Одиночество

До тюрьмы я как-то не задумывался над своей национальностью. Все-таки силен был метод коммунистического воспитания. Знание своих корней, своих кровей — вот та почва, из которой в этом среднем мире человек должен черпать силы и уверенность. Но у меня, у всего моего поколения выбили из-под ног эту опору. А образовавшийся вакуум можно было заполнить чем угодно. В своей слепой гордости от сознания принадлежности к великому и могучему сообществу людей — советскому народу — мы свысока смотрели на каких-то негров, индейцев, эскимосов, притесняемых капиталистами и империалистами, искренне считали, что живем несравнимо лучше жителей Америки и Европы. Смешно и горько. Вот какова была сила коммунистической пропаганды, заставляющей закрывать глаза на реальность, на самого себя.

Какое же место занимает якутский народ в счастливой чреде народов, кто есть я сам, прямо в лицо высказали мне следователи МГБ, всего за несколько недель сводя на нет все убеждения, за десятки лет впитанные каждой клеточкой организма. Презрение и пренебрежение в каждом их жесте, взгляде...

Подобное отношение служащих МГБ напомнило, что я якут, заставило задуматься над судьбой родного народа.

Сотрудники МГБ всего лишь подтверждали суровую правду: и не в пример большие и древние народы намеревался стереть с лица земли коммунистический режим во главе с Великим Кормчим. Что могло удержать его от уничтожения такого крохотного неизвестного народца, если сломали крылья, словно неоперившемуся птенцу, калмыкам, татарам, чеченцам, ингушам, немцам, прибалтам с их известной всему миру культурой и историей? Если посмотреть глазами тогдашнего МГБ, какое же историческое место могло принадлежать отсталым якутам...

Но чем глубже осознавал я шаткость положения собственного народа, его малость и бессилие, опасность, нависшую над ним, тем больше крепло решение идти с ним до конца, какая бы тяжкая участь его не ждала, разделить с ним судьбу. Не знаю, как это можно назвать. Жалостью к бессильному, желанием защитить беззащитного или упрямством. Как бы оно ни называлось, не отказываюсь от своего решения и сегодня. И дай бог унести его с собой в могилу.

Отношение к родному языку тоже менялось сродни этому. Якутский и русский языки мое поколение изучало с одинаковым рвением. Всегда считалось, что они взаимно обогащают друг друга. Но я думаю иначе. У двух наших языков разные законы, разные исторические условия возникновения. Поэтому взаимно обогащать друг друга они не могут.

Вот почему, запутавшись, сегодняшние якуты вынуждены общаться в быту на каком-то ужасном гибриде из двух языков. То же самое происходит в печати, официальной среде, на радио. Встречаешь массу якутов, не умеющих толком говорить ни на русском, ни на якутском языках. А как можно жить, дыша только вполдыхания? Вот она — наша билингвистика. Приятно слушать одноязычных русских — как чист их язык, как они умеют облекать в слова свои мысли! Поставим рядом двуязычного якута -косноречие, неумение четко формулировать мысль. Невольно отдашь предпочтение интеллекту и кругозору первого представителя человеческой расы, хотя второй на самом деле ничуть может не уступать ему ни в том, ни в другом.

Мы в студенческие годы мечтали в совершенстве овладеть русским языком, чтобы говорить без малейшей запинки. В тюрьме, лишенный возможности общаться на родном языке, я мог сколько угодно упражняться в русском. Заметил, что если постоянно говорить по-русски, то и думать начинаешь на русском. Научился строить предложения сразу по-русски, не прибегая, как раньше, к переводу заранее построенного на якутский лад предложения. Наверное, это и называется сейчас методом погружения, столь модным среди преподавателей иностранных языков. В конце концов, мне показалось удобнее и легче общаться на русском (так же, по всей видимости, поступают современные русскоязычные городские якуты: строят предложения сперва на русском, потом переводят на якутский).

К слову сказать, эта проблема знакома и писателям. Думаешь над очередным предложением, а в голову в первую очередь приходят его русские варианты. В итоге некоторые предложения выглядят обычной калькой с русского, а само произведение из-за обилия русских терминов — неуклюже и коряво.

Да и в тюрьме мой беглый русский уже мало радовал. В глубине души не тающей льдинкой лежало чувство потери чего-то драгоценного, бесконечно родного. В детстве та-

кая метаморфоза может произойти незаметно. Но я-то воспитывался в настоящей якутской семье, характер, весь мой уклад жизни, душа, наконец, были якутскими. Нелегко было отодвинуть родной язык за ненадобностью в сторону и перейти срочно на другой.

С самого раннего детства я буквально купался в атмосфере якутской песни, сказок, олонхо. До войны вся наша патриархальная семья жила в одном доме в Быйакыйе. Часто к нам приезжали младшая сестра Кугаса Акулина Захарова и Табахыров-Винокуров, гостили по несколько дней. И тогда начинался настоящий праздник песни и олонхо. Более того, Табахыров был совершенно удивительным сказочником. К сожалению, ни одна из его сказок не сохранилась, никто не догадался их записать. Олонхосуты не столь высокого класса, братья отца Гаврил Устинович, Гаврил и Иван Иннокентьевичи Яковлевы тоже частенько собирали детвору, сказывали олонхо.

У моего дяди Гаврила Иннокентьевича, председателя сельсовета, всегда останавливались уполномоченные из центра. Все они очень хорошо одевались и, как правило, были красноречивыми рассказчиками. Именно от них еще до школы я услышал на чистейшем якутском языке о приключениях Мюнхгаузена, лилипутах и Гулливере, путешествии Робинзона Крузо... Как я мог отказаться от всего этого?

С каким же удовольствием и наслаждением заговорил я на родном языке, когда наконец встретил своих в первой колонии поздней осенью. Не помню, чтобы когда-нибудь до или после вот так, почти физически, ощущал сладость каждого произносимого слова. С чем можно сравнить это ощущение, эту силу материнского языка? "Во дни сомнений, во дни тяжких раздумий о судьбах моей родины ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!" Как верно сказано о родном языке!

Якутский язык! Язык досточтимых моих предков! Немеркнущее слово великого Ексекюляха и Ойунского!

Единственный на свете сумевший воплотить воедино грохочущие лавины грозных стародавних времен юга с безмятежным безмолвием полярных пустынь в дивный монолит дерзновенной фантазии олонхо, в неповторимый узор прекрасных легенд и сказаний, в сладкозвучное песнопение — язык народа саха. Я уверен, что ты не исчезнешь бесследно, канув в Лету безвременья грядущих лет, а займешь достойную нишу в сокровищнице культуры человечества, присоединившись вековечно к мудрости народов мира.