ЯКИМЕНКО НАЧИНАЕТ ИНТРИГУ

 

Заседание кончилось. Публика разошлась. Я правлю свою «стенограмму». Якименко сидит против и докуривает свою папиросу.

— Ну и номер, — говорит Якименко. Отрываю глаза от бумаги. В глазах Якименки — насмешка и удовлетворение победителя.

— Вы когда нибудь такую б... видали?

— Ну, не думаю, чтобы на этом поприще товарищу Шац удалось бы сделать большие обороты.

 

Якименко смотрит на меня и с усмешкой и с любопытством.

— А скажите мне по совести, тов. Солоневич, что это за новый оборот вы придумали?

— Какой оборот? — Да вот с этим санитарным городком?

— Простите, не понимаю вопроса.

— Понимаете. Что уж там! Чего это вы все крутите? Не из-за человеколюбия же?

— Позвольте, а почему бы и нет?

Якименко скептически пожимает плечами. Соображения такого рода не по его департаменту.

— Ой ли? А впрочем, ваше дело... Только знаете ли, если этот сангородок попадет ГУЛАГу и товарищ Шац будет приезжать вашего брата наставлять и инспектировать...

Это соображение приходило в голову и мне.

— Ну что ж? Придется Борису и товарища Шац расхлебывать...

— Пожалуй — придется... Впрочем, должен сказать честно... семейка-то у вас... крепколобая.

Я изумленно воззрился на Якименку. Якименко смотрит на меня посмеивающимся взглядом.

— На месте ГПУ выпер бы я вас всех к чертовой матери на все четыре стороны... А то накрутите вы здесь.

— То есть как это так — «накрутим»?

— Да вот так: накрутите, и все... Впрочем, это пока моя личная точка зрения.

— А вы ее сообщите ГПУ — пусть выпустят...

— Не поверят, товарищ Иван Лукьянович, — сказал, усмехаясь, Якименко, ткнул в пепельницу свой окурок и вышел из комнаты прежде, чем я успел сообразить подходящую реплику...

Внизу, на крылечке, меня ждали Борис и Юра.

— Ну, — сказал я не без некоторого злорадства, — как мне кажется, мы уже влипли... А?

— Для твоей паники нет никакого основания, — сказал Борис.

— Никакой паники и нет. А только эта самая мадемуазель Шац работы наладит, хлеба не даст, и будешь ты ее непосредственным подчиненным. Так сказать, неземное наслаждение.

— Неправильно. За нас теперь вся остальная публика.

— А что она вся стоит, если твой городок будет по твоему же предложению подчинен непосредственно ГУЛАГу?

 

— Эта публика ее съест. Теперь у них такое положение: или им ее съесть, или она их съест...

На крыльцо вышел Якименко.

— А, все три мушкетера, по обыкновению, в полном сборе?

— Да, так сказать, прорабатываем результаты сегодняшнего заседания...

— Я ведь вам говорил, что заседание будет занимательное.

— По-видимому, тов. Шац находится в состоянии некоторой...

— Да, именно, в состоянии некоторой. Вот в этом некотором состоянии она находится, видимо, лет пятьдесят... Видеман уже три дня ходит как очумелый... — В тоне Якименки небывалые до сих пор нотки интимности, и я не могу сообразить, к чему он клонит.

— Во всяком случае, — говорит Борис, — я со своим проектом попался, кажется, как кур во щи.

— Н-да... Ваши опасения некоторых оснований не лишены... С такой стервой работать, конечно, невозможно... Кстати, Иван Лукьянович, вот вы завтра нашу стенограмму редактировать будете. Весьма существенно, чтобы эта фраза товарища Шац насчет вождей не была опущена... И вообще постарайтесь, чтобы ваш протокол был сделан во всю меру ваших литературных дарований... И, так сказать, в расчете на культурный уровень читательских масс — ну, например, ГУЛАГа. Протокол подпишут все... кроме, разумеется, товарища Шац.

Заметив в моем лице некоторое размышление, Якименко добавляет:

— Можете не опасаться... Я вас, кажется, до сих пор не подводил.

В тоне Якименки — некоторая таинственность, и я снова задаю себе вопрос, знает ли он о бамовских списках или не знает. А влезать в партийную склоку мне очень не хочется. Чтобы выиграть время для размышления, я задаю вопрос:

— А что, она действительно близко стоит к вождям?..

— Стоит или лежит — не знаю... Разве в дореволюционное время. Знаете, во всяких там «глубинах сибирских руд», на полном бесптичье — Шац соловушко... Впрочем, это вымирающая порода... Ну, так протокол будет как полагается?

Протокол был сделан как полагается. Его подписали все, и его не подписала тов. Шац. На другой же день после этого заседания тов. Шац сорвалась и уехала в Москву. Вслед за ней выехал в Москву и Якименко.