АВТОБИОГРАФИЯ

 

Я родился 30 апреля 1911 года в г. Хотине Черновицкой области (бывшей Киевской губернии), в котором служил солдатом мой отец Гурский Петр Юлианович.

До службы в армии мой отец был артистом. Незадолго до демобилизации вспыхнула мировая война. Мы с мамой жили в Винницкой губернии. В 1915 году мама умерла, и меня взяла к себе бабушка, мать моего отца. В 1916 году отца взяли в военное училище по подготовке кадров младшего командного состава. Он окончил училище в звании прапорщика. В 1916 г. был дважды ранен на фронте. В конце года, раненый, попал на лечение в Николаевский военный госпиталь в Петрограде. За связь с революционно настроенными офицерами был арестован по обвинению в пораженческой деятельности. Февральская революция освободила его. После освобождения он женился на эстонке, сестре товарища по госпиталю.

Для продолжения лечения отца направили на Кавказ. По дороге на юг они захватили с собой и меня. По выздоровлении отца направили на Дальний Восток в военное интендантство. После октябрьского переворота он демобилизо-

вался и вернулся к артистической деятельности. Побывал даже в Харбине. В 1919г. наша семья выехала на родину моей мачехи, в Ревель. Там я учился в гимназии. По контрактам отец часто ездил по Европе, выступал в качестве куплетиста.

В конце 1923 года из СССР к нам в гости приехали его брат и мамаша. А отец вместе с мачехой вскоре отправились на гастроли во Францию. Несмотря на то, что у отца было твердое решение вернуться на Родину, бабушка во время его гастролей забрала меня и, не дождавшись возвращения отца, выехала со мной в Ялту, где она жила до поездки к отцу.

В Париже отец встретился с американским антрепренером, русским по происхождению. По его приглашению отец выехал в США со своей семьей, отложив на время возвращение на Родину. Он был очень обижен на бабушку — зачем увезла меня? В Америке он так и застрял на всю жизнь.

 

В январе 1928 года по вызову отца я выехал* в Америку и поступил в Сельскохозяйственный институт Лонг-Айленда при Нью-Йоркском университете (филиал).

Через два года меня из института исключили. На родине я был воспитан в духе марксизма-ленинизма. Комсомольцем остался и в Америке. К тому же вступил в прокоммунистическое общество "Друзья Советского Союза". На адрес института часто приходили для меня бандероли с газетами и брошюрами. Меня предупредили: эту деятельность в институте следует прекратить.

 

В 1930 году наш самолет "Страна Советов" совершил перелет Москва-Нью-Йорк. Мои друзья переправили с ним юбилейные значки, фотографии и буклеты, предназначенные для распространения в Америке. Пакеты разорвались, и их содержимое оказалось на виду. Из-за этого меня исключили из института. Из Нью-Йорка я переехал к отцу, в Чикаго. Там поступил в авиационное училище Кэртис-Райта. Закончил его осенью 1932 года.

К этому времени в Чикаго открылся кинотеатр, в котором демонстрировались советские фильмы. Я посмотрел несколько фильмов: "Бабы рязанские", "Златые горы", "Тихий Дон" и "Путевка в жизнь". Последний - несколько раз... И страшно захотелось домой, на Родину.

В нью-йоркском представительстве Амторга, выполнявшем дипломатические функции, мне, как советскому гражданину (американского подданства я пока не принимал), обеспечили бесплатный проезд на пароходе с питанием до Ленинграда в качестве суперкарго. Я был обязан сопровождать груз. Из Ленинграда выехал в Ялту.

 

С октября 1932 года по апрель 1933 года мне не удавалось устроиться на работу ни на Украине, ни в Крыму: свирепствовали безработица и голод. Временная работа на день-два в неделю меня не устраивала. Об авиации в Ялте и мечтать было нечего. Хотя меня призвали в армию, в авиацию в Севастополе, с зачислением в Качинское летное училище, но объявили - "до особого распоряжения". Мне нужно было жить. Я решил покинуть Ялту и выехать в большой город - Москву или Ленинград. Снялся с учета в военкомате. Там мне сказали, что сразу же, как только я приеду на место, встать на учет. Ни о Ленинграде, ни о Москве я не упомянул, ибо сам не знал, который из них выбрать.

В последний день выбрал Ленинград. Прибыв туда поздней ночью, устроился на ночлег в общежитие. Утром направился в Ленинградское управление авиации. Там во время беседы в отделе кадров меня арестовали и отвезли в дом на Литейном (ОГПУ). Предъявили обвинение в шпионаже. Менее чем через два месяца тройка ОГПУ приговорила меня к трем годам заключения в ИТЛ. Направили за Кандалакшу, на Нивастрой. Через несколько дней бежал, но побег не удался. Срок не добавили, но отправили на Соловки.

В августе 1933 из Соловков отправили на остров Вайгач. Весной 1934 года по фальсифицированному групповому делу добавили еще десять лет ИТЛ. К моему "шпионажу" прибавились более тяжелые пункты 58-ой статьи - террор, бандитизм, еще один побег.

Осенью 1936 года после ликвидации Вайгачского лагеря меня перевели в Ухтпечлаг. Попал на строительство тракта Чибью - Крутая. Работал землекопом, стал "доходить". Объявил голодовку, требуя перевода на работу по специальности - топографом (им я был последние два года на Вайгаче). Голодовка завершилась успехом: назначили топографом дорожного строительства. Им я и проработал до освобождения в ноябре 1945 г. на этой же работе, только уже по вольному найму, оставался до выхода на пенсию в 1966 году.

 

За эти годы прошел пешком всю территорию Ухтпечлага. Кроме тракта Чибью - Крутая, провел изыскания на трассе нового тракта Вой-Вож - Троицко-Печорск. Прокладывал зимние дороги от границ Пермской области до Усинска. Участвовал в строительстве дорог на Югыде и Каменке. Выбирал места под новые поселки - будущие города - Пашню, Вуктыл и Усинск. Работал старшим топографом и старшим инженером производственного отдела Дорстроя.

Реабилитирован в октябре 1955 года.

 

Ялта, 31 октября 1991 г.