оставить для них сообщение, что семья в городе и ищет их. Рахель снова была энергична, как до болезни. Она надеялась, что очередь окажется не очень длинной и она успеет получить хлебные талоны. А родители со всеми узлами остались на вокзале.

Было уже за полночь, а хвост ожидающих не уменьшался. Уже и утро наступило, а до окошка выдачи еще далеко. Рахель обратила внимание на хорошо одетого молодого человека. Он расхаживал там как хозяин, держа небольшой черный портфель, и весь его вид свидетельствовал, что он важная шишка. Почувствовав ее взгляд, он неожиданно подошел к ней и спросил, не Дрекслер ли она.

Рахель испугалась. Не энкаведешник ли? И что ему надо? Но он, оказывается, знает ее семью еще по местечку Лунинец, где они жили до ссылки. Конечно, сказал он с горечью, она его не знает: ведь она - дочь богатого купца, а он пролетарского происхождения. Он даже припомнил вечер в школе, где два года назад она танцевала в голубом жоржетовом платье, и он подробно описал его. Он тогда пригласил ее на танец, но она отказалась, сославшись на усталость. Чувствовалось, что даже теперь он обижен. Он попытался ухаживать за ней, считая, что в изменившихся условиях изменится и ее отношение к нему, теперь начальнику этого пункта. Но молодой человек ей не нравился, и она вежливо дала это понять, хотя и боялась, как бы он не стал ей мстить, пользуясь своим положением.

Однако он любезно вывел ее из очереди, зарегистрировал и выдал талоны на хлеб и на суп; он даже пошел на вокзал за ее родителями и нашел для них комнату, что было почти невозможно в городе, переполненном беженцами.

Родители Рахели обрадовались совершенно неожиданно свалившейся на них помощи. Но Рахель по-прежнему побаивалась его, сердце подсказывало, что добра от него не будет. Тем временем он устроил ее на работу - регистрировать беженцев, дал Дрекслерам много продуктовых талонов, а Рахель снова и снова отвергала его ухаживания, стараясь держаться от него подальше. Он же стремился сблизиться с семьей, вел беседы с отцом, играл с ним в шахматы. Благодаря талонам, которые он

 

давал им, они не только не страдали от голода, но даже помогали другим, которые очень бедствовали.

А таких было большинство. Недавно появилась в городе тринадцатилетняя Женя Коган с родителями и двумя сестренками. Девочка думала, что после жизни в лагере и смерти, которую она столько раз видела там и по дороге сюда, ее уже ничто не поразит. Но то, с чем она встретилась в Самарканде, ее потрясло. На улицах лежали распухшие от голода люди, некоторые уже были мертвы.

Рано утром она пошла в очередь за продуктами, В мешочке, висевшем на шее, лежали хлебные талоны на всю неделю. Очередь извивалась, как шипящая черная змея. Все были голодны, раздражены, кричали, толкались. Блюстители порядка - милиционеры за взятку пропускали тех, кто мог им ее дать. Женщины с маленькими детьми имели право получать паек без очереди, и некоторые брали на руки чужого ребенка, чтобы пройти вперед. Очередь бурлила.

Только к вечеру Женя получила хлеб на пять человек семьи. По дороге домой она не могла удержаться и отщипнула кусочек хлеба, потом еще кусочек, и еще... Господи, корзина-то пуста! Как она вернется домой? Девочка рыдала, рвала на себе волосы, колени дрожали; в конце концов она упала с истерическим плачем на темнеющей улице. Ее подобрали и отправили в больницу, где она пробыла неделю. Сильный организм победил болезнь и слабость, но душа не выдержала: Женя Коган забыла все, кроме имени и фамилии. Поэтому ее перевели в еврейский сиротский дом в Самарканде как круглую сироту. Там за ней преданно ухаживала Шула. Своего мужа ей так и не удалось найти, ее дети умерли, и теперь она ухаживала за чужими. А родители Жени тщетно искали дочку.

Счастливее других оказался Юдка Клейн, разыскавший в Самарканде жену и детей, которых искал с момента освобождения. Нашел он их благодаря объявлению, висевшему в пункте раздачи талонов. Счастью не было конца. Юдка решил снова пойти в польскую армию, чтобы вывезти семью из СССР. Все пятеро выехали в город Кермине, где собирались будущие солдаты польской армии.

Стоя у зеленого окошка раздачи хлеба, Рахель не раз слышала о подобных случаях. Чудовищная тысячеголовая очередь кричала, буйствовала, шагала по телам, толкалась и ни на минуту не умолкала. Люди стояли там с рассвета до поздней ночи. Рахель вглядывалась в каждого, ища брата с женой. Она искала их везде: на улице, в очереди, на вокзале, но Шая с Авой не появлялись. Дрекслеры не переставали беспокоиться о них.

Йосеф решил поехать искать сына с невесткой в тот город, где они остались. Пошел на вокзал, положив в задний карман деньги за проданные драгоценности и разрешение на проезд. У кассы он обнаружил, что в кармане пусто. Его обокрали! Тучи карманных воришек слонялись по городу. Это вполне могло быть делом Шломека и Антека. Но о том, чтобы поймать воров и вернуть бумажник, нечего было и думать. Так ни с чем

 

Йосеф вернулся домой.

Со временем отношения между Рахелью и начальником пункта раздачи становились все более натянутыми и наконец перешли в открытый конфликт; когда она протянула паспорта, чтобы получить талоны, он талонов не дал и изорвал паспорта в клочки.

Дрекслеры решили оставить Самарканд и переехать в Кермине: там формируется польская армия, и вполне возможно, Шая уже там. Но ехать без документов было запрещено и опасно. На помощь пришел красивый польский офицер, очарованный Рахелью. Хотя она отвергала его ухаживания, он часто навещал их под предлогом игры в шахматы с отцом, но глаз не спускал с дочки, а в один прекрасный день попросил ее руки. Йосеф уклонился от ответа, сославшись на молодость Рахели, но офицер не хотел терять надежды. По службе ему предстоял переезд в другой город, и перед отъездом он дал Дрекслерам письмо к своему другу Яношу, полковнику вновь создаваемой польской армии, в котором просил помочь этой семье так, как если бы они были его родственниками. Прощаясь, он сказал "До свидания" в надежде, что они снова встретятся и Рахель ответит ему взаимностью.

С этим письмом, как бы заменявшим паспорта, Дрекслеры выехали из Самарканда. Больше всего они хотели найти Шаю и уехать из этой страны тюрем и ссылок.

После нескольких часов езды они доехали до захолустного казахского городка , а дальше поезд не пошел. Пришлось сойти здесь. Место было мало привлекательным, как и многие другие, но делать нечего, придется пробыть здесь, пока не появится возможность ехать дальше. А вдруг именно здесь они найдут Шаю... Бывают же чудеса на свете, встретила же Рахель в городке на советской границе его с Авой!

С поезда они сошли, неся два чемодана - все, что у них осталось. Куда теперь двинуться? Хана тут же составила свои чемоданы один на другой, постелила белое полотенце вместо скатерти и приготовила еду: дом должен быть везде, куда бы ни забросила судьба. Рахель отправилась искать работу и ночлег. Она шла по немощеному переулку с маленькими домиками по сторонам. Прочтя вывеску "Пункт регистрации на работу", Рахель вошла и увидела служащего в узбекской тюбетейке, едва возвышавшегося над столом, заваленным бумагами. Не нужен ли ему работник?- с надеждой подумала Рахель. Устремленные на нее глаза показались ей добрыми. Он встал из-за стола, и оказалось, что он хромой. Это был маленького роста смуглый узбек с квадратным лицом, в хорошем костюме, как подобает государственному служащему. Под его дружелюбным взглядом она рассказала, что они освобождены из ссылки как польские граждане, ищут брата с женой, и у них нет ни паспортов, ни проездных документов. Не поможет ли он им получить паспорта и найти работу и жилье. Узбек сразу предложил ей стать его секретаршей, и Рахель с радостью согласилась. Он помог найти и жилье - комнатку с несколькими топчанами.

 

Они приехали в канун субботы. Хана достала из чемодана свечу, разрезала ее пополам, перед заходом солнца зажгла обе половинки и произнесла благословение. Затем они сели за скудную трапезу.

Дрекслеры решили какое-то время пожить здесь, собрать немного денег, а потом поехать в Кермине разыскивать Шаю. Если они найдут его там, то выедут в Иран как члены семьи военнослужащего, а оттуда, может, доберутся и до Эрец-Исраэль.

У них было на что жить, была крыша над головой, а главное - снова появилась надежда, что скоро придет конец их скитаниям.

Но через несколько дней возникла новая неприятность: любезный узбек, оказавший им помощь, влюбился в Рахель, в чем ей и признался.

Ошеломленная девушка рассказала об этом родителям. Они решили, что лучше уехать. Рахель простилась с огорченным узбеком, объяснив, что они не подходят друг другу, поэтому она уезжает, надеясь, что он ее быстро забудет. Тот согласился, что так будет лучше, и, чтобы доказать Рахели, что не затаил против нее зла, пришел проводить их к поезду и даже притащил с собой ручную тележку с нужнейшими продуктами: мешочек с рисом, мешок муки, изюм и многое другое. Он тяжело хромал и еле передвигался, этот невзрачный человек с доброй душой. Дрекслеры с благодарностью простились с ним.

Они прибыли в Кермине. От кирпичного здания вокзала шла песчаная дорога со скудной зеленью по сторонам, а вокруг простиралась безводная степь. То тут, то там разбросаны дома узбеков, видны два барака, построенные поляками для формирующейся армии. В одном - штаб, во втором - призывной пункт.

Около вокзала со своими узлами расположились сотни беженцев. Разводят костры, варят, едят, спят, ухаживают за больными (многие болели тифом) - и все под открытым небом. Кто-то всхлипывает, кто-то навзрыд оплакивает свою судьбу, а рядом на обочине хоронят покойника.

Стояло очень жаркое лето, и беженцы искали хоть крохотную тень, но на этой высохшей безводной земле почти не было деревьев.

Недалеко от вокзала Дрекслерам удалось за небольшую плату снять жилье - открытую всем ветрам хибарку. Ничего другого не было - так что и этой приходилось радоваться. Хана сразу завесила одеялами проемы без дверей и даже расставила некоторые вещи.

От их запасов почти ничего не осталось - только кое-какая одежда, несколько колец, янтарная брошь в виде мотылька с золотыми крылышками, золотые часы Иосефа и продукты, которые дал им бедняга-узбек. Но была надежда на встречу с сыном и на отъезд.

Из своей хибары они ежедневно видели поезда с семьями польских военнослужащих, которые ехали в красноводский порт, откуда им предстояло плыть морем в Иран.

В одном из этих поездов ехали Юдка Клейн, его жена и дети -

 

четырнадцатилетняя Хава, тринадцатилетняя Хая и младший, поздний сын, малютка Иехуда. Юдка снова мобилизовался и таким образом вывез семью.

Шли дни. Шая не появлялся, а продукты кончились, почти кончились и вещи. Золотые часы пропали, видимо, их украли. Йосеф заболел тяжелой дизентерией, лежал на одеяле без лекарств и без тех немногих продуктов, которые ему можно было есть. Хана и Рахель не отходили от него, но что толку. У Рахели не было работы. Она подружилась с польской женщиной и ее дочкой, своей ровесницей, и еще с одной толстушкой Мариной, у которой были связи среди польских военных. Марина доставала у них продукты и иногда делилась с Дрекслерами. Но эта помощь была ничтожно мала. Надежда на отъезд с каждым днем угасала.

Но и сидеть сложа руки нельзя. Кругом процветала торговля водкой. Польские солдаты, большие ее любители, платили на черном рынке хорошую цену.

Однажды утром Рахель вышла из дому с двумя пустыми чемоданами, взяв с собой несколько золотых колец, еще остававшихся у них, и направилась в Самарканд, в нескольких часах езды. Ни паспорта, ни разрешения на проезд у нее не было, и она понимала, как велика опасность: если ее поймают как спекулянтку, да еще без документов, ее вышлют в Сибирь или куда-нибудь еще. Но другого выхода не было. Любовь родных, их вера в нее вселяли решимость, которая помогала ей справляться с трудностями.

В Самарканде она отправилась в Старый город. Встретившиеся молодые люди посоветовали ей, где лучше продать кольца и купить водку на день рождения брата, как она объяснила. Один парень пошел с ней, помог купить водку и даже понес тяжелые чемоданы к поезду. В вагоне Рахель подошла к проводнику, дала бутылку водки и повторила рассказ о дне рождения брата, который нельзя отметить без водки. Проводник посадил ее в пустое купе и положил чемоданы на верхнюю полку.

Через некоторое время в купе вошел офицер в форме энкаведешника. Не показывая своего испуга, Рахель завела с ним разговор. Он оказался образованным и воспитанным человеком. Когда к купе подошли контролеры, у Рахели кровь застыла в жилах от страха, но шедший с ними проводник заверил их, что в этом купе нет ни спекулянтов, ни дезертиров, ни пассажиров без документов - никого, кроме девушки с офицером НКВД. Контролеры прошли дальше.

Вторая проверка произошла уже в Кермине, где Рахель должна была выйти. Поезд остановился, и в вагон вошли милиционеры. Они приближались к купе, где сидела Рахель.

Она быстро рассказала энкаведешнику, что везет водку к дню рождения своего единственного брата, и попросила помочь ей. С минуту он смотрел на нее, пораженный такой дерзостью, а потом расхохотался: она, оказывается, спекулянтка! Но пусть запомнит, что русский человек ей помог. Взяв ее чемоданы, он вместе с ней вышел из вагона. На перроне стояла мама. Увидев сотрудника НКВД с их чемоданами рядом с дочкой, она в отчаянии схватилась за голову. Но Рахель знаком показала, что все в

 

порядке. Офицер поставил на землю драгоценный багаж и вернулся в поезд.

Хана еле успокоилась. Она целовала Рахель, не веря, что все кончилось благополучно. Водку сразу продали и купили на черном рынке отцу лекарства и продукты. Йосеф пошел на поправку. Но они все-таки застряли в Кермине: в первую очередь отправляли польских военнослужащих с семьями, затем следовали польские граждане-поляки, и только за ними -польские граждане-евреи, чьи интересы никто не представлял.

Немногим евреям удалось тогда выбраться из Союза. В их числе были дети из еврейского сиротского дома в Самарканде. Когда стало известно, что им предстоит переезд поездом в порт на Каспийском море, а оттуда на пароходе в иранский город Пехлеви, детский дом бурлил от радостного волнения. Даже Адам, не оправившийся после пережитого в лесу ужаса, немного пришел в себя и заулыбался. Его изголодавшаяся сестренка Елена радовалась, надеясь, что там будет вдоволь еды. Она никогда не наедалась в детдоме и все время думала только о еде.

Всеобщее волнение взбудоражило и Женю. Оно вызвало в ней такую душевную встряску, что к ней вернулась память и она вспомнила родителей и сестер. Она тотчас побежала туда, где они жили, попросить разрешения на отъезд и проститься с ними, но не застала их. Может, они отправились искать ее? Ее мучила мысль, что вдобавок к их страданиям им пришлось беспокоиться и о ней. С тяжелым сердцем и слезами на глазах она решила ехать вместе с сиротским домом.

Среди уезжавших был и Ицик, мать которого Ита умерла по дороге, а брат Элимелех потерялся где-то, и теперь Ицика мучила совесть, что он не сберег брата, как обещал маме, и едет без него.

Дети с их воспитателями, госпожой Брос, Шулой и другими, были счастливы, что уезжают, а беженцы, которым не удавалось уехать, на всех станциях с завистью провожали взглядом этих счастливчиков.

Стоял на перроне с девочкой на руках и Отто Левин. Ему не удалось попасть ни на один поезд. Он умолял, унижался и в конце концов отчаялся. Поэтому он надел на маленькую Марию праздничное платьице, которое выстирал в арыке, решив отправить малютку одну. Он протянул Марию через окно вагона, где ехали дети из еврейского сиротского дома, какой-то девушке, которой понравилась Мария, умоляя ее взять девочку в Эрец-Исраэль, и дал ей адрес жившей там сестры.

Женя (это была она) колебалась, понимая, чем она рискует: если ее поймают с этой девочкой, ее оставят. В нарядном платьице, с большим бантом на кудрявой черной головке, в лакированных туфельках Мария вызвала в Жене тоску по ее собственной сестренке того же возраста. Может, так ей простится, что она уезжает одна, без семьи? Она взяла у

 

Отто ребенка, обещая беречь и привезти в Эрец-Исраэль. Так поезд и отправился с неучтенной пассажиркой.

На другой поезд удалось сесть Береле, рослому пятнадцатилетнему парнишке, которого родители убедили выдать себя за польского солдата и уехать одному, хотя он был у них единственным сыном. Отец незаметно протолкнул его между ехавшими в порт военными.

А Дрекслерам выехать не удалось, и Рахель решила действовать. Надела лучшее из того, что у нее еще оставалось, и отправилась в штаб польской армии, взяв с собой письмо польского офицера к полковнику Яношу, ответственному за выезд польских военнослужащих из СССР.

В штаб охранники ее не пускали, несмотря на письмо. Пока она спорила с охранниками, на балкон второго этажа вышел седеющий мужчина в домашних туфлях и спросил, не к нему ли она пришла. Предположив, что это Янош (а это действительно был он), она ответила утвердительно, и он велел ей подняться к нему. В зале, куда она вошла, вокруг большого стола сидело много офицеров. Передав письмо, она попросила помочь ее семье выехать из СССР. Красивая и смелая девушка явно произвела впечатление на офицера, но он объяснил, что и рад бы, но при такой еврейской фамилии, как Дрекслер, невозможно выехать с польской армией. Вот если они поменяют фамилию и она наденет на шею крест, он постарается помочь и думает, что ему это удастся.

Рахель вспыхнула от возмущения и решительно отказалась от его предложений. Она не будет выдавать себя за христианку! Никогда она не стыдилась своего еврейства. С самого детства в ней воспитали гордость за то, что она принадлежит к еврейскому народу. Она прекрасно говорила по-польски, дружила с поляками, но никогда не забывала, что она еврейка, и нисколько не чувствовала себя от этого хуже.

Словно рука Божья направляла ее: на офицера произвела сильное впечатление ее гордость. Он сказал, что впервые встречает еврейку, которая выглядит как полька и не только не скрывает своего еврейства, но еще и гордится им. Рахель поняла, что он настоящий аристократ, интеллигентный человек.

Полковник предложил ей все же подумать, посоветоваться с родителями и снова прийти к нему завтра. Рахель была ошеломлена. Она решила ничего не рассказывать дома, но всю ночь не могла уснуть.

Назавтра мама спросила принарядившуюся Рахель, куда она идет, но та уклонилась от ответа. А еврейские беженцы, сидевшие на своих узлах под редкими деревьями, провожали ее глазами, гадая, зачем она заходит в штаб польской армии. Рахель старалась не обращать внимания на доносившийся до ее ушей шепот.

Как и вчера, полковник объяснил, что у евреев, если они не члены семьи мобилизованного, нет никаких шансов уехать. Он показал ей длинные списки, где жирной красной чертой были вычеркнуты все

 

еврейские имена. Но Рахель повторила, что фамилию она не изменит. В комнате стояла походная кровать, покрытая одеялом. Девушка украдкой взглянула на нее: неужели у него такие намерения? Иначе - почему он так старается? О том польском офицере, который дал ей письмо, он сказал, что вообще его не помнит. Значит, не ради него он хлопочет. Что делать, если он поставит такое условие, в страхе думала она. А тот просто сказал, что хочет помочь, но еще не знает, как это сделать. Пусть она придет завтра снова. А пока он приглашает ее с ним пообедать, на что голодная Рахель охотно согласилась. Дома она снова ничего не сказала.

Назавтра полковник радостно сообщил, что нашел способ отправить из СССР родителей Рахели, но ей пока придется оставаться здесь.

Теперь она уже не сомневалась в его грязных намерениях. Стараясь сохранить спокойствие, она ответила, что отец болен, брат пропал и мама не сможет справиться без нее. На этот раз полковник рассердился. Потеряв терпение, он резко сказал, что в таком случае пусть и они останутся здесь. И чего она вообще от него хочет!

Рахель не могла удержаться и бросила ему в лицо, что понимает, зачем ему нужно, чтобы она осталась здесь одна.

Удивленный офицер заверил ее, что она ошибается, у него нет недостатка в женщинах, и добавил, понизив голос, что Рахель напоминает ему дочь, оставшуюся в Польше. Он тоскует по ней и потому хочет помочь Рахели.

Рахели стало стыдно за свои дурные мысли. Поблагодарив его за помощь, она поспешила домой с потрясающей новостью: уже завтра родители выедут отсюда!

А те даже и думать не хотели, что оставят ее одну. Отец не мог успокоиться, пока Рахель не привела его к полковнику. Тот заверил Йосефа, что прекрасно понимает его, он и сам - отец, и позаботится о Рахели, но нет никакой возможности отправить их вместе.

В ту ночь Дрекслеры не сомкнули глаз: уехав, они окажутся по другую сторону границы, моря, войны, а Рахель останется одна.

Приятельница-полька обещала родителям заботиться о девушке. Они, со своей стороны, предложили ей поселиться с ее дочкой у них в сарайчике, за который они заплатили вперед за несколько месяцев. Пусть живет здесь вместе с Рахелью.

Назавтра Рахель проводила родителей на вокзал. Каково же было их изумление, когда там оказался и полковник! Он пришел попрощаться, а его солдаты принесли несколько коробок с продуктами на дорогу. Хана целовала ему руки и просила беречь Рахель. А вокруг шептались: как это они оставляют дочь? Почему полковник так почтительно с ней обращается? Не поможет ли он и другим?

Старый паровоз запыхтел, выпустил столб густого пара, дал свисток и тронулся с места. Обливаясь слезами, Рахель вернулась домой. Там уже

 

была полька с дочкой, но Рахели было очень одиноко.

Вечером пришел солдат и принес продукты. Через несколько дней он пришел снова и позвал Рахель к полковнику. В штабе на походной кровати она увидела форму солдатки польской армии. Это ее форма! Янош мобилизует ее на должность своей секретарши, и они вместе поедут в командировку в Москву. К ней вернулись прежние страхи, и она решительно отказалась и от поездки, и от должности. Он с трудом упокоил ее.

И все-таки она боялась, не вышлет ли он ее в Сибирь. Родителей рядом нет. Посоветоваться не с кем. А жившая с ней полька сказала, что она зря упрямится. Подумаешь, переспит с полковником! Дело житейское.

Так в волнениях прошла неделя. Снова появился польский солдат и позвал ее к полковнику. А тот сообщил, что завтра она с последней группой польских граждан отправится в красноводский порт.

Оба были взволнованы. Она от души благодарила его, уверяла, что никогда не забудет, как он помог ей, и даже рассказала о студенте, с которым надеется когда-нибудь встретиться в Эрец-Исраэль. А он рассказал ей, что видел во сне, будто попал с польской армией в Эрец-Исраэль, в Тель-Авив, встретил ее на улице и узнал, что она вышла замуж и родила дочь.

Рахель была тронута. Она знала, что он очень рискует: были случаи, когда военных, даже в чинах, высылали в Сибирь за подобные поступки. Тепло попрощавшись, она помчалась к себе собирать вещи.

Только войдя в поезд, отправлявшийся к Каспийскому морю, она поверила, что чудо совершилось: она в пути и встретится с родителями в Иране. Но жизнь ее многому научила, и восторг сменился тревогой: не ожидают ли ее новые беды?