ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ВСТРЕЧА

Проснувшись, мы устроили военный совет. Было решено: я и Юра — на разведку. Борис остается на дежурстве. Во-первых, Борис не хотел быть мобилизованным в качестве врача, ибо эта работа намного хуже лесоразработок, преимущественно по ее моральной обстановке, и, во-вторых, можно было ожидать всякого рода уголовных налетов. В рукопашном же смысле Борис стоил хорошего десятка урок; я и Юра на такое число претендовать не могли.

И вот мы с Юрой солидно и медлительно шествуем по лагерной улице. Не Бог весть какая свобода, но все-таки можно пойти направо и можно пойти налево. После коридоров ГПУ, надзирателей, конвоиров и прочего — и это удовольствие... Вот шествуем мы так, и прямо навстречу нам черт несет начальника колонны.

Я вынимаю из кармана коробку папирос. Юра начинает говорить

по-английски. Степенно и неторопливо мы шествуем мимо начальника колонны и вежливо — однако, так сказать, с чувством собственного достоинства, как если бы это было на Невском проспекте, приподнимаем свои кепки. Начальник колонны смотрит на нас удивленно, но корректно берет под козырек. Я уверен, что он нас не остановит. Но шагах в десяти за нами скрип его валенок по снегу замолкает. Я чувствую, что начальник колонны остановился и недоумевает, почему мы не на работе и стоит ли ему нас остановить и задать нам сей нескромный вопрос. Неужели я ошибся? Но нет, скрип валенок возобновляется и затихает вдали. Психология — великая вещь.

А психология была такая. Начальник колонны, конечно, начальник, но, как и всякий советский начальник, хлипок и неустойчив. Ибо и здесь, и на воле закона, в сущности, нет. Есть административное соизволение. Он может на законном и еще более на незаконном основании сделать людям, стоящим на низах, целую массу неприятностей. Но такую же массу неприятностей могут наделать ему люди, стоящие на верхах.

По собачьей своей должности начальник колонны неприятности делать обязан. Но собачья должность вырабатывает — хотя и не всегда — и собачий нюх: неприятности, даже самые законные, можно делать только тем, от кого ответной неприятности произойти не может.

Теперь представьте себе возможно конкретнее психологию вот этого хлипкого начальника колонны. Идут по лагерю двое этаких дядей, только что прибывших с этапом. Ясно, что они должны быть на работах в лесу, и ясно, что они от этих работ удрали. Однако дяди одеты хорошо. Один из них курит папиросу, какие и на воле курит самая верхушка. Вид — интеллигентный и, можно сказать, спецовский. Походка уверенная и при встрече с начальством — смущения никакого... Скорее, этакая покровительственная вежливость. Словом, люди, у которых, очевидно, есть какие-то основания держаться этак независимо. Какие именно — черт их знает, но, очевидно, есть.

Теперь дальше. Остановить этих дядей и послать их в лес, а то и под арест — решительно ничего не стоит. Но какой толк? Административного капитала на этом никакого не заработаешь. А риск? Вот этот дядя с папиросой во рту через месяц, а может быть, и через день будет работать инженером, плановиком, экономистом... И тогда всякая неприятность, хотя бы самая законнейшая, воздается начальнику колонны сторицей. Но даже возданная, хотя бы и в ординарном размере, она ему ни к чему не нужна. И какого черта ему рисковать?

Я этого начальника видел и раньше. Лицо у него было толковое. И я был уверен, что он пройдет мимо... Кстати, месяц спустя я уже действительно имел возможность этого начальника вздрючить так, что ему небо в овчинку бы показалось... И на весьма законном основании... Так что он умно сделал, что прошел мимо...

С людьми бестолковыми хуже.