СДАЛИ.

 

Мы выступили около часу ночи.

Вещи на лодводахъ. Мы пешкомъ. Темно... Вьюга... Морозъ градусовъ 12... Сапоги скользятъ. Въ совике идти трудно, въ пальто холодно. Хочется спать.

Настроеніе подавленное. Все планы, все надежды рухнули.. Впереди 500 верстъ такого пути... Можетъ быть пленъ. Въ лучшсмъ случае прозябаніе за границей.

Нашъ отрядъ состоялъ изъ чиновъ контръ-разведки, разведки и конвойной каманды штаба, съ пулеметами и винтовками Во главе его стоялъ Полк. Ген. Штаба Байевъ, и его помощникъ Полк. Ген. Штаба Энденъ, къ намъ присоединился Ген. Б-въ Всего въ отряде было около 150-ти человекъ.

Изь команднаго состава почти все люди были своя компанія, изъ нихъ я зналъ раньше только Энденъ, и поэтому мне пришлось держаться особнякомъ. Я былъ радъ такому уединенію, легче было переносить и пореваривать въ самомъ себе все прошлое.

Черезъ два дня мы по телеграфу связались съ Архангельскомъ. Говорили съ Костанди : Архагельскъ съ часу на часъ долженъ перейти въ руки большевиковъ. Надо двигаться скорее, такъ какъ въ гор. Онеге большевики могутъ отрезать путь.

После этого сообшенія настроеніе въ отрядъ упало и Ген. В—въ совершенно удалился отъ командованія отрядомъ, селъ въ уголокъ, снялъ свою одежду и началъ срезать себе погоны...

Мы двигались почти пешкомъ. Делали около 20-ти верстъ въ день.

Велъ отрядъ Полк. Байевъ. По прибытіи въ деревню, каждый разъ повторялась та же картина. Вызывались мужики, передъ ними делались реверансы и начинались уговоры — дать подводы.

 

Это шелъ отрядъ съ оружіемъ, деньгами и продуктами; — Нельзя портить отношенія съ населеніемъ!

Подводъ не давали, и со дня на день намъ могли отрезать путь.

Тогда я, съ несколькими офицерами попросилъ у Байева денегъ и разрешенія идти самостоятельно. После довольно короткихъ разговоровъ, онъ мне предложилъ взять на себя веденіе транспорта. Съ техъ поръ отрядъ перешелъ въ мои руки.

Мы приходили въ деревню, я вызывалъ старосту, давалъ ему стаканъ рому, двухъ вооруженныхъ людей и прибавляле: — Къ такому то часу нужно столько то подводъ.

Мы пошли со скоростью 40-60 верстъ. Трудно было идти. — Одна узенькая дорожка, справа большей частью море, слева лесъ, везде аршина на полтора снегу.

Впереди Онега...

Пройдемъ или нетъ? Этотъ вопросъ нервировалъ. Наконецъ, мы связались съ ней по телеграфу.

Большевиковъ нетъ.

Мы вошли въ Онегу.

Горизонтъ прояснился. Еще верстъ 200 съ хвостомъ, и мы у своихъ въ гор. Сороки на Мурманскомъ фронте, а тамъ что Богъ дастъ, — или Финляндія, или защита Мурманска.

Итакъ изъ труднаго положенія мы вылезли и картина сразу переменилась:

Не прошло и часу, какъ у Ген. Б—ва на плечахъ появи-лись погоны и куда-то исчезнувшій «штабъ» снова выплылъ наружу.

Еще черезъ полчаса приказаньице:

«Главныя силы отступаютъ по дороге Онега-Сороки, вамъ надлежить прикрывать ихъ отступленіе, оставаясь въ гор. Онеге, войти въ соприкосновеніе съ противникомъ и отступать подъ его давленіемъ».

Было смешно и горько. Но надо было действовать, и, «штабу» было объявлено, что если онъ хочетъ идти съ нами, то ему будутъ обезпечены подводы, и для себя и для канцеляріи, а распоряжаться и драться будемъ мы, когда это будетъ нужно и где это будетъ нужно.

А нужно это было немедленно. — «Главныя силы», то есть и штабъ, и солдаты, были усажены на подводы и двинулись. Мы

 

же, несколько человекъ офицеровъ, вместе съ подводами, остались въ гор. Онеге. Расчитывали пробыть тамь около часу, но пробыли и того меньше. Въ городъ влетелъ кавалерійскій разъездъ большевиковъ, и намъ пришлось немного подраться.

Разъездъ былъ небольшой. Въ снегахъ ему делать было нечего, и онъ быстро убрался. Мы тоже пошли за своими.

Несколько тревожна была ночь. — Ждапи, что большевики насядутъ. Но они не преследовали.

Самый трудный путь былъ пройденъ. Шли мы бодро и быстро. Помню наши стоянки... Морозъ градусовъ 15-20... Приходимъ въ деревню... Встречаютъ насъ бородатые, высокіе, «косая сажень въ плечахъ» мужики. Входимъ въ избу. — Жарко. И тамъ настоящая русская красота... Баба-хозяйка. Высокая, статная, въ старинномъ русскомъ сарафане... На шее жемчуга.

Трудно было ладить съ подводчиками и добиться того чтобы они не растягивались по узенькой дороге. — Вправо и влево снегъ былъ такой глубокій, что обогнать было невозможно. Поэтому приходилось соскакивать съ саней, бежать по снегу къ отстающему и вразумлять его всякими способами. Эта беготня была очень тяжела, и я страшно усталъ физически.

По дороге, отъ крестьянъ, мы узнали, что впереди насъ уже прошли войска, главнымъ образомъ офицерство. Вскоре и къ намъ начали лрисоединяться отступаюащіе съ фронта. Ходили слухи, что въ Сороку прошелъ штабъ Железнодорожнаго (главнаго) фронта. До Сороки оставалось около ста верстъ. Мы решили пройти ихъ въ одни сутки.

Въ этотъ последній переходъ, перескакивая сь однихъ саней на другія, я долго ехалъ съ Энденъ.

Помню его фразу: «Слушайте, Безсоновъ, а ведь вы, по вашимъ пріемамъ, недалеки отъ большевиковъ».

«Это для меня лучшая похвала» — ответилъ я ему.

«Въ борьбе все средства хороши, но пользоваться некоторыми изъ нихъ не допуститъ меня моя совесть. Въ этомъ разница между мной и ними. Большевики же темъ и сильны, что они не разбираются въ средствахъ и, выбравъ ихъ, идутъ до конца».

Переходъ былъ трудный. Вьюга заметала дорогу. Кони останавливались.

Мой серый, котораго я купилъ у цыгана, совсемъ всталъ.—

 

Кнутъ не дейстзовалъ. Я кололъ его сзади штыкомъ. Было жалко, но надо были идти впередъ...

Но цель близка... Самое трудное пройдено... Впереди отдыхъ...

 

*

 

Поздно ночью мы подошли къ деревушке верстахъ въ 10 отъ ст. Сороки.

Что то странное! Масса саней... Все избы заняты. Встречающіеся люди какъ то особенно настроены, нехотя отвечаютъ на вопросы. Встретили несколько знакомыхъ офицеровъ... Въ чемъ дело?

Генералъ Скобельцынъ сдалъ фронтъ, и ушелъ въ Финляндію. Большевики броневыми поездами заняли станцію Сороки.

Всего со всехъ фронтовъ, собралось здесь около 1200 бойцовъ съ несколькими орудіями, пулеметами и винтовками.

Большевики выслали парламентеровъ и предложили сдаться.

Ген. В-ъ подписалъ договоръ, по которому намъ гарантировалась жизнь, неприкосновенность имущества и свобода. Завтра въ 10 часовъ утра на ст. Сороки должна произойти сдача...

 

*

 

Это былъ худшій моментъ въ моей жизни. Нидумать, ни разсуждать я не могъ. Я не владелъ собой и боялся оставаться съ оружіемъ — могъ ввинтить себе пулю въ лобъ. Молча передалъ я свой револьверъ кал. Власову, и, тутъ же, въ соемъ совике, легь на снегь и заснулъ.

 

*

 

Сегодня сдача... Позоръ... Снова тюрьмы... Опять все сначала... Разомъ стукнуло мне въ голову, когда я проснулся.

Большевики и договоръ?! Смешно! Почему не принять бой? Бежать... Продолжала работать мысль.

Положеніе не изменилось, но слава Богу мысль о самоубійстве прошла безследно.

Надо бежать.

Къ сожаленію я не смогъ этого сделать. До границы 200 верстъ. Снегь полтора аршина. По дорогамъ и въ деревняхъ красныя заставы. Идти лесомъ безь дорогъ и деревень не было силъ. Я былъ вымотанъ совершенно.

 

Честь и слава 8-ми офицерамъ, которые на лыжахъ ушли оттуда и достигли Финляндской границы. Уже здесь, за границей, я слышалъ, что бежалъ оттуда и Полк. Энденъ. Ему это было еще труднее, такъ какъ за переходъ онъ сильно ослабъ и у него начиналась цынга. Отъ всей души поздравляю его. Онъ правильно учелъ, что ему, какъ Начальнику разведки, не бывать живымъ у красныхъ.

 

*

 

Ужъ очень мне непріятно вспоминать весь этотъ позоръ, поэтому разскажу его въ самыхъ краткихъ чертахъ.

Утромъ всталъ. Уничтожилъ документы. Снялъ погоны Хватилъ стакана три рому, селъ на сани и поехалъ сдаваться.

Противно вспоминать. Какъ я говорилъ, мысль о самоубійстве отпала сразу, но желаніе вместо этого позора умереть въ бою оставалась все время.

Почему онъ не былъ данъ, — надо спросить у «главныхъ силъ» — «штаба», который всетаки успелъ подписать этотъ позорнейшій и глупейшій договоръ.

Кстати сказать, Ген В-ъ, стоявшій во главе этого штаба, былъ популяренъ и любимъ строевыми офицерами. Покойниковъ не судятъ, а онъ разстрелянъ. Ниже я скажу, какъ этоть договоръ былъ выполненъ большевиками.

Дальше...

Подъехалъ къ заставе... Опять те же чекистскія морды... Сдалъ револьверъ.

Тутъ большевики соблюли первый пунктъ договора. — Взяли лодъ стражу.

Привели въ бараки. — Разбитыя окна... На дворе крепкій морозъ... Кругомъ конвой... Состояніе апатіи... Ничего впереди...

Я ведь зналъ на что я иду...

Несколько дней въ Сорокахъ...

Чекисты выбирали генераловъ и заставляли ихъ чистить ватеръ-клозеты.

Затемъ вагонъ и насъ перевезли въ Петрозаводскъ.