ИЗ СТАРОЙ РОССИИ В XXI ВЕК

Послесловие

 

Отец, самый близкий и дорогом для меня человек, не дожил до выхода в свет этой книги: его не стало 7 февраля 2004 г. на девяносто четвертом году жизни.

Моя первая встреча с отцом относится к лету 1939 г., когда он вернулся после освобождения из Воркутпечлага. Никогда с этого момента наши отношения не были ничем омрачены. Его любовь, доброе внимание, постоянную заботу я ощущал с самой первой нашей встречи и до последнего дня его жизни.

Перевернута последняя страница. Сейчас я могу сказать, что всегда чувствовал себя счастливым, зная, что у меня есть замечательный отец. Его скромность, глубокая порядочность, постоянная доброжелательность к людям навсегда останутся в моей памяти как светлый след его личности.

Отец всегда гордился своей родословной, особенно дорожил памятью родителей, передавших ему лучшие традиции русской дворянской нравственности и культуры. На формировании личности моего отца, несомненно, сказалось влияние той среды, в которой прошли его детство и юношеские годы. Его дед, Иван Иванович Раевский, был близким другом Л.Н.Толстого, бабушка приходилась троюродной сестрой одновременно М.Ю.Лермонтову и П.А.Столыпину. Дру-

 

гой дед, И.С.Унковский, — известный мореплаватель, командир фрегата «Паллада».

Ни в партиях, ни в каких-либо политических движениях отец никогда не состоял, всегда оставался самим собой.

В новой России отец стал одним из основателей «Союза потомков российского дворянства», возникшего в 1990 г. Он был членом редколлегии литературно-исторического альманаха «Дворянское собрание», в котором опубликовал большую статью о роде Раевских герба Лебедь.

Мой сын Дмитрий не раз говорил мне, что он восхищается дедом, пережившим несколько исторических эпох: императорская Россия, революция, Гражданская война и разруха, НЭП, пятилетки, «развитой социализм», наконец, демократическая Россия, вместе с которой отец перешагнул в новое тысячелетие.

Над книгой воспоминаний отец работал на протяжении нескольких лет после выхода на пенсию. Трудолюбие его меня всегда восхищало. Кажется, он никогда не сидел без дела. Начав трудовой путь в семнадцатилетнем возрасте сразу после окончания школы, отец работал до восьмидесяти лет, в последние годы интенсивно занимаясь мемуарами. В этой книге нашли отражение впечатления долгой жизни отца, особенно ее первой половины.

Безмятежное детство в родительском доме в деревне, а затем революция, трудное приспособление к новой жизни — все это проходит перед глазами десятилетнего мальчика. Из мемуарной литературы хорошо известно, что после революции дворянские семьи, как правило, оставляли свои родовые гнезда, где жизнь становилась опасной, и переселялись в города. В нашей семье дело обстояло иначе, поскольку ее глава, П.И.Раевский, был необычным помещиком, а известным врачом, доктором медицины Московского университета. Проработав некоторое время в госпитале в Туле, дед был арестован и после непродолжительного заключения назначен заведующим медицинским пунктом в селе Барятино Тульской губернии. Постоянно подвергаясь опасности во

 

время эпидемии брюшного тифа, Петр Иванович заболевает и умирает.

Не могу без волнения читать сцену, когда отцу, мальчику тринадцати лет, сообщают о кончине горячо любимого им человека. Воспоминание об этом времени навсегда сохранилось в памяти моего отца. Его постоянным желанием было найти могилу П.И.Раевского на кладбище в городе Богородицке. В конце семидесятых годов мы с отцом специально поехали в Богородицк, посетили кладбище, и благодаря некоторым знакомствам и определенным усилиям нам удалось найти могилу, восстановить на ней крест и надпись. В этом нам очень помогла семья священника отца Алексея Резухина, в то время настоятеля храма при кладбище.

До последних дней жизни отец сохранил прекрасную память. Описание многочисленных событий разного масштаба, иногда достаточно мелких, но характерных эпизодов, деталей читатель встречает в этой книге. Меня всегда поражало огромное количество людей, буквально населяющих воспоминания отца. В его изложении, а для меня — в его рассказах это живые характеры, отличающиеся друг от друга «лица необщим выраженьем». Так и хочется сказать: «галерея образов ушедшего века». Здесь и старый князь Владимир Михайлович Голицын, московский городской голова, а затем губернатор; обер-прокурор Святейшего синода Саблер; брат первого премьера Временного правительства Львов; отец Павел Флоренский; писатель М.А.Булгаков; академики С.И.Вавилов и М.А.Леонтович, масса других лиц, среди которых школьные учителя, врачи, священники, крестьяне, мельники, мелкие предприниматели времен НЭПа, комиссары, чины НКВД, заключенные и вольнонаемные на Воркуте. Страницы воспоминаний насыщены именами родовитой русской аристократии: Трубецкие, Шереметевы, Голицыны, Самарины, Бобринские, Лопухины, Шуваловы, Урусовы... Многие из этих семей находятся в той или иной степени родства с семьей Раевских.

 

Особое место занимает в воспоминаниях семья Толстых. С внучками Льва Николаевича мой отец поддерживал дружеские отношения на протяжении многих десятилетий. Всего несколько лет назад некоторые из них были еще живы, приезжали в Москву, встречались с отцом.

Вспоминаю, как, находясь в Риме по приглашению университета «Tor Vergata» несколько лет назад, я позвонил Татьяне Михайловне Сухотиной-Толстой, с которой мы с отцом незадолго до того встречались в Москве в Музее Л.Н.Толстого на Пречистенке. Татьяна Михайловна пригласила меня посетить ее дом в фешенебельном районе Рима на углу Via Veneto у парка Villa Borgese. На стене ее комнаты я увидел фото Льва Николаевича с внучкой Таней Сухотиной. В разговоре Татьяна Михайловна посетовала на то, что русский язык сильно испорчен (сама она говорила прекрасно), попутно заметив, что мой русский не так уж плох. Интересно, что рассказ о моем визите к внучке Толстого вызвал живой интерес у моих коллег — итальянских ученых.

В этой связи вспоминается еще один заграничный визит. Во время командировки на научную конференцию в Англию я получил приглашение посетить нашу дальнюю родственницу Елену Бобринскую, когда-то знаменитую красавицу, вышедшую замуж за англичанина и живущую в собственном доме в небольшом городе недалеко от Лондона. До этого я никогда ее не видел и был приятно удивлен не просто радушным, но родственным приемом. Она рассказала мне о своей дочери, которая хотела поехать в Москву. «Ты не можешь ехать в Россию, — сказала мать, — ты не говоришь по-русски. Это позор. Сначала научись говорить».

Мне кажется, что приведенные эпизоды русскости говорят о многом, прежде всего о замечательном чувстве патриотизма людей, проживших почти всю жизнь за границей.

На стене в английском доме Елены Бобринской висела картина, изображающая хорошо знакомый мне дворец Бобринских в Богородицке. Я, конечно, рассказал о наших с отцом визитах в этот город и об уникальной истории восста-

 

новления дворца, которая оказалась возможной благодаря инициативе и энергии богородицких старожилов. Сейчас во дворце прекрасный музей, а рядом — восстановленная церковь конца XVIII века постройки, как и сам дворец, архитектора Старова.

Надо отметить, что мой отец постоянно мечтал получить высшее образование, однако для детей из дворянских семей «лишенцев» этот путь был закрыт. После успешной сдачи экзаменов в Московский университет отцу удалось стать лишь кандидатом в студенты, как тогда это называлось. Впрочем, исключения все же имелись. Средний из трех братьев Раевских, Михаил, впоследствии талантливый математик, пройдя первый курс кандидатом и блестяще сдав экзамены, зачисляется сразу на второй курс физико-математического факультета МГУ, но он погиб в ГУЛАГе летом 1944 г. Ныне его сын Петр Михайлович, окончивший 1-й Московский медицинский институт, ведет интересные научные исследования в области экспериментальной терапии злокачественных опухолей.

Мой отец всегда говорил — и это отчетливо видно из его воспоминаний — что жизнь разделилась для него на два периода. Первый — до 1935 г., когда последовал арест моей матери Елены Юрьевны Раевской, урожденной Урусовой, а вскоре затем и отца; и второй — после его освобождения из лагерей в 1939 г.

Да, история не имеет сослагательного наклонения. До сих пор не могу себе объяснить, как могло случиться, что мама стала работать в аппарате Кремля пусть даже в должности простого библиотекаря. Можно лишь допустить, что это объясняется политической наивностью старшего поколения, прежде всего родителей мамы. Трудно себе представить, что двадцатилетняя девушка из старинной семьи могла решиться на столь ответственный шаг без согласия родителей. Из воспоминаний отца узнаем, что сомнения были, вопрос обсуждался на семейном совете Урусовых. Но мой отец по молодости лет на нем решающего

 

слова не имел. Вот старшие и решили, что идти работать в Кремль хотя и небезопасно, но все же можно.

Неужели беспрецедентные в истории человечества репрессии 1937—1938 гг. были необходимы для того, дабы понять, что тирания не знает нравственного предела!

Верхнеуральский период заключения мамы был относительно спокойным, велась регулярная переписка между нею и бабушкой Евдокией Евгеньевной Урусовой. Лишившись родителей в ГУЛАГе, я остался жить с другой своей бабушкой Ольгой Ивановной Раевской. Так прошло около двух лет, наступил 1937 г. Страшным он оказался и для нашей семьи.

В моей памяти навсегда запечатлелось свидание с мамой, очевидно, в начале июля 1937 г. Мы с бабой Додей, маминой мамой, идем по длинному коридору Бутырской тюрьмы. В стенах справа и слева окна, вернее, проемы, часть из них зарешечена, другие без решеток. В окнах люди — заключенные, которым разрешено свидание с родственниками. В одном из окон моя мама, она — за решеткой. Почему? Ведь другие в открытых окнах... Приблизиться к маме нельзя, перед окнами ходит охранник. Не помню, о чем говорили, текли общие малозначительные слова... Свидание очень короткое.

Прошло почти семьдесят лет с того свидания, и для меня это — единственное живое воспоминание о моей маме. Ее чарующая улыбка, которая всегда восхищала окружающих, ее светлый облик и сейчас стоят перед моими глазами. Мне было пять с половиной лет, маме еще не исполнилось двадцати четырех лет. Мы не знали тогда, что жить ей оставалось всего несколько дней. Привожу выписку, переданную мне обществом «Мемориал»:

«Ф.И.О. — Раевская Елена Юрьевна.

Год рождения —1913.

Национальность — русская.

Уроженка г. Москвы.

Место проживания — Без определенного места проживания.

Образование — среднее.

Партийность — беспартийная.

 

Род занятий — Отбывала наказание в Ярославской тюрьме.

Арестована 2 июля 1937 года.

Осуждена Военной Коллегией Верховного суда СССР.

По обвинению в участии в антисоветской террористической организации.

Приговорена к расстрелу 13 июля 1937 года.

Приговор приведен в исполнение 13 июля 1937 года.

Реабилитирована 19 сентября 1957 года определением Военной Коллегии Верховного Суда СССР.

Место захоронения — Донское кладбище»¹.

Да, приговор вынесен Военной Коллегией Верховного Суда СССР. Но только теперь мне стало известно, что еще до заседания в этот «независимый» судебный орган поступил «расстрельный» список, в котором среди других стоит имя Е.Ю.Раевской. Он подписан Сталиным, Кагановичем, Ворошиловым, Гидановым, Микояном.

Так закончился земной путь двадцатитрехлетней княжны Елены Урусовой.

Грозовое лето 1937-го продолжало преподносить неприятности нашей семье. Началась кампания по выселению из Москвы «неблагонадежных» из числа родственников репрессированных.

Обе моих бабушки, чьи дети были осуждены, подверглись высылке: Евдокия Евгеньевна Урусова, баба Додя, высылается в село Кировское в Киргизию; Ольге Ивановне Раевской вместе с дочерью Еленой и внуком, т.е. со мной, предписан путь в Сибирь, в село Муромцево Омской области. Позже к бабе Доде приедет ее внук, а мой двоюродный брат, Юра Унковский. Это произошло после ареста его родителей — ар-

 

тистов Театра имени М.Н.Ермоловой, Михаила Унковского и Эды Урусовой. Дядя Миша — двоюродный брат моего отца, внук адмирала И.С.Унковского, тетя Эда — мамина старшая сестра. Он погибнет на Колыме в 1940 г., а тетя Эда после шестнадцати лет лагерей и ссылки вернется в Москву в родной театр, где сыграет еще много ролей, снимется в ряде фильмов. Она запомнится всем, кто ее знал и видел, не только как талантливая актриса, народная артистка России, но и как человек поразительной нравственной силы и красоты. За два месяца до своей кончины в конце 1996 г. она блистательно сыграет роль старой леди в пьесе «Письма Асперна».

Баба Додя, наша любимая бабушка, внучка французского графа Салиаса де Турнемир и русской писательницы Е.В.Сухово-Кобылиной, окончила свой жизненный путь в киргизской ссылке.

Моя другая бабушка, Ольга Ивановна Раевская, которой посвящены очень теплые страницы воспоминаний отца, находясь в ссылке, перенесла тяжелый инсульт, после чего удалось добиться разрешения на ее возвращение в Москву. Она скончалась в 1942 г.

Летом же 1937 г. состоялась свадьба моего дяди Михаила Раевского и Наталии Добрянской. Энергичная красавица тетя Наташа поздней осенью 1937 г. поехала в Сибирь и забрала меня в Москву. Я хорошо помню это нелегкое путешествие. Год спустя на свет появился второй внук моей бабушки Оли — маленький Петя Раевский.

У младшего брата моего отца, дяди Андрея, детей не было. В годы войны он был в рядах Красной армии, служил в театре 2-го Белорусского фронта. После войны работал режиссером Театра русской драмы в Могилеве в Белоруссии.

Мой отец был очень дружен со своим дядей Иваном Ивановичем Раевским. До революции и несколько лет после его семья жила в своем имении Гаи, недалеко от Бегичевки. Жена Ивана Ивановича, Анна Дмитриевна, умерла в 1919 г., семья оказалась в крайне трудном положении. Было решено, что часть детей вместе с сестрой матери В.Д.Философо-

 

вой поедет во Францию, где у Валентины Дмитриевны был свой дом на Атлантическом побережье. Уехали старшая дочь Валентина Ивановна с мужем М.И.Лесновым, младшие братья Иван, Николай и сестра Анна. С тетей Анночкой, как мы ее звали, и дядей Николаем моя семья познакомилась много лет спустя, когда стали возможны контакты с родственниками, живущими за границей. Они несколько раз приезжали в Москву, а мне удалось посетить их во время моих поездок на международные научные конференции. С тетей Анночкой я общался, когда бывал в Лондоне, познакомился с ее сыном Александром Шуваловым и внуком, тоже Александром. Тетя Анночка при нашей первой встрече поразила меня не только фамильным сходством, но и исключительно родственным расположением.

Поехать во Францию долгое время не удавалось, только в 1986 г. я смог посетить в Париже дядю Николая Раевского. До этого он несколько раз навещал нас, приезжая в Москву. Во время войны он был офицером французской армии. После оккупации Франции его интернировали, а после освобождения и до выхода на пенсию являлся видным деятелем Французского культурного центра в Вене.

Постоянно интересуясь искусством, дядя Николай собрал коллекцию старого русского серебра. Ему принадлежали также интересные акварельные портреты родных матери М.Ю.Лермонтова, ряд акварелей работы Е.И.Бибиковой-Раевской, некоторые из которых он нам подарил. В один из своих приездов в Москву дядя Николай привез чудесную миниатюру — портрет Н.Н.Раевского, героя Отечественной войны 1812 г. На границе в связи с этим произошел забавный эпизод. Таможенник никак не мог понять, зачем французский гражданин везет в Россию антикварную вещь.

Я посетил дядюшку незадолго до его кончины осенью 1988 г. Как всегда, он был необычайно мил и остроумен, напоминая в этом отношении своего отца и деда, двух Иванов Ивановичей Раевских. В начале следующего, 1989 г. Николая Ивановича не стало.

 

Кратко упомяну о других членах этой семьи. Дядя Артемий по ходатайству Е.П.Пешковой после освобождения из Соловецкого лагеря получил разрешение уехать к сестрам во Францию. Позднее жил в Лондоне и умер в 1952 г.

Иван Иванович, уехавший подростком вместе с семьей старшей сестры Валентины Ивановны Лесновой, жил во Франции, незадолго до войны вернулся в Москву. Он скончался в 1948 г. Как и его братья, он не был женат и не имел детей.

Семья Лесновых уехала во Францию с детьми Иваном и Анной. Во Франции у них родились еще четверо — Михаил, Наталья, Илья и Мария. Они, как и их дети, живут во Франции, сохраняя семейные традиции.

Интересна судьба графа Александра Шувалова — младшего внука Анны Ивановны Раевской. Специализируясь в реставрационном мастерстве, он побывал в Санкт-Петербурге, где занимался реставрацией старинной мебели в Эрмитаже, познакомился с русской девушкой, женился на ней. Сейчас они живут в Гринвиче близ Лондона, у них три маленьких дочери — графини Шуваловы. Вот так по-разному складываются судьбы.

После отъезда части семьи за границу в Москве оставались глава семьи Иван Иванович Раевский, его старший сын Артемий и две дочери Елена и Ольга. Все они запечатлены в очаровательных рисунках М.М.Осоргиной¹. Старшая из сестер, тетя Леля, была замужем за известным ученым в области железобетонных конструкций профессором А.А.Гвоздевым. Два их сына — Алексей и Владимир — товарищи моего детства и юности. Оба окончили Московский университет, стали известными в своей области учеными.

Всеобщей любимицей и добрейшей души человеком была Олечка — Ольга Ивановна Раевская, младшая дочь Раевских из Гаев. Она вечно всюду опаздывала и приходила в гости, когда все уже отправлялись по домам. В нескольких поколе-

 

ниях мы сохраняем теплые, родственные отношения с этой семьей.

С начала зимы 1937/38 г. после возвращения из Сибири моим «ангелом-хранителем» становится старшая сестра моего отца, тетя Катя Самарина, которую вслед за мной все родные стали называть Кавочкой. Нe побоюсь сказать, что она совершила настоящий подвиг во благо нашей семьи, воспитав три поколения — меня, нашего сына Дмитрия, родившегося в 1959 г., и внука Ваню, появившегося на свет ровно через двадцать лет, когда нашей милой Кавочке было уже семьдесят восемь лет и она страдала тяжелой болезнью сердца. Необыкновенное душевное тепло и любовь, которую Кавочка направила на нас, трех ее воспитанников, постоянно присутствуют в нашей жизни, несмотря на то, что ее нет с нами уже более пятнадцати лет.

Благодаря необыкновенной силе духа наша любимая Кавочка смогла преодолеть выпавшие на ее долю испытания — потерю единственного сына и мужа и сохранить доброту к окружающим ее людям до глубокой старости. Она родилась 3 февраля 1901 года (ее звали «дитя века») и скончалась у себя дома на девяностом году жизни. Отдавая свою любовь и душевное тепло, она никогда ничего не требовала взамен. Возможно, эти черты характера она унаследовала от своего деда Ивана Ивановича Раевского, о котором Л.Н.Толстой сказал, что это был один из лучших людей, которых он встречал в своей жизни. Она была замужем за Юрием Александровичем Самариным (1904—1965), талантливым филологом, оставившим о себе добрую память.

Здесь уместно будет сказать, что нравственной основой семьи Раевских всегда была глубокая, привитая с раннего детства религиозность, которая шла по линии моей бабушки, Ольги Ивановны Раевской. Так же были воспитаны все ее дети. После ареста родителей бабушка взяла на себя все заботы о моем воспитании. В дни моего рождения мы с бабушкой с утра посещали храм Ильи Обыдина близ Остоженки, после чего шли в магазин игрушек покупать подарок.

 

До конца жизни глубокую веру в Бога сохранил и мой отец. Перед смертью он исповедовался, принял Святое причастие.

С моей будущей женой Маргаритой Дмитриевной Сазоновой мы познакомились в студенческом общежитии 1-го Московского медицинского института. В начале 1958 г. я поехал в Тамбов, откуда была родом моя невеста, чтобы просить у ее родителей согласия на наш брак. Между собой мы уже все решили. Я был аспирантом, Маргарита — студенткой последнего курса института. Родители невесты — Дмитрий Павлович, в прошлом кадровый офицер, участник войны, и его жена Зинаида Константиновна — приняли меня очень хорошо и дали согласие. Этим событием я был так взволнован, что у меня поднялась температура. Однако мне был задан очень важный вопрос: где будете жить? Я объяснил, что по реабилитации родителей мы ждем получения жилья, а пока как-нибудь устроимся. Второго мая того же года нас венчал известный в Москве священник отец Николай Голубцов, в тот же день состоялась наша скромная свадьба. Летом мы с женой уехали со студенческим отрядом на целину, в Кокчетавскую область Казахстана.

Незабываемым стал для нас следующий год, когда в начале июня родился наш сын Дмитрий, названный в честь деда и ставший всеобщим любимцем в семье. Сын выбрал научную стезю, защитил диссертацию на степень кандидата физико-математических наук. Когда в 1991 г. бесперспективность работы в науке на родине стала очевидной, наш сын уехал за границу. Вскоре он получил место научного сотрудника в Математическом институте Куранта Нью-Йоркского университета в США. Незадолго до того его первый брак распался, с ним остался десятилетний сын Ваня. Как раз к этому времени относится фотография, запечатлевшая четыре мужских поколения нашей семьи, чем всегда гордился мой отец. Наш сын женат на Татьяне Владимировне Перевозчиковой и живет в штате Нью-Джерси; в 1996 г. в семье родился второй сын, Михаил, сейчас он школьник, хорошо владеющий и русским, и английским языком.

 

Наш старший внук Иван (традиционное для семьи Раевских имя) уже получил степень бакалавра канадского университета Мак Гилл и продолжает обучение на юридическом факультете университета Ньюарк. Он много раз приезжал в Москву, посещая Петербург и Нижний Новгород.

Мне осталось сказать несколько слов о семье моего единокровного (по отцу) брата Михаила Раевского. Он окончил Политехнический институт, живет в Барнауле, откуда родом его жена Вера. У них четверо детей — Лариса, Любовь, Нина, Петр. Лариса с сыном и дочерью живет во Владивостоке в тех местах, где когда-то побывал ее предок адмирал И.С.Унковский со своим фрегатом «Паллада». У Михаила Раевского четверо внуков. Таким образом, потомство моего отца насчитывает сейчас двух сыновей, двух внуков, трех внучек, четырех правнуков и двух правнучек. Последние представляют девятнадцатое колено родословной Раевских герба Лебедь.

Каким было мировоззрение автора этих мемуаров, моего отца? Никто из членов нашей семьи не состоял в коммунистической партии. Однако отца всегда отличало лояльное, терпимое отношение к советскому режиму, существовавшему в стране на протяжении большей части его жизни. Как и во всех других отношениях, отец был очень деликатен, никогда не навязывал своего мнения окружающим, в том числе близким людям, особенно молодежи, понимая, что они живут в среде, конфликт с которой не только не желателен, но и опасен. Весь его жизненный опыт указывал на это. Выросший в среде дворянской культуры, отец оставался верен ее принципам до конца своей жизни. Ведь реализм окружающего не внушал оптимизма. Отец никогда не формулировал четких политических взглядов, но, думается, я не ошибусь, если скажу, что ближе всего ему была идея конституционной монархии британского типа, но, разумеется, в русском ее варианте. Таких же взглядов придерживался и его отец, мой дед, типичный западник.

Так сложилась жизнь, что мой отец никогда не покидал пределов своей страны, но с восхищением рассказывал о за-

 

граничном путешествии своих родителей, предпринятом вскоре после свадьбы. Вслед за писателем Михаилом Булгаковым, с которым отец был знаком и какого любил, он всегда мечтал увидеть Париж, о чем не раз говорил. Но для человека, имевшего в биографии отбывание срока по 58-й статье, поездки за границу были проблематичны. Когда в начале девяностых годов положение изменилось, отцу было уже за восемьдесят, мечта о Париже так и осталась мечтой.

В апреле 1997 г. Российское Дворянское собрание торжественно отметило девяностолетие моего отца. Приятно было и то, что его членский билет в РДС имел № 1. Фото отца время от времени появлялись в иллюстрированных зарубежных журналах.

Возникал ли у него вопрос об эмиграции? Да, в начале двадцатых годов после отъезда во Францию детей дяди Ивана Ивановича Раевского наша семья тоже получила приглашение выехать, но бабушка Ольга Ивановна, несмотря на крайне трудные обстоятельства, ответила твердым отказом.

Меня, как беспартийного молодого ученого, тоже долгое время не выпускали за рубеж, несмотря на постоянные приглашения иностранных ученых и хлопоты моего шефа, выдающегося ученого и замечательного человека Василия Васильевича Закусова. Моя первая командировка в Англию состоялась после долгих проволочек только в 1968 г., что было, конечно, исключением из правил.

Нельзя не сказать, что судьба моего поколения, несмотря на репрессии, коснувшиеся родителей многих из моих сверстников, сложилась относительно благополучно. Мы смогли получить высшее образование, выбрать интересные для себя профессии, обзавестись семьями. У нас есть дети и внуки. Мой отец любил говорить, что нашему роду в России пятьсот лет. Что же, род наш сильно сократился, но продолжает жить и даже развиваться.

Кирилл Сергеевич Раевский

Москва, май 2005 г.