НА СТРАЖЕ ЗАКОННОСТИ
Итак я стал старшим юрисконсультом и экономистом УРЧ. В мое ведение попало пудов тридцать разбросанных и растрепанных дел и два «младших юрисконсульта», один из коих, до моего появления на горизонте, именовался старшим. Он был безграмотен и по
старой, и по новой орфографии, а на мой вопрос об образовании ответил мрачно, но маловразумительно:
— Выдвиженец.
Он бывший комсомолец. Сидит за участие в коллективном изнасиловании. О том, что в Советской России существует такая вещь, как Уголовный кодекс, он от меня услышал в первый раз в своей жизни. В ящиках этого «выдвиженца» скопилось около 4000 (четырех тысяч!) жалоб заключенных.
И за каждой жалобой — чья-то живая судьба...
Мое «вступление в исполнение обязанностей» совершилось таким образом. Наседкин ткнул пальцем в эти самые тридцать пудов бумаги, отчасти разложенной на полках, отчасти сваленной в ящики, отчасти валяющейся просто на полу, и сказал:
— Ну вот, это, значит, ваши дела. Ну, тут уж вы сами разберетесь, что куда.
И исчез.
Я сразу заподозрил, что и сам-то он никакого понятия не имеет, «что куда», и что с подобными вопросами мне лучше всего ни к кому не обращаться. Мои «младшие юрисконсульты» как-то незаметно растаяли и исчезли, так что только спустя дней пять я пытался было вернуть одного из них в лоно «экономически-юридического отдела», но от этого мероприятия вынужден был отказаться: мой «пом» оказался откровенно полуграмотным и нескрываемо бестолковым парнем. К тому же его притягивал «блат» — работа в таких закоулках УРЧ, где он мог явственно распорядиться судьбой — ну хотя бы кухонного персонала — и поэтому получать двойную порцию каши.
Я очутился наедине с тридцатью пудами своих «дел» и лицом к лицу с тридцатью кувшинными рылами из так называемого советского актива.
А советский актив — это вещь посерьезнее ГПУ.