В ПЕРЕСЫЛКЕ

 

Огромные каменные коридоры пересылки переполнены всяческим народом. Сегодня - «большой прием». Из провинциальных тюрем прибыли сотни крестьян, из Шпалерки - рабочие, урки (профес

 

сиональный уголовный элемент) и — к моему удивлению — всего несколько человек интеллигенции. Я издали замечаю всклокоченный чуб Юры, и Юра устремляется ко мне, уже издали показывая пальцами: «Три года». Юра исхудал почти до неузнаваемости — он, оказывается, объявил голодовку в виде протеста против недостаточного питания... Мотив, не лишенный оригинальности... Здесь же и Борис, тоже исхудавший, обросший бородищей и уже поглощенный мыслью о том, как бы нам всем попасть в одну камеру. У него, как и у меня, восемь лет, но в данный момент все эти сроки нас совершенно не интересуют. Все живы — и то слава Богу...

Борис предпринимает ряд таинственных манипуляций, а часа через два мы все в одной камере, правда, одиночке, но сухой и светлой и, главное, без всякой посторонней компании. Здесь мы можем крепко обняться, обменяться всем пережитым и... обмозговать новые планы побега.

В этой камере мы как-то быстро и хорошо обжились. Все мы были вместе и пока что вне опасности. У всех нас было ощущение выздоровления после тяжелой болезни, когда силы прибывают и когда весь мир кажется ярче и чище, чем он есть на самом деле. При тюрьме оказалась старенькая библиотека. Нас ежедневно водили на прогулку. Сначала трудно было ходить: ноги ослабели и подгибались. Потом, после того как первые передачи влили новые силы в наши ослабевшие мышцы, Борис как-то предложил:

— Ну, теперь давайте тренироваться в беге. Дистанция — икс километров: Совдепия — заграница...

На прогулку выводили сразу камер десять. Ходили по кругу, довольно большому, диаметром метров в сорок, причем каждая камера должна была держаться на расстоянии десяти шагов одна от другой. Не нарушая этой дистанции, нам приходилось бегать почти «на месте», но мы все же бегали... «Прогульщик» — тот чин тюремной администрации, который надзирает за прогулкой, смотрел на нашу тренировку скептически, но не вмешивался. Рабочие подсмеивались. Мужики смотрели недоуменно. Из окон тюремной канцелярии на нас взирали изумленные лица. А мы все бегали...

«Прогульщик» стал смотреть на нас уже не скептически, а даже несколько сочувственно.

— Что, спортсмены? — спросил он как-то меня.

— Чемпион России, — кивнул я в сторону Бориса.

— Вишь ты, — сказал «прогульщик».

На следующий день, когда прогулка уже кончилась и вереница арестантов потянулась в тюремные двери, он нам подмигнул:

— А ну, валяйте по пустому двору...

 

Так мы приобрели возможность тренироваться более или менее всерьез... И попали в лагерь в таком состоянии физической finesse, которое дало нам возможность обойти много острых и трагических углов лагерной жизни.