- 19 -

2. 1937 год.

 

Наступил 1937 год и, наконец-то, меня навестил отец. Как обычно, он сначала рассказал о победах рабочего класса на стройках социализма, затем о процессах Радека, Пятакова и других, начав с убийства Кирова в 1934 году, то есть полностью осветил политическую обстановку в СССР накануне полнейшего построения социализма. В то время мне шёл 12-й год и я, по газетам и рассказам старших, знал о политической обстановке в Москве. Но, конечно же, не знал основы происходящих событий. Помню красочные плакаты: нарком иностранных дел Максим Литвинов, держащий под мышкой толстый портфель, олицетворявший, вероятно, мудрую советскую дипломатию; с одной стороны от него - нарком внутренних дел Николай Ежов, сжимающий в "ежовой рукавице" змею, на которой надпись: "шпионы, диверсанты, вредители", с другой - нарком обороны Клим Ворошилов в красноармейской шинели, шлеме и с винтовкой в руках - надёжная защита наших границ. Всюду мозолили глаза плакаты с изображением рабочего, приложившего палец к губам с предостережением: "Т-с-с, враг подслушивает!". Как я уже упоминал, тогда я был в таком возрасте, когда ещё не совсем осмысливают такие вещи как правда и ложь.

Во время свидания со мной, он вдруг изменил тему разговора и, взяв с меня слово никому и ничего не говорить об этом, с большим волнением рассказал, что его вызывали в НКВД на Лубянку и предупредили, что если он не примет советского гражданства, ему грозят неприятности, - он недавно вернулся из командировки в Польшу и на него поступил "сигнал". Но, с его слов, он категорически отказался даже обсуждать эту тему с ними.

Через месяц после этой встречи мне объявили, что я перевожусь в детскую тюремную колонию для детей "врагов народа", то есть в сектор Даниловского распределителя, расположенного в бывшем Данилов-монастыре. За какие грехи - не объявили. Лишь через десять лет я узнал, что тётя Дуся была арестована вскоре после моего свидания с отцом, а летом 1938 года был арестован и отец. Несколько лет спустя, он рассказал мне, что ордер на его арест был подписан прокурором по спецделам того времени Катаняном. Я запомнил эту фамилию чисто механически.

 

- 20 -

Просидев под следствием в Лубянской и Таганской тюрьмах 14 месяцев по обвинению в шпионаже в пользу американской разведки и польской "диффензивы" (польская секретная служба), и в антисоветской агитации, он был судим Московским городским судом и, трудно поверить, оправдан и освобождён из под стражи - а ему ведь грозил расстрел! О причине оправдания отца мы узнали гораздо позже: Ежова расстреляли, его ведомство перешло в руки Лаврентия Берия, а он стал выпускать часть арестованных, дабы показать, вероятно, что кровавый Ежов творил в стране произвол, но теперь этому пришёл конец и он, Берия, восстановит в стране социалистическую законность и справедливость. Но Иосифа и тётю Дусю, старых большевиков, преданных этой дикой орде до мозга костей, не освободили и успели сунуть им по Особому совещанию 10 лет лишения свободы. Отсидели они в общей сложности в Карагандинских и Печорских лагерях по 17 лет и были реабилитированы, освобождены и вернулись в Москву лишь после смерти Сталина, то есть в 1954 году.

В 1940 году отец с шумом прогнал мою мачеху Осадченко, которую уличил в измене с директором школы. Затем с величайшим трудом добился моего перевода из детской колонии в фабрично-заводское училище, где я стал обучаться ремеслу слесаря. Иногда я ночевал уже дома, так как Осадченко уехала к себе на родину в Майкоп.