ДАЛЬНИЙ ЭТАП

 

В солнечное зимнее утро меня вывели из одиночки в тюремный двор. Здесь уже выстроили в шеренгу зэков. Нам выдали сухой паек, зачитали инструкцию, и мы колонной вышли за ворота.

Я невольно оглядывался на тюрьму. И не я один. Никто не знал, что ждет нас впереди.

Конвой был усиленным.

— На Рыбачье идем. К Иссык-Кулю,— толкнул меня прикладом один из стрелков.— Путь дальний, неча оглядываться.

Рядом шагали Ивлев, Молдохунов и помилованные Житенко и Рудаков — им заменили расстрел десятью годами.

Я, заложив руки за спину, вспоминал слова Асламбека:

— Лагерь, не тюрьма — там работаешь. А захочешь, можно и бежать. Одним словом, почти на воле.

Позади оставалась тюрьма. Как ни странно, грустно было расставаться с нею — ко всему привыкает человек, и всегда боится потерять привычное.

Под ногами шуршал щебень, жарко дышали, высунув языки, овчарки. Несколько конвоиров объезжали колонну, лениво похлестывая лошадей и время от времени покрикивая на зэков. Следом за ними тарахтела арба, в которую были впряжены две лошадки. Пржевальского. На ней везли «барахло» зэков и конвоя — дорога предстояла дальняя.

Мы в сопровождении семи пеших автоматчиков брели и брели по городу. По обочине дороги шли родные этапников, переговариваясь через головы конвоиров с арестантами.

Рудаков и Житенко прощались со своими близкими.

Рудаковские дочурки — трех и четырех лет — тянули к нему ручонки, звали домой. Жена, рыдая, останавливала их, успокаивала. Потом крикнула:

— Володя! Уеду я! Уеду я из этого проклятого города! На Волгу!

По лицу Рудакова катились слезы.

Житенко не плакал — только стиснул за спиной руки так, что посинели пальцы. Оставлял он на свободе без призора двух малолетних сыновей — старший воевал на фронте.

Я спрашивал себя: «За что?!» ..  Володя Рудаков родился на Волге, работал, учился, закончил иститут журналистики, попал с женой и дочкой по распределению в Нарын. Тут родилась у него и младшая, а жили материально из рук вон плохо, ютились в редакционном общежитии. Володя мечтал о собственной квартире, называл ее «виллой с машиной». Однажды где-то обронил, что для человека с его способнос

-

тями за границей это — не проблема. «Проблему» решили просто: надели наручники и номер на шею... Ну а Житенко? Всю жизнь трудился на своем клочке земли, держал двух лошадей, корову, около тридцати овец. Раскулачили. Снова трудился в поте лица, стал неплохо зарабатывать. Посадили как бывшего кулака и явного врага народа ...

Толпа на обочине отставала. Первыми — старики и старухи. Они, призывая аллаха, останавливались и кричали, кричали что-то вслед. Дальше всех провожали нас женщины и дети. Последней была молодая киргизка — она бежала с двумя малышками на руках и молчала, а верховые подгоняли нас.