- 261 -

Они несли свет искусства: театральные истории

 

Среди декабристок встречались деятели искусства, связанные с театром. Какая судьба ожидала их на Севере? Чтобы не потерять профессиональный уровень, им, конечно же, хотелось работать в театрах. Но в 1930-е гг. в лагерях Коми АССР профессиональных театров не существовало. Они появились лишь в начале 1940-х гг. в Ухте, Воркуте и Абези. Если мужья декабристок находились в этих поселениях, то жены имели шанс устроиться в профессиональный театр, в противном случае их ожидала самодеятельность в поселковом клубе.

На этих страницах речь пойдет в основном о Воркутинском музыкально-драматическом театре. Не потому, что в Ухте и Абези не было театральных историй, связанных с декабристками. Такие истории, конечно, были. Выбор Воркуты объясняется лишь тем, что я, автор этих строк, отбывала свой срок в Воркуте и была очевидцем театральной жизни этого заполярного города. Тем более что мой муж, Алексей Алексеевич Марков, весь свой десятилетний срок работал в воркутинском театре и потом постоянно о нем рассказывал. Когда я освободилась, он познакомил меня почти со всеми артистами театра.

Воркутинский театр в 1940-е гг. имел любопытное название - Музыкально-драматический театр комбината «Воркутауголь» МВД СССР Неплохая концовка, не правда ли? Можно подумать, что актерами театра были сотрудники МВД. А артисты-то, в основном, находились за колючей проволокой. Но тогда на это название театра никто не обращал внимания.- Весь Север был сплошным концлагерем и находился в ведении МВД. И вдруг - театр! Первый профессиональный театр в Заполярье! Среди голой тундры, неподалеку от Ледовитого океана. А вокруг лагеря, даже каторжные. Вышки, заборы, колючая проволока...

Воркутяне считали, что театр возник подобно чуду. Начальником Воркутстроя был тогда Михаил Митрофанович Мальцев. Прибыл он на Воркуту из Сталинграда, где командовал воинской частью по сооружению оборонительных линий. Ходили слухи, будто бы он в чем-

 

- 262 -

то провинился. На Воркуту даже большие начальники просто так не попадали. Вначале он был инженер-полковником, потом стал генералом. Так вот, театр возник благодаря воле и энергии двух энтузиастов - «властелина» Заполярья Мальцева и зэка Бориса Аркадьевича Мордвинова, бывшего режиссера Большого театра. Приказ об основании театра Мальцев подписал летом 1943-го г. В этом же году Воркута из поселка стала городом. Театр не имел своего здания, первое время артисты выступали в клубе поселка Рудник. По приказу Мальцева за фантастически короткий срок было воздвигнуто прекрасное белое сооружение с колоннами по проекту спецпоселенца - архитектора Лунева В.Н. Увы, это здание сгорело в 1957-м г.

Театр предназначался для вольнонаемных. Среди этой категории населения Воркуты были бывшие зэки и ссыльные. «Чистыми» считались военнослужащие и молодые специалисты. Артисты же в подавляющем большинстве были зэками. (Это относится к 1940-м гг.). Специальная комиссия выезжала в ОЛПы и отбирала артистов, певцов, музыкантов и художников. Обратим внимание, что из каторжанских ОЛПов отбор не производился из-за их строгого режима. Речь могла идти только об ИТЛ - исправительно-трудовых лагерях. Об этом первом этапе создания театра сейчас уже почти никто не знает. Мы начнем рассказ о театральных декабристках с Эсфири Абрамовны Айнгорн, которая участвовала в отборе артистов, будучи и.о. директора театра.

Вольные артисты составляли незначительную часть труппы. Примадонна театра Наталья Ивановна Глебова приехала на Воркуту не по этапу, а вслед за мужем, Шварцманом, - главным инженером энергоуправления. Вера Макаровна Пясковская, солистка театра, была женой Печуги, тоже большого «гражданина начальника». Обе вскоре получили звание заслуженных артистов Коми АССР. Из семьи ссыльных немцев в театр пришли две красивые девушки, сестры Рейзвих, Маргарита и Ада. Их «воспитали в собственном коллективе». Они блистали в оперетте. Маргарита Рейзвих вышла замуж за бывшего зэка, румынского инженера Бичая, и стала Маргаритой Бичай. Инженер Бичай был чрезвычайно интеллигентным человеком, интересным собеседником, свободно говорившим по-французски и по-немецки. Я с мужем бывала у них в гостях. Эрудиция и светские манеры Бичая меня восхищали. Но когда в театре появился харбинский артист Виктор Дмитриевич Лавров, Маргарита развелась с первым мужем и стала Лавровой. Если сейчас кто-нибудь

 

- 263 -

заинтересуется историей воркутинского театра, то может подумать, что М.Рейзвих, М.Бичай и М.Лаврова - разные артистки. То же относится к Аде Рейзвих - она стала Адой Тугановой, выйдя замуж за бывшего зэка, балетмейстера Туганова.

Примечательно то обстоятельство, что воркутинский театр с первых лет своего существования стал одновременно и театром-студией, подготовившей много замечательных артистов из талантливой молодежи. За короткий срок удалось собрать замечательный коллектив. Театр имел свой симфонический оркестр, балет, хор. При Мордвинове труппа состояла примерно из 150 человек. Предпочтение отдавалось оперно-оперетточному репертуару. Шли такие произведения, как «Фауст», «Риголетто», «Травиата», «Чио-Чио-сан», «Севильский цирюльник» и др. Что же касается оперетт - все и не перечислишь! С опереттами, кстати, произошла интересная история. Канкан находился тогда под запретом. А в Воркутинском театре танцевали канкан! Разрешил Мальцев. Дирижировал оркестром Владимир Владимирович Микошо, музыкант высокого класса. Окончил две консерватории - Московскую и Киевскую. Короткое время был и второй дирижер - Вигорский, из Киевского оперного театра. Много прекрасных музыкантов собралось тогда в труппе. Мой муж Алексей Марков работал в театре с 1944 по 1959 г., хорошо знал Мордвинова, восхищался им как режиссером и человеком. На его глазах прошла пятнадцатилетняя жизнь театра, его взлет и угасание. Мордвинов после освобождения в 1946-м г. переехал в Сыктывкар, затем в Саратов и Минск. Получил заслуженного. Театр постепенно превращался в драматический. Музыкальные спектакли ставились редко. В 1950-е гг. театр возглавлял Гайдаров. Он с супругой, актрисой Утехиной, приехал из Киева. Но в эти годы театр уже так не славился, как при Мордвинове... Вспомним же некоторые страницы его истории, связанные с декабристками, которые в 1940-е и в первой половине 1950-х гг. работали в театре.

 

Эсфирь Абрамовна Айнгорн - многолетний и.о. директора театра. Вместе с маленькой дочерью она приехала на Воркуту к мужу, Истеру Григорьевичу Айнгорну, который до своего ареста в 1937 г. работал в Москве заместителем начальника Метростроя и был членом коллегии Наркомтяжпрома. О воркутинской жизни рассказывает их дочь, Марина Истеровна:

 

- 264 -

«Отец освободился в 1944 г. и мы сразу же поехали к нему. Мама была человеком широко образованным, владела английским, немецким, польским языками, у нее был абсолютный музыкальный слух. Когда мы прибыли на Воркуту, процесс создания театра был в разгаре, и мама сразу же предложила свою помощь. Она стала исполнять обязанности директора. Артисты потом долго вспоминали, что их директор старалась тайком подкармливать заключенных, вызывая их в кабинет как бы по делу. Она добилась, чтобы всем им выписали пропуска «зона-театр-зона», с которыми они могли в любое время ходить без конвоя на репетиции и спектакли.

Вначале мы с папой жили в общежитии, где были комнаты для освобожденных. Помню, я часто смотрела с подругой спектакли из оркестровой ямы, видела сразу и оркестр, и артистов. Мне было уже 16 лет, я хорошо помню репетиции Мордвинова, первые постановки «Сильвы» и «Марицы». А в 1951 г. снова началось усиление режима. Многих лагерных артистов загнали в зоны. Повторно арестовывали тех, кто освободился. Отец, к счастью, избежал этого. Мальцев уважал его, вызвал в кабинет и сказал: «Я не хочу, чтобы Вы во второй раз сели. Подайте заявление об отъезде по семейным обстоятельствам. И пусть Ваша жена тоже подаст заявление об увольнении из театра». Я к этому времени уже поступила учиться и уехала в Ригу. А мама и папа отправились в Салехард. Посоветовал им туда поехать Иванов, секретарь парткома комбината «Воркутауголь». Он сказал, что в Салехарде нет зон и туда приказ о повторных арестах не придет».

Этот эпизод говорит о многом: о неустойчивом положении бывших заключенных, которых в любой момент могли лишить свободы, о шатком положении жен-декабристок, о широте размаха повторных арестов, от которых приходилось спасаться бегством даже тем, кто работал в непосредственной близости к высокому начальству. Кста-

 

- 265 -

ти, этот эпизод делает честь и начальнику концлагеря генералу М.М.Мальцеву, стремившемуся в меру своих сил оградить своих приближенных от очередных бед. Марина Истеровна подарила мне несколько фотографий из семейного архива, среди них групповое фото, где ее отец сопровождает генерала Мальцева, осматривающего строительную площадку, на которой работают каторжане с номерами на спинах.

 

Певица А.П.Вигорская работала в Воркутинском театре во второй половине 1940-х и в начале 1950-х гг. До приезда на Воркуту она была солисткой Киевского оперного театра. Чем привлекла ее Воркута, это гибельное место, окутанное колючей проволокой? Сюжет все тот же - добровольное желание разделить судьбу репрессированного мужа, дирижера Е.М.Вигорского. Он появился в Воркутинском театре во второй половине 1940-х гг. на должности первого дирижера, которую до этого занимал В.В.Микошо, ставший вторым дирижером. Вигорский побывал в немецком плену, но на Воркуту он попал не как заключенный, а как «спецконтингент». Впрочем, четких данных о его статусе у меня нет. По словам А.Маркова и виолончелиста Л.Брокера, он принадлежал к «спецконтингенту», что и позволило приехать к нему его жене А.П.Вигорской. Будь он заключенным, это вызвало бы определенную реакцию у воркутинских режимников. Однако никакого скандала не произошло. Жена совершенно спокойно выступала вместе со своим мужем, а они ведь носили одну и ту же фамилию!

А.П.Вигорская стала одной из ведущих солисток в оперной труппе театра, исполнительницей партий Иоланты в одноименной опере П.И.Чайковского, гейши в «Чио-Чио-сан» Дж.Пуччини, Антониды в «Иване Сусанине» М.И.Глинки. В спектаклях, где она выступала, дирижером, как правило, был ее муж. Вигорский дирижировал очень артистично, подражая Леопольду Стоковскому.

 

- 266 -

Старожилы Воркуты по сей день с благодарностью вспоминают музыкально-образовательный цикл лекций «Классики русской музыки», организаторами и вдохновителями которых были дирижеры В.В.Микошо и Е.М.Вигорский. В группу вокалистов, участвовавших в этой просветительной работе, входила и А.П.Вигорская, исполнявшая арии из многих опер. На Воркуте с большим энтузиазмом отмечались различные памятные даты. Это приобщало жителей далекой тундры к жизни на «Большой земле». Так в 1949 г. отмечалось 100-летие со дня смерти Шопена. Вигорская выступала в юбилейном концерте как певица и как пианистка. В 1947 г. на Воркуте отмечалось 800-летие Москвы. В программу юбилейного концерта входили, прежде всего, произведения, связанные с историей нашей столицы. А это, конечно же, опера Глинки «Иван Сусанин» как самое яркое музыкальное произведение, в котором отражалась героическая борьба русского народа с иноземными захватчиками. А.П.Вигорская исполняла арию Антониды. Это лишь несколько штрихов ее многогранной деятельности. Для воркутян, оторванных от мира и живущих среди зон, окутанных колючей проволокой, прикосновение к прекрасному имело особо спасительное значение. В начале 1950-х гг. Вигорские покинули Воркуту.

 

Корнелия Николаевна Рутковская в течение десяти лет была примадонной Вокутинскоготеатра (середина 1940-1950-х гг.). Как же она попала на Воркуту? Она приехала за Полярный круг как вольнонаемная и как декабристка - инкогнито. Дело в том, что ее муж, актер и режиссер театра Борис Валерьянович Харламов, был в ту пору заключенным и жил в зоне. Он имел пропуск для свободного выхода из зоны, как и все другие артисты-зэки, но не имел права проживания с женой. О том, что они муж и жена, до поры до времени никто не знал. Фамилии разные, он жил в зоне, она «сняла угол» в городе. На работе они были все время вместе, вместе выезжали на гастроли. Они как бы вырвали у судьбы право быть вместе в то время, когда она их разлучила на многие годы и, может быть, могла разлучить навсегда.

Борис Валерьянович стал узником военного времени после того, как во время немецкой оккупации продолжал работать в театре. За это после освобождения его арестовали и этапировали в Воркутлаг. История, типичная для многих театральных работников, побывавших на оккупированной территории! Существование в Заполярье городского профессионального театра, где разрешалось работать заклю-

 

- 267 -

ченным артистам, было для него спасительной неожиданностью. В театре он получил статус ведущего артиста и режиссера. В 1946 г. он поставил комическую оперу Шарля Лекока «Дочь Анго» (дирижер Е.М.Вигорский, художник П.Э.Бендель). Затем он режиссировал концертную постановку оперы М.П.Мусорского «Борис Годунов» (дирижер В.В.Микошо, хормейстер Г.И.Жильцов, концертмейстер Е.М.Добромыслова). В 1947 г. Харламов поставил музыкальную комедию «Раскинулось море широко» (дирижер В.В.Микошо, художник П.Э.Бендель). По его инициативе и в его постановке воркутяне увидели литературно-драматическую композицию «Анна Каренина».

О, это была его звездная постановка! Он исполнял роль Каренина, Рутковская - Анны, Н.И.Кошкин - Вронского. Особое очарование спектаклю придала чудесная музыка Рахманинова, Чайковского и Листа: спектакль шел в музыкальном сопровождении трио: скрипка - М.И.Носырев, виолончель - Л.В.Брокер, рояль - Т.В.Юнгферд. «Анна Каренина» пользовалась огромным успехом и принесла исполнителям главных ролей большую любовь публики.

Но, как известно, всякое тайное рано или поздно становится явным. Каким-то образом оперативному отделу Воркутлага стало известно, что вольнонаемная примадонна воркутинского театра Корнелия Рутковская приехала в Заполярье неспроста, а для «преступной связи» с заключенным артистом Харламовым, женой которого она, оказывается, является. Разразился страшный скандал. Рутковской приказали в 24 часа покинуть Воркуту. Однако нашлись добрые люди и их спасли. Корнелия Николаевна осталась на Воркуте и продолжала работать в театре. Все это кажется невероятным, но так было. Воркута - сгусток тьмы, гиблое место, страшный концлагерь. Но и здесь действовали светлые силы... Рутковская участвовала почти во всех спектаклях, которые ставил Харламов. Это давало возможность им не разлучаться в рабочее время, в нерабочее же они не могли быть вместе.

Я освободилась в конце 1953 г. и, благодаря знакомству с Алексеем Марковым, окунулась в театральную жизнь Воркуты, посещала все спектакли, познакомилась со многими артистами и музыкантами. Первым спектаклем, с которого началось мое приобщение к воркутинскому театру, была пьеса Виктора Гюго «Анджело» в постановке главного режиссера театра, заслуженного артиста УССР Н.Г.Гайдарова. Музыку для этой постановки написал В.В.Микошо, художественное оформление делал К.И.Гусев, Б.В.Харламов испол-

 

- 268 -

нял главную роль Анджело Малипиери, наместника Падуи. В этом спектакле участвовал и Алексей Марков в небольшой роли дозорного Гибардо. Он пригласил посмотреть спектакль меня и Бориса Сократовича Баскова, который, как и я, недавно освободился и жил на шахте № 7, откуда добираться до города нужно было автобусом. Борис Сократович принял приглашение и вот мы, недавно бесправные узники, впервые за много-много лет сидим в партере Ворку-тинского драматического театра! Настроение праздничное, мы с интересом рассматриваем публику, Марков знакомит нас со своими друзьями-артистами.

Распахнулся бархатный занавес, взору открылась красочная декорация - виды Падуи XVI века, раздались звуки прекрасной музыки, взволновал глубокий голос наместника Падуи Анджело Малипиери... Наконец, наконец я сижу в зале настоящего театра! Еще недавно я могла смотреть только самодеятельность в лагерной столовой, с жалкой декорацией, бедными костюмами, тусклым освещением. И продолжалось это десять лет! Картины недавнего прошлого с лихорадочной быстротой стали проноситься перед моим взором, вытесняя действие, происходящее на сцене. Этапы с конвоем и собаками, грозные оклики «шаг вправо, шаг влево считается побегом, конвой стреляет без предупреждения!». Бесправное, рабское существование, голод, холод, смрад в бараках, непосильная работа в шахтах... Умирающие доходяги, расстрелы каторжан, их окровавленные трупы и дощечки с надписями кровью «Собаке - собачья смерть!». И эти жуткие годы поглотили всю мою молодость... Как я смогла все это пережить? И за что, за что обрушился на меня этот лагерный ад???

Слезы текли из моих глаз, я не могла их остановить, у меня не было сил взять себя в руки. Борис Сократович с удивлением и тревогой взглядывал в мою сторону. Он знал меня в тяжелые годы на шахте № 2, где я держалась мужественно и достойно. Он никогда не видел меня плачущей. За это он уважал меня и удостоил своей дружбой. Слабых и хныкающих он не любил. И вдруг здесь, в теат-

 

- 269 -

ре, когда мы свободны (почти свободны - мы были в ссылке), я плачу без видимых причин! Я представила себе, как он презирает меня за слабость и безволие, но остановить поток слез не могла. В антракте он крепко взял мою руку и вывел из зала. Мы спустились в гардероб, взяли свою одежду и вышли в морозную воркутинскую ночь. «Анджело» остался недосмотренным. Вот так я впервые познакомилась с воркутинским театром и Борисом Валерьяновичем Харламовым, исполняющим роль Анджело. Да, театр-это непросто, он может вызвать непредсказуемую реакцию! Через несколько дней пришло письмо из шахты № 7 от Бориса Сократовича, который в первых строках вопрошал: «О чем слеза?..».

Потом я часто бывала в театре и больше уже не плакала. Было много спектаклей, поставленных Харламовым, с его участием и участием его жены. Они очень активно выступали в театре. Чтобы не казаться голословной, приведу примеры, что, кстати, позволит вспомнить репертуар 1950-х гг.

В 1953 г. в постановке Харламова шла горьковская «Васса Железнова» с Рутковской в заглавной роли, Харламов исполнил роль Прохора Храпова, ее брата. (Художник Я.Я.Вундер). В его же постановке шла пастораль «Мастерица варить кашу», где он играл роль управляющего Городнищева. Большой популярностью пользовалась комедия М.Бараташвили «Стрекоза», в которой Харламов выступал в роли профессора Ираклия Наморадзе, а Рутковская - в роли его жены Елены. (Постановка гл. режиссера театра Н.Г.Гайдарова, художник К.И.Гусев, дирижер В.В.Микошо).

В 1954 г. шла пьеса К.Симонова «История одной любви» в постановке Харламова (художник Я.Я.Вундер), в которой Борис Валерьянович был занят в роли Николая Семеновича Голубя, а Корнелия Николаевна - в роли Марии Петровны. В его же постановке шла пьеса А.Н.Островского «На бойком месте» - роль Бессудного исполнял сам же постановщик, роль его жены - Рутковская. Харламовым была поставлена еще одна пьеса А.Н.Островского, а именно «Без вины виноватые», в которой роль Отрадиной исполняла К.Н.Рутковская, а Харламов - роль Нила Стратоныча Дудукина. (Художник Я.Я.Вундер). И далее в его постановке шли «Обыкновенный человек» (1954 г.), «Персональное дело» (1955 г.), «Живой портрет» (1955 г.), «Два клена» (1955 г., здесь он был режиссером), «Бешеные деньги» (1955 г.), «Дача Дроздовых» (1956 г.)- всего не перечислишь!

После реабилитации Харламов со своей верной женой, декабристкой Корнелией Рутковской, покинул Воркуту, переехав в Ленин-

 

- 270 -

град. Там, в Доме ветеранов сцены, закончился их земной путь.

 

Балерина Н.В.Попова прибыла в Воркутлаг из Сиблага. Она работала в Воркутинском театре вместе со своим мужем Л.В.Брокером. Случай, скажем прямо, невероятный. В одном лагере строго запрещалось пребывание мужа и жены. Они же не только «пребывали», но и работали вместе, имея пропуска для свободного выхода из зоны. Смогло это невероятное событие произойти потому, что у них были разные фамилии и «режимники» не знали, что они муж и жена. Попова попала в Воркутинский театр по запросу театрального руководства. Ее затребовали как балетмейстера, и в 1946 г. она прибыла в Воркутлаг. Конечно эту «аферу» провернул ее муж Леонид Брокер. Как это ему удалось сделать - остается тайной. Но факт есть факт. Счастливый случай для лагерной жизни!

Ее дебют как балетмейстера состоялся в оперетте «Коломбина» (постановка Б.А.Мордвинова, дирижер В.В.Микошо, художник Т.Т.Буря, хормейстер Г.И.Жильцов, режиссеры А.А.Гольдбурт и Б.А.Козин, 1946).

В 1946 г., 26 декабря, шел 100-й спектакль оперетты «Сильва», очень полюбившейся воркутянам. Это была новая редакция «Сильвы» в постановке В.В.Рыченко. Борис Аркадьевич Мордвинов, создатель и душа Воркутинского музыкально-драматического театра, в это время уже освободился и переехал в Сыктывкар, а затем последовали города на «Большой земле» Саратов и Минск, где Мордвинов получил звания заслуженного артиста БССР и РСФСР. Мордвинов покинул Воркуту, но воркутинская театральная жизнь продолжалась, хотя и не с тем блеском, как при нем. Балетмейстером в новой постановке «Сильва» была Н.В.Попова. В оперетте «Веселая вдова» (1947 г.) она исполняла вместе с П.К.Герко лирический танец. В концерте из произведений П.И.Чайковского (1949 г.) она ставит танцевальные номера, и так далее, и тому подобное.

О театральной жизни музыканта Л.В.Брокера можно было бы рассказать многое. Но я не стану это делать. У меня сохранилась диктофонная запись его рассказа и имеется счастливая возможность предоставить слово ему самому*. Леонид Владимирович

 


* Диктофонная запись была сделана в московском «Мемориале» в 1994 г. В газете «Мемориал-Аспект» № 14, июль 1995, опубликованы воспоминания бывших узников Воркуты о воркутинском театре, среди них есть и рассказ Л.В.Брокера под названием «Мои университеты».

- 271 -

Брокер рассказывает:

«Я проработал в театре с 1945-го по 1956-й год. Приехал я в Воркуту, как и большинство, не по своей воле. История моя долгая. Был репрессирован трижды. Впервые меня арестовали в 1934-м году. Учился я в училище при консерватории по классу виолончели, взяли меня и продержали месяц, потом два месяца погулял, и снова меня арестовали. За что меня арестовали? Этого я объяснить не могу. Дело обстояло так.

Был у меня приятель, музыкант, вместе в кинотеатре подрабатывали. Мне было за двадцать. Обычно к этому времени все музыканты уже профессионально подготовлены. А мне еще надо было догонять товарищей. И вот однажды затащили меня на одну вечеринку. Упирался я, не хотел идти. Вообще никуда не ходил, кроме концертов. Но меня моя будущая жена упросила.

Пришли мы - накрыт большущий стол, на одном конце его сидит хозяйка дома, а мы с женой на самом краешке с другой стороны. И вот нашелся один человек, который был влюблен в эту самую хозяйку, и он сказал какую-то неподобающую хохму. И после этого нас всех троих взяли. У него отец был преподавателем Академии Фрунзе, старый генерал еще царской армии. У меня отец тоже был подполковником царской армии, получил это звание во время войны. В компании я даже толком и не разобрал, что там было сказано. Но так как мы были оба сыновьями царских офицеров, нас сразу и взяли. Во всякой большой компании всегда бывали осведомители. Один допрос и пять лет приговора. Я спросил у следователя, в чем я должен сознаться. Они, обычно, в таких случаях свирепеют. Это был второй арест.

Отправили меня на пять лет на Дальний Восток. Знаете БАМлаг? Там мы вторые пути строили. По этим путям я и ехал, досрочно освободившись в 1937-м году. Там мне повезло, сняли с общих работ, попал в лагерный театр, в концертную группу. Был инструмент очень приличный и я как музыкант быстро восстановил свою форму. А перед Воркутой я три с половиной года инструмента не видел. Там посложнее дело было.

 

- 272 -

В третий раз меня арестовали в 1942-м году, в Иванове. После освобождения в Москву я возвращаться не мог. Я там в оркестре работал, до войны. Потом был на фронте, в стройбате, пока нас не расформировали. Вернулся в Иваново, опять взяли в армию, строили аэродром. Там нас с женой арестовали, дали по 10 лет. И вот за что. Я где-то сказал, что если так воевать, то недолго войну проиграть... Это было время, когда немцы к Волге подходили. Видно, хозяин квартиры, где мы жили, стремился от нас избавиться и написал донос. Так я и попал в Недель. А жена попала в знаменитый СИБлаг. Мы переписывались с нею. Правда, когда меня везли этапом, то солдат, который меня обыскивал, все письма жены выбросил. Столыпинский вагон - худшее, что может быть. В четырехместном купе было набито 22 человека. Да, эту школу я прошел в полном объеме. В Неделе я пробыл 29 месяцев в больнице. Пеллагра, дистрофия, я там умирал. Не знаю, почему выжил. При мне умирали люди ежедневно. Один, два, три человека... Огромный барак, наполненный лежачими. В Неделе с пересылками меня хотели послать на общие работы. Но увидели, что слабый, послали на легкий участок - корчевать пни. А слабые мы приехали потому, что голодали всю дорогу. На двое суток нам дали сухой паек - килограмм хлеба, кусок соленой рыбы, два кусочка сахара пиленого... А в тюрьме знаете как? Если что дают, тут же все и съедаешь - хоть кусочек, хоть килограмм. Потом голодаешь.

Пробовал я голод, три с половиной года не бывал сыт. Представляете, если люди ни о чем, кроме еды, говорить не могут. И ведь никакие пирожные или колбасу не вспоминают - только хлеб, хлеб ржаной. Я не понимаю, как остался жив. Когда меня с пересылки послали переосвидетельствовать, то врач попался венгр, военнопленный, и он меня послал на самую тяжелую командировку: на шпалорезку, бревна там надо было на себе таскать. Страшное место - Палкино, это на Северном Урале. И вот когда я туда прибыл, там была своя комиссовка. Меня осмотрели и поместили в больничку. Но через какое-то время оттуда выписали. Оказывается, я должен был заниматься самодеятельностью, да еще и «натаскивать» какую-то

 

- 273 -

дочку полковника НКВД. Это была красивая, высокая женщина, но жуткая матерщинница, к тому же и кулакам своим волю давала. Не пошел я с ней заниматься.

В Воркуту меня выписал театр. Я сам писал в ГУЛАГ просьбу использовать меня по специальности. Когда я приехал, оркестр в театре был слабый. Оперетты играл, а так - ничего серьезного. Да и сама Воркута - не город, а сплошные бараки. Поселили меня в «театральном» бараке, совсем недалеко от театра. Форма у меня была плохая. У всех профессиональных музыкантов - струнников на пальцах постепенно образуются подушечки, от соприкосновения со струнами. Так что мне пришлось восстанавливаться. Инструменты были плохие, совершенно непригодные для работы. Но постепенно я все-таки входил в норму. И однажды мою игру услышал главный режиссер театра Мордвинов и взял меня в оркестр, где я стал единственным виолончелистом. Сам Мордвинов сидел, кажется, по обвинению в шпионаже. Американский шпион... Всех так сажали, и меня не лучше. И вот Мордвинов, он же «шпион», вызвал администратора, Гришу Литинского, и сказал, что меня надо поддержать. Мне сразу дали паек, который давали начальству - сгущенное молоко, масло, сахар. А потом прикрепили к больничному питанию.

Жена моя, Н.Попова, была балериной. Ее тоже потом перевели в Воркуту, летом 1946-го года. Она работала там балетмейстером. Я добился этого перевода через руководство комбината «Воркутауголь». С концертными бригадами театра я объехал все ближние места - Печору, Абезь, Ухту...

Проработал я в театре до освобождения 19 октября 1952 года. После освобождения остался в театре еще на три года, потому что сталинский режим был еще жив, система была такая, что лучше было в Центральной России не появляться. В театре я играл все - в оркестре, и соло, и трио у нас было. Шла «Анна Каренина» и перед занавесом мы как бы прелюдией играли трио Чайковского. Очень хороший был спектакль. Преподавали мы с женой и в детской студии. Она была хореографом всех детских постановок.

Наверное, надо вспомнить о некоторых музыкантах, ра-

 

- 274 -

ботавших в театре... О дирижере Вигорском, первоклассном музыканте. Он попал в лагерь после немецкого плена. У немцев он тоже играл в оркестре. Кажется, он не был у нас заключенным, а на положении спецконтингента. О Вигорском меня предупредили, что он имеет склонность к «стуку», чтобы я был поосторожнее с ним. Впрочем, я настолько был бит-перебит, что старался ни с кем ни о чем лишнего не говорить, тем более, если предупреждают. К Вигорскому, кстати, приехала через какое-то время жена, актриса из киевского оперного театра. В Воркутинском театре она исполняла оперные партии.

Высокообразованным музыкантом был Микошо, преподаватель московской консерватории, дирижер и композитор. Для спектакля «Золушка» он написал очень милую музыку. Жаль, что тогда нельзя было записать тот спектакль на пленку. Великолепный был спектакль! Все роли в нем исполняли дети, а Золушку играла дочь нашей Веры Макаровны Пясковской, звезды воркутинской сцены (она была женой одного из тамошних больших начальников Печуги).

В труппе театра вообще было немало подлинно талантливых людей. Здесь работала актриса Глебова, тоже одна из звезд (она приехала сюда вместе с мужем-энергетиком Шварцманом). Выступала пианистка Тамара Юнгферд, ученица Нейгауза, из Московской консерватории. Актриса Малого театра Михайлова, великолепная чтица, Кошкин из Большого драматического, Н.Фомин, Миша Носырев, скрипач из Ленинградской консерватории, москвич Лева Рейнштейн, пианист... В зале театра было мест 200-300* и всегда он был полон. К сожалению, заключенные в него никакого доступа не имели. Он работал как обыкновенный городской театр.

Как-то попал к нам в лагерь Данзас, француз, когда-то работавший в экскурсионном агентстве Кука, водивший экскурсии на Ватерлоо. Его отец, обрусевший француз, был послан в составе экспедиционного русского корпуса на фронт первой мировой войны в 1914-м году во Францию. Сам

 


* В театре было свыше 400 мест.

- 275 -

Данзас окончил Сенсирскую школу, был офицером французской армии и воевал с немцами, уже во вторую мировую войну, попал в плен к немцам. А из немецкого плена - уже к нам. Человеком Данзас был очень приятным и интересным, работал у нас ассенизатором. С помощью этой блатной работы он и сохранил себе жизнь. В театре у нас работал Стин Афанасий Иванович, по происхождению граф. Он у Доватора был на фронте корреспондентом от какой-то газеты. А в театре занимал должность коменданта.

Еще один мой приятель, Франек Клопотек-Лувчевский, играл в оркестре на альте. Он был одним из немногих иностранцев у нас в театре. А сначала он был доведен лагерными общими работами до такого состояния, что не мог даже вспомнить своей фамилии. Но у него была замечательная сила воли: он прошел выучку в иезуитской гимназии. А в лагерь попал так - при немцах был директором кинотеатра, вот и все... Ненавидел он нашу страну сильно, но тому много причин, начиная от Екатерины II.

Но вот, отвлекаясь, должен сказать, что с детства помню, а я вырос в военной семье, в казарме - у нас была масса поляков. Они воевали в первую мировую блестяще. Правда, немцев они не любили еще больше, чем русских. У моего отца в полку тоже были поляки.

Предки мои были англичане, вернее - шотландцы. Меня уверяли, что фамилия Брокер шотландская. По семейной легенде один из Брокеров был комендантом Нарвы, когда Петр взял Нарву, он попал в русский плен. Потом он принял подданство, пошел служить в армию. И вот весь род Брокеров на мне кончается. В этой стране продолжать наш род, кажется, и не стоит. Моя жизнь не заслуживает повторения.

На пенсию я ушел в 1969-м году. А до этого работал в оркестре Вероники Дударовой виолончелистом. А потом еще поехал зарабатывать пенсию в Якутск. Знаете, когда пройдешь такую жизненную школу, уже долго не раздумываешь: собрался в один день и уехал. Два года я там работал, в оперном театре и на радио. Вот такая моя история...»

 

Г.П.Чадук-Ага работала в Воркутинском театре заведующей кос-

 

- 276 -

тюмерным цехом. Имя ее встречается в театральных программках конца 1940-х гг. В эти же годы среди мужского состава артистов театра можно найти М.М.Чадук-Ага. Например, в пьесе А.Галича, К.Исаева «Вас вызывает Таймыр» (постановка Р.Холодова, художник П.Бендель, 1948 г.) роль директора филармонии исполняет М.М.Чадук-Ага. Он же выступает в роли моряка в оперетте «Вольный ветер».

Фамилия редкая, сразу же обращает на себя внимание. Я как-то спросила у Алексея Маркова, что это за люди? Он ответил, что они муж и жена, и с их пребыванием в театре связана интересная история. Но подробностей, к сожалению, я не знаю. Было это сказано очень давно, в 1960-х гг. Ни я, ни Алексей не думали тогда, что наступит такое время, когда воспоминания о Воркутинском театре будут представлять интерес. Я не в силах сейчас развернуть эту тему и написать что-либо внятное, была ли Г.П.Чадук-Ага вонольнаемная (как К.Рутковская) или же заключенная (как Н.Попова), прибывшая к заключенному мужу. И тот, и другой случай маловероятны - фамилии ведь одинаковые! Пишу о них в надежде, что, может быть, найдутся знающие люди и дополнят эту историю.

А теперь расскажем историю об артистке театра «Ромэн», у которой судьба сложилась так, что она не смогла выступать в театре, а пришлось ей довольствоваться поселковым клубом.

 

Александра Константиновна Павлова-Федянина попала в ухтинские края сложным маршрутом: Москва-Англия-Москва-поселок Водный промысел, где находился радиевый завод. В Москве был театр «Ромэн», где она, настоящая цыганка, работала вместе с Лялей Черной (которая, кстати, была цыганкой только наполовину). Ну а причем тут Англия? Как в Англии, так и в Ухте она оказалась из-за своего мужа, Михаила Павловича Федянина, выпускника Высшего технического училища им.Баумана. Он учился вместе с Туполевым у Н.Е.Жуковского, который его как талантливого студента уговаривал пойти в авиацию. Но Михаил Павлович выбрал другой путь - стал механиком текстильного оборудования. Может быть, он решил таким образом почтить память деда, у которого до революции была своя текстильная фабрика.

В 1927 г. его послали в командировку в Англию на четыре года в качестве эксперта для покупки текстильного оборудования. К нему в Англию приехала его жена, Александра Константиновна, актриса театра «Ромэн». Прошло четыре года. Можно полагать, что это были

 

- 277 -

их самые счастливые годы... В 1931 г. они вернулись на Родину, вскоре у них родилась дочь Елена. В 1937 г. Михаила Павловича арестовали, обвинили в шпионаже и как «врага народа» этапировали в Ухтпечлаг, конкретно, в поселок Водный промысел на радиевый завод. Здесь он стал заместителем главного механика, а затем - главным механиком. Выпускники «Бауманки» высоко ценились не только за рубежом, но и в ГУЛАГе! В зоне он пробыл всего около полутора лет, после чего его перевели на поселковое положение. К нему из Москвы приехали жена с дочерью Леной и племянницей Люсей Павловой, которая осталась без родителей. Лена и Люся учились в одной школе вместе с Викой Колыбиной (Димитровой) и Тамарой Давыдовой, их школьная дружба продолжалась потом многие и многие годы. Они, эти школьные подруги Лены Федяниной, и оказались тем источником информации, который позволил мне описать эту удивительную историю артистки-цыганки, цыганки-декабристки, Александры Павловой. Девочки, подруги Лены Федяниной, называли ее тетей Шурой. Виктория Колыбина вспоминает:

«То, что отец Лены был высокообразованным специалистом, говорил тот факт, что в школе у нас он преподавал и физику, и математику, и английский язык. А последние годы пребывания на Водном промысле он удивил всех еще своими художественными способностями. При встрече с Леной в Москве я увидела его рисунки, выполненные обыкновенными цветными карандашами - там и портрет тети Шуры на фоне молодых сосенок, и портреты дочери, и копии с картин знаменитых итальянских художников эпохи Возрождения. Да, можно только диву даваться - как же многогранен был его талант!

Между прочим, то, что мы с сестрой Полей, поехав в Москву, поступили в текстильный институт, это во многом его влияние. А тетю Шуру я все время вспоминаю по концертам в нашем клубе. Мне так нравилось, как она пела цыганские песни и старинные русские романсы! Особенно нравился в ее исполнении романс «Наш костер в тумане

 

- 278 -

светит». Жаль, что тогда не разрешали много петь цыганских песен. Тетя Шура устроилась сначала работать дежурной на вышке-качалке, которая качала радиоактивную воду с химзаводов в тайге для завода концентратов, а потом перешла на телефонную станцию.

Их дочь, Лена, росла очень красивой девочкой, чем дальше, тем ярче проступала в ней цыганская красота. Лена была на 1 год старше меня, поэтому мы учились не в одном классе, но в интернате в Ухте нам пришлось жить вместе. Лена окончила в Москве педагогический институт и пошла по стопам отца - стала преподавателем математики и физики. Даже на несколько лет уезжала в Польшу, там работала тоже в школе, преподавала для детей работников посольства. А сейчас работает в одной из московских школ, преобразованных в гимназию. (Речь идет о 1993 г. - авт.). Отец ее умер в 1980 г., а мать еще раньше, и осталась Елена Михайловна в квартире одна».

Когда я узнала об этой истории, мне вспомнилось, что нечто подобное было в Воркуте. В 1954 г. мы жили вместе с мужем Алексеем Марковым на улице Победы, а неподалеку в новом доме на Московской улице жил товарищ мужа по лагерю, инженер, до ареста занимавший какой-то ответственный пост. Он женился на красивой цыганке, они вместе время от времени бывали за рубежом. Потом его посадили, срок он отбывал в Заполярье, чудом выжил. Жена к нему приехать не могла, а когда он в конце 1953 г. освободился без права выезда - то сразу же приехала. Воркутинские реалии произвели на нее удручающее впечатление. Алексей попросил меня навещать ее, чтобы как-то приободрить и проявить участие. От былой ее красоты, увы, ничего не осталось. Предо мной была измученная, больная женщина. Она по-прежнему любила бусы, кольца, браслеты, но это мало ее украшало. Иногда мы вместе ходили в театр. Песни и танцы ее несколько оживляли, драматические же пьесы она не любила. Как только муж получил реабилитацию, они немедля покинули Воркуту.