- 36 -

Я у цели

 

И вот я ленинградец на целых пять лет, а может быть, и дольше, кто знает... Политехнический институт поразил меня своим великолепием. Выглядел он как снаружи, так и изнутри дворцом науки. Моя учебная жизнь потекла по кругу, очерченному законами студенческой жизни. Попал я в среду «дяденек». Меня окружали парттысячники и пятисотники. Это были люди', имевшие заслуги перед Советской властью, - с орденами, бывшие командиры, красные директора, комиссары, партпрофработники. Кто я среди них? Желторотый птенец. Меня так и прозвали - «сынок».

Учеба давалась мне легко. Первые полгода до

 

- 37 -

преобразования господствовала бригадная система обучения. Учебная группа объявлялась «бригадой». Принцип — один за всех, все за одного. К зачету готовились коллективно, а преподавателю отвечал один, персонально.

«Дядькам» учеба давалась трудно - возраст, да и подготовка была у них слабовата. Меня как-то выбрали «бригадиром» нашей учебной группы. И вот, сидят передо мной дядьки, зевают, с трудом вникая в то, что я им трактую... Смех и горе, им бы меня на путь истинный наставлять, а тут «сынок» им вечные истины преподносит. Большинство из моих сокурсников были семейные и жили в Ленинграде.

Часто мне приносили угощения с семейного стола — пирожки, печения, сладости. Время после свертывания нэпа пошло трудное - очереди, ограничения в потреблении, карточная система... Свои карточки на питание в столовой такие, как я, студенты, быстро отоваривали, а потом питались чем Бог пошлет... Однажды мне повезло. Гуляя по Невскому, я вспомнил о лотерейных билетах Осовиахима, проверил их и выиграл 16 рублей. Фортуна! Тогда это были солидные деньги. И я решил кутнуть. Зашел в бар, на углу Невского и Садовой, заказал все, что было в меню — начиная от черной икры и кончая несколькими сортами пива на десерт... Пять часов просидел в баре, пируя на подвалившие деньги...

На первом курсе жил в общежитии в большой комнате на семерых. К нам приходила за подработкой женщина-прачка, брала белье в стирку. И вот ее нет недели полторы-две, а потом появилась ее дочка - девушка лет тринадцати, вся закутанная в платки, запуганная, робкая ...«Что же ты не в школе?» - полюбопытствовал я. Девчушка расплакалась, а потом рассказала: «Отца нет, мать больна... Нас пятеро детей в семье, я самая старшая. Всех надо кормить...» Чужая беда тронула мое сердце, я собрал все, что накопилось нестиранного, уговорил и других, хотя к рассказу девочки они отнеслись с недоверием: мало ли что?

Спросил новоявленную прачку: «Деньги на мыло у тебя есть?» Мне было отвечено, что на мыло они набирают, а вот на еду уже не остается, но ради светлых будущих дней они готовы еще немного потерпеть... Одним словом, собрал я со всех деньги за работу авансом и отдал ей.

Проходит неделя, за ней другая, третья, но нет ни

 

- 38 -

стираного белья, ни девочки. Сокурсники, естественно, с вопросами ко мне... Через других прачек я начал разыскивать нашу работницу. Наконец через одну допытался, что это похоже на некую Марию, у той много детей и есть девочка подросток, не раз попадавшаяся на подобных кражах...

Я уговорил своего приятеля Костю Мазманова (был у нас на курсе такой студент из Баку), и мы утром пошли по указанному адресу. Стучим. Нам отворяет дверь наша прежняя прачка, за ее спиной мы видим спящих на полу детей. Она, захлопнув дверь, выходит в коридор и сразу же в амбицию: она, мол, пролетарская труженица и каждому встречному-поперечному оскорблять себя не даст!.. В общем, ее апломб оскорбил теперь уже нас. Я говорю Косте: «Теперь я точно убежден, что это ее дочка!.. стой здесь и сторожи, чтобы они втихаря наши вещи не попрятали...»

В милиции мне сразу сказали: «Да, ваше предположение очень похоже на правду. Водится за этой дамой такой грех...» В дом к нашей бывшей прачке мы вернулись с милиционером. Хозяйка возмущалась, не пускала в дом, даже угрожала написать жалобу в Лигу Наций. Тогда, в свою очередь, милиционер пригрозил арестовать ее за неповиновение представителю власти, и начался обыск. Конечно, ничего существенного не обнаружили, они, полуголодные, давным-давно все более-менее новое продали, но кое-что все же нашлось. И этого оказалось вполне достаточно для того, чтобы уличить хозяйскую дочку в краже. Отвели мать в милицию, составили акт, а нам, как потерпевшим, предложили обратиться в суд...

В общежитии у нас сразу же началась дискуссия: подавать в суд или нет. Помня о своих безрадостных детских скитаниях, я тут же встал на сторону детей: никакого суда. Меня горячо поддержали еще двое, но, как всегда, верх оказался за большинством - зло надо пресекать, мать в тюрьму, а детей - в детдом, а там их воспитают настоящими людьми... И заявление в суд было подано без нас.

Между тем до суда я договорился с завстоловой о том, чтобы мать нашей юной воровки устроить на работу посудомойкой. Суд вынес приговор, осудив Марию на два года условно под нашу поруку... С тех пор Мария стала трудиться честно, дети находились под нашим надзором, учились в школе, а девочка окончила девятилетку и работала самостоятельно.

 

- 39 -

Дети и Мария обслуживали нас до тех пор, пока мы не окончили институт, стирали белье, крахмалили, гладили; иногда они приглашали в гости, одним словом, были благодарны... Мы гордились за свое милосердие, и эта история в конце концов стала достоянием институтской общественности, была, помнится, статья в стенгазете.

В то время можно было учиться на двух факультетах, все зависело от того, как позволяло время и способности. Я вначале слушал лекции на металлургическом факультете, но уже после первого семестра ходил на лекции машиностроительного факультета, сдавал экзамены и зачеты по двум специальностям.

В те годы Академия наук СССР была в Ленинграде, и в нашем институте читали лекции двенадцать академиков, а уж про докторов наук и говорить нечего. Да и город на Неве был не тот, что нынче — дворцы и особняки все еще блистали яркостью архитектурных ансамблей.

Невский был устлан настоящей брусчаткой, фаэтоны извозчиков блистали лакировкой, а рысаки в упряжках выглядели один краше другого, смотреть на них собирались толпы праздного народа, словно на выход августейшей особы... Что же касается людей того времени, то они, на мой взгляд, были более представительными и элегантными, в полном смысле столичными жителями.

Ах, Невский, воспетый в русской классической литературе! Как отрадно было, не спеша, в свое удовольствие, пройтись по твоей мостовой, под уютными фонарями среди чинно гуляющей толпы.

Закованные в гранит берега каналов, чудные перекидные мосты. Набережная Невы с ее освежающей прохладой, скользящие по реке пароходы с веселой, праздной публикой... А театры! Милая «Мариинка» с Лепешинской, Улановой, Лемешевым, «Пушкинка» с Фередко, мюзик-холл с молодым Утесовым...

А музеи, какие были музеи! Эрмитаж, еще не разграбленный своими правителями. Русский музей. Кунсткамера. Царское село. Гатчина. Павловск... Все они были еще свеженькие, нарядные, пылали золотой краской.

В 30-е годы Ленинград все еще по-прежнему оставался столицей высокой культуры, прекрасной архитектуры и науки.