НИКОЛАИ БРАУН - РУССКИЙ ЗОЛОТОЙ ВЕК

Были среди нас и другие молодые ребята, любители гитары и авторской песни. В 1971 г. пришли к нам по этапу два друга, музыканты-гитаристы, Мальчевский и Николай Браун. Мальчевского запомнил как исполнителя белогвардейских песен типа песен Звездинского, но были и еще какие-то оригинальные песни, причем он каким-то особым методом имитировал игру на саксофоне, устраивая нам целые концерты - очень талантливый молодой человек. Николай Браун составлял с ним дуэт, он был сыном известного питерского поэта, был хорошо образован, обладал большими задатками мыслителя и политика, при этом обладал такой глубокой интуицией, что, уже как бы предвидя неизбежные перемены, искал конкретные мосты нашего возвращения к новому периоду демократии и свободы в жизни нашего общества.

Таким образом ему удалось установить личные доверительные отношения с известным деятелем еще «той» государственной думы - Вас. Вит. Шульгиным. Когда Николай рассказывал о своих беседах с ним и о том, что он после стольких лет любит повторять фразу «У нас в государственной думе говаривали»- сжималось сердце. А как хорошо Россия начинала свой XX век вплоть до 1914 г., - земельная реформа начала давать свои плоды, мы укрепили свои позиции житницы Европы. Промышленность развивалась высокими темпами. Были живы и творили Толстой, Чехов, Куприн и многие другие гениальные гуманитарии. Образование и наука были одними из лучших в мире, бурно строились величайшие железные дороги, русский рубль сиял золотом, и мы были органичной составной частью цивилизованного мира, никаких железных занавесов и кордонов, был у нас и суд присяжных, и либеральные законы, и денежные выплаты на содержание политических ссыльных. Был у нас парламент, в котором блистали ораторы, представлявшие партии всего политического спектра. И этот парламент не уступил бы ни одному из европейских парламентов. Несомненным успехом трескучей и назойливой большевистской пропаганды за все семьдесят лет, что ей были отпущены, стало создание стереотипа тяжелой и нищенской жизни народа в пореформенные годы в России конца XIX - начала XX веков, при этом у них все же всегда хватало ума признавать все несомненные достижения нашей страны в то время.

И тут Николай Браун называл много достоверных фактов, которых хватило бы на серьезную монографию. Он подробно расспрашивал многих старожилов Петербурга, и они охотно ему рассказывали, какая покупательная способность была у зарплаты рядового рабочего, что из себя представляла так называемая «рабочая аристократия», когда квалифицированные специалисты подходили к токарному станку во фраке и белой манишке, а если у его дочери были способности, то отдавали ее учиться в балетную школу при императорском Мариининском театре, что своим женам они могли купить и меха, и приличные ювелирные украшения и жили не в жалких лачугах и коммуналках, а в приличных квартирах. Хозяева их предприятий зачастую были меценатами и пытались по-своему внедрять гуманистические принципы отношений со своими рабочими. Собирал он и примеры этих отношений - бесплатное пиво и денежные подарки усердным и постоянным работникам. Безработицы не было. Нищенствовал только тот, кто хотел нищенствовать. Николай вполне мог бы распространить всю эту ситуацию на все государство, хотя провинция немного проигрывала столицам и то не вся — южные губернии имели приличный жизненный уровень. Если бы к этой картине Николай Браун добавил сельскую составную часть - анализируя донское и другие казачества, сельское население Украины и других районов, то стало бы совершенно ясно, что величайшей пропагандистской ложью большевизма был стереотип тяжелой жизни простого народа в тот период нашей истории.

Видимо, комитетчики унюхали потенциальную опасность этих исторических изысканий Николая Брауна и его друга Мальчевского и, наделив их сроками, упрятали в Мордовию.

Так значит, в нашей трудной многострадальной жизни был небольшой период истории, когда нам давался шанс быть среди лучших, а может быть и лучшими, когда нас согревало дыхание солнца Европы, и под этим самым благодатным на нашей планете солнцем мы могли быстро и красиво войти в число избранных детей христианской цивилизации.

Гениальный философ XIX века Фридрих Ницше, без всяких сомнений очерчивая контуры будущего XX века, говорил - «Власть в будущем мире делят славяне и англосаксы. Европа будет в роли Греции под владычеством Рима. Немцы не умеют повелевать, они всего лишь фермент, преддверие великого славянского мира - ворота, открывающие путь к панславистской Европе». Наверняка этот великий провидец оценивал результаты прорыва к развитию в России, проявлением которого неизбежно становилось создание второго геополитического центра силы и власти в мире, наряду с англосаксами. Предвидел ли Ницше, что подобное возвышение России произойдет благодаря военной победе над его родной Германией? Это, конечно, тема для историков его творчества, а вот для нас, пытавшихся еще в 60-е годы в Мордовии понять сущность и логику исторического движения России, пришлось строить самые парадоксальные логические схемы. Некоторые я попытаюсь изложить.

Они не являются моими авторскими находками, они суммируют мнение нескольких моих друзей - Павла Сорокина, Карла Юнкерайта и, в меньшей степени, нескольких других наших собеседников. И во многих пунктах мы пришли к единому мнению, логику которого я постараюсь изложить. Трудно предвидеть реакцию читателя, учитывая, что в бурных возражениях против хорошо фактически аргументированной точки зрения В. Суворова - что именно Советский Союз полным ходом готовился к превентивной войне против Германии и ее союзников, не зря употреблялись слова «коварство» и «вероломное наступление», наверно было очень обидно, что враг оказался хитрее и упредил удар.

Эту «крамольную» идею мы совершенно ясно осознавали еще тогда, в 60-е годы. Было очень много среди нас живых участников событий с обеих сторон, и эта мысль являлась всего лишь фрагментом общей картины событий и ее понимания с точки зрения объективной истории. Вернемся в 20-е годы XX века. Именно тогда закладывались основные вехи следующего, самого кровопролитного витка гигантской космической спирали, которая по непонятной, явно демонической логике, начинала свое движение, при этом много новых явлений и понятий вовлекалось в обиход народов, обреченных претерпеть все муки беспощадного ада. Великая гражданская война европейской нации, начавшаяся в 1914 г., поутихла, началась перегруппировка сил — иные методы войны. Итальянский город Рапалло, Россию представляет Чичерин, которому Ленин дал все полномочия. Ни одна из держав не согласилась иметь дело с преступным большевистским режимом, пришедшим к власти благодаря демагогическим лозунгам, неслыханной злобной пропаганде и проявлением жестокой войны против собственного народа, начиная с красного террора, массовых казней периода гражданской и продолжавшихся в 20-годы карательных экспедиций против Махно, Антонова, казачества. Только одно государство пошло на сотрудничество с Россией - побежденная Германия. Вот вам и академически чистая, вполне по Фридриху Ницше, ситуация Германо-Российского не просто союза, а теснейшей взаимосвязи, можно даже сказать, взаимопроникновения. Чем это все закончилось - мы знаем, а вот фактическую сторону этой взаимосвязи как-то стесняемся излагать. Быстро восстановилась торговля, грузопотоки постоянно увеличивались вплоть до самого 1941 г. Очевидцы отмечали: «до самого дня войны». Наступил НЭП - первыми партнерами были опять немцы. И без них же не обошлась индустриализация и электрификация и пр. и пр. - примеров этому масса, и никто не брался отрицать интенсивность экономического сотрудничества. Было и военное сотрудничество, еще Гудериан отмечал, что немецкие танкисты в 30-е годы совершенствовали свое мастерство на русских танковых полигонах под Казанью. Эта тема менее изучена, она еще ждет своих историков и аналитиков. Но вся третья составная часть взаимосвязи и взаимопроникновения совершенно не изучена, и о ней не принято говорить - это идейная сторона.

Общепризнанно, что фашизм и большевизм - это две стороны одной тоталитарной медали, но как-то не принято признавать, что большевизм возник раньше, и фашизм оказался ответной реакцией и альтернативой и продержался на политической арене значительно меньше.

Проанализируем взаимосвязь идеологий на отрезке времени с 20-х до начала 30-х годов XX века. В России большевизм трансформировался от беспощадно-радикального ленинского, грозившего уничтожением большей части народа, который никак не подходил для великого марксистского эксперимента, до большевизма сталинского, который явно приобрел черты некоторого синтеза коммунизма и славянофильства. Да, именно славянофильства, особенно экстремистского, агрессивного его варианта. В лице уже упоминавшегося Константина Леонтьева, труды которого, если и не были настольной книгой Сталина, то каким-то иным образом довлели в его сознании. Тут мы не обойдемся без цитирования, но оно настолько же неизбежно и необходимо, как понимание послевоенного периода в Европе невозможно без авторитета испанского культур-философа Мадариаги и крупного немецкого мыслителя Хассо Мантейфеля.

Так вот - Константин Леонтьев: «Я ясно предвижу явление великого социалистического Константина, который организует социализм в великую деспотически-завоевательную силу как предшественник его организовал христианство!» Заметьте при этом, что писалось все это в 60-е годы XIX века, как раз в то пореформенное время, о котором мы уже рассуждали. Пойдем дальше. «Только став лидером всего порабощенного Европой мира, воспрянет избавленная от либерального гнета Россия и станет силой способной к выработке новой культуры, но для этого должна поставить перед собой не национального, и даже не всеславянского, а глобального масштаба задачу. Соединим ли мы китайскую государственность с индийской религиозностью и, подчиняя им европейский социализм, сумеем ли мы постепенно образовать новые прочные общественные группы и расслоить общество на новые горизонтальные слои или нет? Вот в чем дело. Если же нет, то мы поставлены в такое центральное положение именно только для того, чтобы окончить историю, погубив человечество. Разлитием всемирного равенства и распространением всемирной свободы сделать жизнь человеческую на земном шаре уже совсем невозможной».

Очень серьезные мысли высказывал наш великий славянофил и наверняка вдохновлял нашего Иосифа Сталина, вполне входившего в роль нового красного императора Константина, а не влияли ли эти же мысли, усвоенные Адольфом Гитлером, на описание в «Майн Камф» образа врага в виде азиатско-коммунистического заговора против европейской цивилизации. При всей парадоксальности той мысли, что автор «Майн Камф» отталкивался от наших классиков славянофильства, хочу углубить тему концепции Константина Леонтьева в той ее части, которая касалась принципиального и осознанного противопоставления Европе. Цитирую дальше: «Поскольку эта Европа, самозванно выдавая себя за всемирную

цивилизацию, грозит утащить с собой в мещанскую могилу все прочее человечество, ему (человечеству) надлежит незамедлительно объединиться под главенство России, и сокрушить этот источник глобальной заразы и, если Россия не выполнит сию священную историческую миссию, то Россия погибнет, смешавшись так или иначе со всеми другими народами Запада в виде жалкой части какой-нибудь рабочей, серой, безбожной и бездумной федеральной мерзости». Весьма красноречивая цитата. Не будем строить иллюзий и представлять подобные парадоксальные мысли плодами досужей фантазии, даже в побежденной бедствующей Германии того времени не прекращали свою работу целые институты изучения Востока «Ост Форшунг». Никто не откажет немцам в интеллектуальной работоспособности и научной пытливости, и если мы уже более ста лет не вспоминаем наших гениев, а ими всегда была богата Россия, но особенно XIX век бурлил и блистал оригинальнейшими мыслителями и провидцами, именно они нам все рассказали о веке XX, то мы, начиная с диаболиче-ского переворота 1917 г. оказались отрезанными от собственных мыслителей и пророков, а вот немцы оказались хорошими учениками и добросовестно пытались извлечь все возможное из восточных провидцев и трансформировали взрывную силу их идей для воссоздания своего центра силы.

Среди нас был именно такой «высоколобый» - очень своеобразно сочетавший выдающийся по интенсивности жизненный опыт и фундаментальные знания.

Стоп! Стоп! Скажет искушенный читатель, а не слишком ли смело представлять все эти парадоксы взаимосвязью русско-германского мира.

Не отсебятина ли это? Дадим слово этническому немцу, хотя и родившемуся на наших славянских землях, но в детстве с семьей, в конце 20-х годов, попавшему в Германию.