ГЛАВА 6 СЛУЖЕНИЕ В СЕРГИЕВЕ

ОТЕЦ СЕРГИЙ - НАСТОЯТЕЛЬ ХРАМА ПЕТРА И ПАВЛА (1923-1925)

Поздней осенью 1923 года отец Сергий с семьей приехал в город Сергиев (как тогда официально назывался Сергиев Посад), где ему было предоставлено место священника в храме Петра и Павла, что расположен рядом с Уточьей башней лаврской стены. Печальное зрелище представляет теперь этот храм. Нет купола, разрушена колокольня, и только высокое, строгих пропорций здание свидетельствует о том, что был Петропавловский храм вместительным и стройным, не хуже других церквей города. Что стало с храмом после того, как закрыли его в конце двадцатых годов?... Склад, мастерская, для нужд которой прилепили к трапезной уродливую кирпичную пристройку. Потом на вратах повесили большой амбарный замок, и густые заросли бузины и крапивы закрыли подступы к зданию. Внутрь храма мне не удалось пройти, но легко представить тамошнюю мерзость разорения и запустения, столь обычную у нас для закрытых церквей. Сейчас, согласно правительственному указу, храм Петра и Павла передан в ведение Троице-Сергиевской Лавры. Но много сил и средств нужно будет вложить, чтобы снова зазвучали церковные песнопения и молитвы под его высокими сводами.

Сразу же по приезде отца Сергия церковный совет единогласно избрал его настоятелем храма. Поселился он с семьей почти рядом с церковью на Большой Кокуевской улице в маленьком деревянном домике с терраской (дом 29). Такие дома составляют всю левую сторону улицы, они мало изменились за прошедшие семьдесят лет. Палисадники, заросшие сиренью; в садиках старые яблони и сливы раскинулись среди ухоженных зеленых грядок. Да и сама Большая Кокуевская улица с зеленой травой по обочинам дороги, с высокими тополями и липами до сих пор являет собой образчик того тихого провинциального уголка, что еще сохранился так близко от Москвы. В двадцатые годы многие дворянские семьи перебирались из Москвы в Сергиев: в Москве было опасно из-за доносов, арестов, а в Сергиеве рядом со святынями Лавры и под их покровом казалось более возможным пережить неистовства революции.

Из записок Сергея Петровича Раевского: «Удивительно уютный, чистенький как вымытый, городок Сергиев с красавицей Лаврой...

 

имел особый колорит, одухотворяющий домашнюю обстановку не только в нашей семье, но и у наших знакомых... В Сергееве в то время проживало много интересных людей, среди которых, в частности, была давно знакомая нам, почти родственная семья Олсуфьевых, Юрия Александровича и его жены Софьи Владимировны. В одном доме с Олсуфьевыми жили супруги Мансуровы - Сергей Павлович и Мария Федоровна, дочь Федора Дмитриевича Самарина... Вскоре после нашего приезда в Сергиев съехалось много близко знакомых нам семей. В их числе родственная нам семья Трубецких - Владимира Сергеевича и его жены Елизаветы Владимировны с пятью детьми, старшему из которых было девять лет. Затем появилась давно знакомая нам семья Истоминых - Петра Владимировича и Софьи Ивановны с двумя детьми примерно нашего возраста, потом Комаровские - Владимир Алексеевич с женой Варварой Федоровной и тремя детьми. Варвара Федоровна Комаровская, до замужества Самарина, приходилась родной сестрой Марии Федоровне Мансуровой. Были еще супруги Мещерские, а на лето приезжали Бобринские и Голицыны. Последние две семьи были в дальнем родстве с нами...

Все перечисленные здесь лица до революции принадлежали к высшему аристократическому обществу, но кроме них проживали в Сергиеве выдающиеся люди из интеллигенции и духовенства. Через Олсуфьевых моя мать познакомилась с семьей Огневых, где мы потом часто бывали, хотя наших сверстников там не было. Глава семьи Огневых - Иван Фролович, ординарный профессор медицинского факультета, был женат на Софье Ивановне Киреевской, происходившей от известного славянофила Ивана Петровича Киреевского, Вскоре познакомились мы и с семьей Павла Александровича Флоренского, близкого друга Олсуфьевых и Огневых...

Особую среду в населении Сергиева в начале двадцатых годов составляло духовенство. Кроме городских церквей в окрестностях города было много монастырей, где служили весьма почитаемые верующими иеромонахи-духовники. Ближайшие к городу монастыри, как Гефсиманский скит, Вифания, Черниговская пустынь, посещались многими жителями Сергеева, и мы ходили туда часто для совершения исповеди. В Черниговской пустыни был духовник отец Порфирий, бывший келейник известного старца Варнавы. Его почитали многие верующие. После разгрома Зосимовой пустыни (двадцать верст от Сергеева) и роспуска всех монахов в Сергиев приехал известный старец-схимник отец Алексий, которого приютили у себя верующие. Проживал он вблизи дома Хвостовых, где ему приготов-

 

ляли пищу, за которой два раза в день приходил его келейник отец Макарий...»^[1]

Отец Сергий был знаком еще до революции во время московской своей жизни со многими из переехавших в Сергиев; в семьях Истоминых, Бобринских, Комаровских, Огневых он всегда находил радушный прием, а Сергей Павлович Мансуров стал его другом. В этом подмосковном городке отец Сергий опять вошел в круг людей высокой культуры, православной духовности. И повторялись, как прежде, долгие чаепития и вечерние разговоры, в которых отец Сергий принимал самое пламенное участие, забывая на время о трудностях житейских, о болезнях детей, о постоянной нужде.

В Сергиеве молодой священник близко познакомился с Михаилом Владимировичем Шиком. Михаил Владимирович был евреем, но глубоко и искренне принял православие, женат он был на княжне Наталье Дмитриевне Шаховской. Он окончил историко-филологический факультет Московского университета, прослушал курс философии во Франкфуртском университете. После революции Михаил Владимирович работал в комиссии по охране сокровищ Троице-Сергиевой Лавры вместе с отцом Павлом Флоренским. Михаил Владимирович соединял обширные знания с неиссякаемой энергией и предприимчивостью. Помню, когда мне, девочке лет семи, приходилось обедать у Шиков, как торжественно, без болтовни принимала пищу семья, как величественно во главе стола сидел отец Михаил, как строго смотрели его большие карие глаза. Но человек он был с самой доброй, отзывчивой душой. Другом отца Сергия стала и жена отца Михаила Наталья Дмитриевна. Хотя в детстве мне приходилось жить у Шиков в Малоярославце, но память не сохранила мне черты ее лица. Осталось только общее впечатление необычайной доброты и нежности, высокого благородства ее души. Она никогда не сердилась, и в ее семье (у Шиков было пять человек детей) ощущалась полная гармония душевного согласия. Наталья Дмитриевна была человеком большой культуры, автором нескольких книг, в том числе и о Троице-Сергиевой Лавре.

Из записок С. П. Раевского:

«Отец Сергий очень скоро стал особо почитаемым верующими священником не только своего прихода, но и всего города. Многие семьи желали знакомства с ним, и он, посещая их, оставлял неизгладимый след... Было что-то притягательное в его красивом, благородном, одухотворенном лице... Будучи широко образованным человеком, отец

 

Сергий легко заинтересовывал слушателей, в особенности любознательных, своими увлекательными и проникновенными рассказами на самые различные темы. Беседы касались литературы, истории, искусства и многих других вопросов, относящихся к духовной жизни человека, его поведения в обществе и индивидуальных его качеств. Он убедительно прививал нравственные устои юношеству, мог с большим интересом толковать Евангелие и наряду с этим уводить слушателей в мир неразгаданных тайн природы. Мы иногда заводили разговор о действиях нечистой силы, ее влиянии на нравственное поведение человека. Отец Сергий любил поддерживать разговор на такие темы и приводил много разных примеров из собственных наблюдений и рассказов других лиц».

Из записок духовной дочери отца Сергия: «Поздно вернувшись домой, отец Сергий узнал, что за ним дважды приходила какая-то женщина. Усталый и голодный, он сел ужинать. „Опять пришла эта женщина", - прервала ужин жена. „Зови!" Вошедшая поздоровалась и тихо сказала: „Я от N. N. (отец Сергий никогда не называл ни имени, ни фамилии этого человека). Он умирает и просит вас прийти к нему". Отец Сергий взял все необходимое и пошел. Человек, к которому его звали, был ответственным партийным работником. Встретил он отца Сергия на пороге своей комнаты: „Спасибо, что пришли, я очень боялся, что не успею увидать вас: я умираю". „Но я вижу вас на ногах, хотя и очень бледного, но бодрого и далекого от смерти", возразил отец Сергий. „Нет, я умираю, давайте поспешим, мне надо рассказать вам все, что сделано мной". Этот человек с бледным лицом, порывистыми движениями, взволнованный и торопящийся, взволновал и отца Сергия. Началась исповедь, которая длилась всю ночь. Сначала отец Сергий принимал ее стоя, потом сел в кресло, а исповедующийся ходил из угла в угол и говорил. Он рассказал всю свою жизнь, открыл совершенные им поступки. „Мне было страшно, - вспоминал отец Сергий, - временами мороз бежал по коже, а он говорил и говорил, все глубже и глубже вводя меня в свою жизнь. Брезжило утро, когда он окончил и вопросительно посмотрел на меня, а я с полным сознанием того, что поступаю именно так, как надо, сказал: „Властью, мне данной, прощаю и разрешаю". Он стал на колени и заплакал. Расстались мы близкими друг другу. Вернувшись домой, я уснул как убитый, а днем пошел навестить своего исповедника. Меня встретила его жена и тихо сказала: „Он умер вскоре после вашего ухода". Потрясенный милосердием Божиим, давшим этому человеку возможность очиститься от грехов, я земно поклонился его телу и вышел"».

 

Отец Сергий часто ездил в Москву, где у него было много друзей, знакомых: ведь он провел в Москве свои юношеские годы. Доброжелательность, общительность, а главное, глубокая духовность делали его желанным гостем и собеседником для многих московских семейств, где еще собирались вечерком в те годы друзья и единомышленники. В дни, когда не было вечерней службы, отец Сергий задерживался в Москве до позднего вечера. Жена его, уложив детей, ждала последнего поезда из Москвы. Город, погруженный в темноту, давно спал, когда в ночной тишине слышались быстрые шаги отца Сергия: он ходил в сапогах с набойками, подбитыми гвоздями, и стук их звонко раздавался на булыжнике улицы, спускавшейся к Лавре.

Одним из ближайших друзей отца Сергия в Москве остался Сергей Иосифович Фудель. Дружеские отношения сохранялись и с Сергеем Николаевичем Дурылиным, несмотря на то, что в эта время он уже сложил с себя сан священника^[1].

Вот что писал в это время отец Сергий брату своему Алексею Алексеевичу:

«Дорогой Алексей! Эту записку передаст тебе Константин Константинович Котлубицкий, мой добрый знакомый, который известен тебе как художник и член группы профессоров живописи „Маковец". В настоящее время он находится в довольно тяжелом материальном положении. Очень прошу тебя оказать ему дружбу и, ежели возможно, помочь устроиться. Мама себя чувствует хорошо, хотя устает и много ей приходится работать. Я очень хотел бы видеть тебя и говорить с тобой. Целую тебя, твою дочку, Татьяне Андреевне шлю привет. Ежели увидишь С. Н. Дурылина, передай ему, что я его жду к себе и люблю его. Мама и жена шлют привет.

Твой брат, священник С. Сидоров»

Другом отца Сергия был и Александр Иванович Огнев, профессор Московского университета. Когда в 1925 году Александр Иванович скончался после операции, Отец Сергий отпевал его.

Из записок С. П. Раевского:

«На похороны съехалось очень много народу. Отпевание происходило в небольшой церкви святого Георгия, бывшей вблизи здания университета на Моховой улице. Заупокойную службу вели три священника: настоятель церкви (имени не помню), отец Павел Флоренский и отец Сергий Сидоров. Похороны состоялись на Пятницком кладбище».