- 176 -

В ЖЕНСКОЙ КОЛОННЕ

 

Нашу колонну переводят на другое место. Всех заключенных постепенно увозят. Но Мелехов остается на месте. Говорят, сюда прибудет новый состав заключенных. Из старых остаются на месте человек пятьдесят. Это, главным образом, разные специалисты — сапожники, портные, электрики, кузнецы, длиннобородый печник и другие. Из поваров остались Саша и я.

Примерно через неделю прибывает пополнение: женщины. Все бараки опять полны. Нас, оставшихся мужчин, размещают в одном бараке, его отделяют от остальной территории высоким забором из колючей проволоки. Дорогу от нашего барака к главному входу лагеря тоже разделяют пополам забором. Делят и уборную.

С появлением женщин мужчины оживились, стали подвижнее. Печник сбрил свою длинную бороду и стал совсем молодым красивым парнем. Через забор завязываются знакомства. Среди новеньких есть уголовные, проститутки, есть и политические. В одном бараке полячки — говорят, аристократки. Они содержатся отдельно.

Через некоторое время на кухню присылают работать женщину, которая называет себя Эммой Тиллер. Она немного старше меня, очень симпатичная. Познакомились. Оказывается, она латышка. Я знаю, что было арестовано много латышей — и в Ташкенте, и везде. Но за всё время заключения не приходилось встречаться ни с кем из них.

Эмма из Валмиеры. До ареста жила в Москве. Вышла замуж за шофера, детей не было. Когда в 1937 году начались аресты, она явилась к секретарю Краснопресненского райкома партии, положила партбилет на стол и заявила, что не способна понять то, что сейчас происходит в партии, поэтому не находит возможным носить в кармане партийный билет. Скоро ее арестовали. Обвинили в том, что она поносила партию. Дали срок: десять лет.

 

- 177 -

Эмма оставалась на кухне недолго. Через неделю Мелехов забрал ее себе в прислуги. Жить ей стало гораздо лучше. Жена Мелехова относится к ней очень хорошо. Но я теперь могу разговаривать с Эммой только через забор.

В бараке я подружился с электриком Фридманом. Он студент-механик Саратовского сельскохозяйственного института. Был комсомольцем. В финской войне штурмовал линию Маннергейма. В какой-то тяжелый момент не выдержал и выстрелил себе в палец. Палец ему перевязали, тут же посадили на пень и судили. Приговорили к расстрелу. Потом помиловали с условием, что в следующем бою он искупит вину. Но следующий бой не состоялся, заключили перемирие. Расстрел ему заменили десятью годами заключения.

Всё это он мне рассказывает позже, в минуту откровенности. Он очень переживает свою слабость и стыдится об этом говорить. Характера он нежного, сентиментального, легко увлекается. Чрезвычайно честный, сердечный и преданный друг. В самые тяжелые дни готов поделиться последним куском.

Мимо нас проходят на север всё новые и новые колонны заключенных. Часто мы получаем задание готовить для них обед. Иногда и мне приходится стоять у стола и разливать проходящим порции супа и каши.

Идут они, исхудалые, бледные, измученные месяцами в пересылках. Медленной чередой проходят мимо котла и каждый жадно смотрит на половник — не попадет ли погуще, побольше. Иногда в бесконечных рядах попадается знакомое лицо. Тогда уж стараюсь налить пощедрее.

Однажды опять вижу знакомое лицо в длинной колонне, идущей на север. Затурайский! Что от него осталось! Исхудалый, ослабевший доходяга. Вижу, и он меня узнал. Прячется за спинами других, чтобы я его не заметил. Боится, что я ему налью слишком жидкого супа. Когда он подходит, я долго смотрю на него, чтобы он понял, что я его узнал. Потом наливаю с самого верха жирного супа. Он удивленно глядит на меня, потом опускает голову. В его миску с кашей я наливаю пятикратную порцию масла.

 

- 178 -

— Вот не думал, что ты такой исусик! — ругает меня вечером Фридман, когда рассказываю ему о своей встрече. — Я бы этому гаду выдал полпорции водички.

Я не стал объяснять Фридману, и он не понял, что Затуранскому от моего угощения не было добра, как и мне тогда в Ташкентской тюрьме от жирной гречневой каши.

Вышел снег. Начались морозы. Однако дружба через высокий забор становится всё горячее. Как-то ночью, лежа рядом со мной на нарах, Фридман шепчет:

— Ты знаешь, в уборной две доски можно раздвинуть и уйти в женские бараки.

— А мне там ничего не надо, — отвечаю я с раздражением. — И никуда ты не уйдешь. Охрана сразу заметит, что человек вошел с мужской стороны, а вышел с женской.

— Это ничего, — с воодушевлением разъясняет он, — можно сделать так, чтобы шли двое сразу. Женщина выходит на мужской стороне, а мужчина — на женской.

Дальше он сообщает, что это уже практикуется, и что он тоже полюбил девочку и хочет с ней встретиться.

Тут следует принять во внимание одно обстоятельство. Хотя мужчинам и женщинам запрещено встречаться между собой, однако если женщина в заключении становится матерью, ее отсылают в лагерь матерей, где работа легче.

Ночи стали длинные, и главная дорога лагеря всю ночь освещается. Однако в слабом свете лампочек стража никак не может отличить женщину от мужчины: женщины тоже в брюках, а многие и в ушанках.

Хождение в гости расширяется. Обычно договариваются две пары сразу. Из мужского уходящий берет полотенце. Выходя из уборной на женской стороне, он засовывает ушанку за пазуху, а полотенцем повязывается как платком. Женщины припасают за пазухой ушанку.

Скоро и Фридман стал пропадать по ночам. Иногда его девочка приходит к нему. В таких случаях я должен уйти, ночь пропала. Но для друга не жалко.

При разговорах с Эммой у забора я иногда замечаю в ее глазах тоскливый блеск. Мы улыбаемся друг другу. Одна-

 

- 179 -

ко у меня не хватает духу в таких условиях приглашать ее в гости.

Через месяц Мелехова откомандировали в другую колонну. Начальником у нас назначили женщину. Положение Эммы ухудшается. Мелехов ее забрать не может. Она стала обычной рабочей в бригаде.

На кухню вместо меня тоже прислали женщину. Пошел и я опять в бригаду. С Эммой теперь встречаюсь редко. Однажды она подает через проволоку пару варежек, которые связала для меня. Отдарить мне нечем. Варежки долго храню как память.

Наша мужская бригада теперь работает только ночью. Раскаленными железными ломами делаем дырки в мерзлой земле, куда утром заложат взрывчатку. Днем женщины тачками возят взорванную землю в насыпь.

В нашей бригаде есть любопытный экземпляр: Юшка. Это парень лет двадцати четырех из секты Святой Троицы. Он осужден на десять лет за то, что, мобилизованный на финскую войну, отказался взять в руки оружие, чтобы не согрешить против своей веры. В секте принято под музыку или пение топтаться на месте и вертеться до тех пор, пока человек совсем перестает соображать и начинает молоть бессвязный вздор. Этот бред и есть выражение божьего духа. И Юшка, как только услышит какую-нибудь музыку или песню, начинает топтаться и кружиться. Парень он сильный, работает хорошо. А поведением наивный, ограниченный, настоящий дурачок. Однако женщин Юшка любит и на этой почве часто попадает в неприятности.

Однажды он договорился с Машей, с которой только что познакомился, за порцию хлеба придти в гости. Но Маша обманула. Хлеб съела, а в гости не зовет. Юшка обижен и жалуется начальнице лагеря, требует вернуть хлеб. Начальница ему не помогла, он долго жалуется всем на горькую обиду и несправедливость.

Мы его утешаем, говорим, что Маша не одна в лагере, что он, такой красивый и сильный, скоро подружится с другой, которая не будет обманывать.

 

- 180 -

Скоро Юшка действительно подружился с другой. Пришел к ней в женский барак, снял валенки и положил к печке сушиться. Но, уходя, обнаружил, что валенки пропали. Дежурная по бараку или хотела посмеяться над Юшкой, или просто присвоила, потому что валенки в лагере имели далеко не все. Юшка без валенок не уходит, скандалит. Разбудил весь барак. Женщины набрасываются на него, гонят. Юшка всё равно не уходит, пока не является охрана. За то, что ночью ворвался в женский барак, Юшку наказывают. Он должен сверх обычной работы распилить и переколоть два кубометра дров. Юшка опять жалуется всем на несправедливость.

В женской колонне есть врач. Она не жалеет сил, чтобы сохранить здоровье заключенных.

Однажды она прочла в мужском бараке лекцию о венерических болезнях. Рассказала, что среди заключенных женщин многие болеют венерическими болезнями, особенно в четвертом бараке. Говорит:

— Если уж вам очень хочется туда ходить, лучше тихонько спросите меня, каково здоровье вашей подруги.

Скоро Юшка опять познакомился с новой девушкой — Дунькой из четвертого барака. Наученный лекцией, Юшка взял Дуньку за руку и повел в амбулаторию, где в отгороженном досками углу помещается врач. Дежурная сначала думает, что нужна какая-то срочная помощь и начинает их расспрашивать, но Юшка требует врача и не пускается ни в какие разговоры. Когда дежурная все-таки отказывается будить врача, Юшка возмущенно говорит:

— Но врач сама сказала на лекции, если кто хочет встречаться с девочками из четвертого барака, надо сначала спросить, можно или нельзя.

От шума поднимается и врач. Теперь Юшка пристал к ней, и требует разрешения дружить с Дунькой. Врач гонит их, но когда Юшка начинает злиться, с ним не так легко справиться. Опять приходится вызывать охрану. Юшку сажают на неделю в изолятор. Это — значит днем надо работать, а ночью сидеть под арестом.

Так Юшкины неудачи вносят развлечение в лагерную жизнь.

 

- 181 -

Делать дырки в мерзлой земле тяжело. Ночью часто обжигаемся раскаленными тяжелыми ломами. Морозы крепчают, а наши ватники окончательно порвались. Женская колонна, как правило, норм не выполняет, и в связи с этим еда у нас плохая. Я опять начинаю хиреть. С каждым днем чувствую себя всё хуже.

Фридман совета врача не послушался. Теперь он заболел какой-то нехорошей болезнью. Он очень это переживает, не столько физически, сколько морально. Очень унижен тем, что женщина его обманула.

Меня опять одолевает пессимизм. Фридман мучается своей болезнью, я злюсь на его легкомыслие, но упрекать ни в чем не хочу. Однако всё меня начинает раздражать. Удручает бесконечное унижение человеческого достоинства на каждом шагу. Мы все превращены в животных. С отъездом Мелехова я больше не получаю никаких сведений из внешнего мира. Мне кажется, что я погружаюсь в какую-то вонючую трясину.

Зима лютая. Снега очень много. Какая-то временная железнодорожная колея уже выстроена, но ее часто заносит снегом. Иногда нас посылают очищать ее. Тут мы встречаемся с линейными рабочими. Они тоже заключенные, но имеют больше возможностей связаться с волей. Теперь я только от них кое-что узнаю.

Неожиданно встречаю на очистке снега Чака — бывшего завхоза Коммунистического университета национальных меньшинств Запада. Я знал его мало, но в разговоре выясняется, что у нас много общих знакомых. Он хорошо помнит многих студентов латышского сектора.

Заметив мою худобу, Чак достает мне целых две буханки хлеба. Это для меня целое богатство. С Чаком встречаюсь всего раза три или четыре. От него узнаю, что скоро все колонны Папсуйшапки перебазируются на север, в район Печоры, так как здесь основные работы закончены.