Защитник Кулаковского

 

После "Афанасьева" в камеру ко мне посадили таттинца Луковцева Никиту Владимировича, привлеченного по

 

58-й статье. Этого человека, показавшегося тогда пожилым, малообразованным, слишком уж словоохотливым, обвиняли в антисоветской пропаганде и защите "буржуазного националиста" А.Е.Кулаковского-Ексекюляха. Кроме того, он говорил: "Если даже Сталин умрет, найдется, кому его заменить", — и недобро отзывался о колхозах. По тогдашним понятиям МГБ, этого было вполне достаточно для осуждения на десять лет. Услышав мой рассказ об "Афанасьеве", он, по праву старшего, поучительно произнес: "Нельзя так откровенно говорить о деле с незнакомым человеком". Колхозник Луковцев вызывал больше доверия и уважения, чем, разумеется, мой предыдущий сокамерник, шустрый, бойкий на язык, в погоне за всем городским украсившийся наколками, без определенных занятий.

Мы шепотом говорили и говорили о Кулаковском. Никита Владимирович, истинный таттинец, был тверд в своем решении отстоять перед следователями МГБ имя великого земляка своего: "Ексекюлях вовсе не бандит и не националист". Это совпадало с моим мнением об основателе якутской литературы. Так что перед ним я не таился.

Помнится, в раннем детстве увязался я с отцом в Аччагар, который до войны был отдельным наслегом, в гости к бабушке, к теще его. Вот там-то я и услышал, как два подростка читали вслух знаменитое "Сновидение шамана" Ексекюляха. Навсегда в детскую душу мою впечатались эти повторяющиеся и какие-то таинственно жуткие слова "дом ини дом" и портрет усатого человека в суконном пальто. Не знаю почему, быть может, от слова "шаман", но и после, повзрослев, всегда с каким-то трепетом и страхом смотрел я на портрет Кулаковского. Мурашки бегали по телу.

В школьные годы произведения "врагов народа" А.Е.Кулаковского, А.И.Софронова, П.А.Ойунского — в программу не включались, читать их запрещалось. Многие у нас толком и не знали об этих писателях. В шестом-седьмом классах наш директор И.И.Макаров, преподававший якутский язык, на уроках грамматики приводил примеры из произведений Ленина, Сталина, просил указывать страницу и том. Уже после окончания Кытанахской семилетки (это было в год Великой Победы) с завистью я слышал, как учитель И.Е.Саввин задает детям выучить наизусть отрывки из "Сновидения шамана" и как эти строки звучат даже на концертах самодеятельности:

 

...Ружья стреляли в темь и свет,

Пули жадно искали жертв,

Пики с хрустом входили в грудь,

Плотно, ощерясь, встали штыки,

Отмылись кровью клинки,

Острая сталь колола, секла,

Отточенная, впивалась в тела,

Охотилась за людьми.

Множество опрокинуто крепостей,

Множество опустошено городов,

Множество обуглено областей,

От многих губерний остался прах...

Перевод С.Поделкова

Отгремела Великая Отечественная война — еще ощутимо было грозное ее дыхание. Поэма Кулаковского предупреждала об этом...

Произведения первых трех якутских писателей включены были в школьную программу только в 1944 году, оказывается, после того, как Г.П.Башарин взял верх в споре с секретарем ОК ВКП(б) Бордонским и добился реабилитации их имен.

В пединституте я без всяких колебаний и сомнений стал на сторону Башарина. Как и многие студенты, кроме тех, кого заботила будущая карьера. Да и мыслимо ли было перечеркнуть, выбросить за борт произведения основоположников родной литературы?! Но это пытались сделать, выдвигая в основоположники Черных-Якутского, тем самым открещиваясь от "буржуазного национализма" в лице якутских классиков. Народ не принял искусственно создаваемую официальную легенду. Более всего — и тогда, и нынче огорчали и огорчают меня те, кто, вопреки исторической объективности, не оставляют попыток навсегда похоронить эту великую троицу. Только войдя в литературные круги, я понял справедливость слов Ойунского: "спекулянты от литературы". Именно они, никогда по-настоящему не любившие литературу и видящие в ней предмет купли-продажи, способны на кощунство, им выгодно очернительство.

На каждой лекции, на каждом партийном собрании, по радио и в газетах считали за долг так и или иначе коснуться Башарина по любому поводу, будь то падеж скота или неудачный отел (во всем усматривалось "вредное влияние" книг ученого). Отзвуки антибашаринской кампании все-

 

республиканского масштаба прокатились и по Таттинскому району. Все это и стало главной темой наших шепотов-разговоров в камере. Старый колхозник и молодой студент были убеждены в том, что все обвинения против Кулаковского — это ложь и что на стороне Башарина правда. Об Ойунском мы предпочитали все же помалкивать: как-никак его, "врага народа", убили здесь... О последнем и думать было страшно, и с нами могли поступить так же. После истории с "наседкой" я перестал верить и стенам. Боялся, что в них вмонтированы подслушивающие устройства. Луковцев боялся того же.