- 111 -

Воля с клеймом «враг народа»

 

Я пережил свои желанья,

Я разлюбил свои мечты,

Остались мне одни страданья,

Плоды сердечной пустоты.

А.С. Пушкин

 

И двух месяцев не прогулял я на воле. И вот однажды за мной подходит легковая машина: нужно срочно явиться в управление НКВД, к начальнику. Сердце мое забилось в тревожном предчувствии. Что это может быть: открылись новые обстоятельства по делу, меня хотят реабилитировать или...?

Начальник подал телеграмму. Сухим телеграфным текстом предписывалось: "Инженеру Ахтямову Я.А. в трехдневный срок выехать в распоряжение Тагилстроя на монтаж блюминга. Чернышев".

Начальник, молча наблюдавший за моей реакцией, пояснил - Чернышев - это один из замов Л. П. Берия.

Молодому да холостому собраться - чемодан в руки -и вперед, на вокзал. В Нижний Тагил приехал поздно вечером. Погода стояла прескверная, как сейчас помню, моросил дождь с мокрым снегом, стояла на дорогах непролазная грязь, лужи. Куда податься в такое позднее время? вышел на привокзальную площадь - может быть, с какой-нибудь попутной машиной

 

- 112 -

доберусь до треста. Вижу, стоит ряд легковых. Спрашиваю, ребята, не подбросите? Тут выходит из машины довольно солидный, пожилой человек и, в свою очередь, спрашивает: "А вы кто такой? "Познакомились. Это оказался главный инженер Тагилстроя Протопопов. "Я в курсе дела, - сказал он. - Вот встретим генерала из Москвы, и вы поедете со мной."

К платформе подошел спеппоезд из девяти вагонов. Они были набиты тюками с дорогой одеждой, материалами, обувью, ящиками с винами, фруктами, консервами. Как потом мы узнали, это были и личные вещи генерала и подарки для особо отличившихся сотрудников треста.

Генерал поздоровался с людьми, встречавшими его на перроне, и кавалькада машин тронулась в город. В дороге главный инженер треста расспросил меня о моей жизни, и я по привычке рассказал свою историю... Когда подъехали к трестовской гостинице, Протопопов сказал шоферу: "Проводите товарища Ахтямова к директору гостиницы. Пусть его поместят в отдельной комнате и оформят на питание. "Директор - женщина, привела меня в новое жилище - огромную комнату с высоким потолком, освещенную яркой люстрой. Кровать была заправлена, накрыта белым покрывалом. Мягкие кресла, на полу ковровая дорожка. Мне показалось, что я в сказке. Неужели я тут буду жить!? даже дух захватило. Вчерашний презренный раб-зэк, а сегодня - умопомрачительная роскошь...

Конечно, волнение было не из-за этой роскоши, она была для меня не нова. До ареста в Магнитогорске я жил более трех лет в не менее роскошном номере гостиницы, а в таком резком превращении из презренного в человека.

Как ребенок я играл в новой обстановке, садился в кресла, вставал, облокачивался на стол, бросался на кровать...Наконец, пришел в себя. Поднялся, пошел в ванную, умылся по пояс, разделся и вытянулся на кровати. Сон долго не шел. Я все думал: сон ли это или явь? Не веря самому себе, щупал кровать. Так, в грезах, наверное, впервые за многие годы, сладко заснул... Пробуждение было таким же приятным. Но все же поднялся, сделал, как всегда, как всю жизнь с 17 лет зарядку (ив подвале магнитогорского НКВД зарядку делал по три раза в день). Я до сих пор считаю, что именно физзарядке я во многом обязан сохранением здоровья.

После зарядки обтерся холодной водой, оделся и, как

 

- 113 -

было предложено еще вчера спустился в холл-буфет, где стояли столики на четверых под белыми скатертями. На каждом столе сахарница и вазы с салфетками, по четыре тарелки с бутербродами (колбасой, сыром) и четыре тарелки с пирожными. Я робко пристроился на свободное место. Официантка без промедления принесла мне горячий кофе: "Приятного аппетита."

За соседними столиками военные в форме НКВД, в чинах подполковников и полковников. Состояние мое было несколько конфузно. Я, бывший зэк, еще недавно отматывавщий свой срок на лагерных нарах, теперь завтракал на равных с бывшими мучителями. А какой изысканный, аристократический завтрак подавался. В это время страна жила впроголодь, по 600 граммов черного хлеба в день!

В гостинице, в окружении сотрудников НКВД я прожил почти полгода. Со временем, конечно, некоторые узнали все обо мне, но никто меня особенно не чурался, не подавал вида. Все так же сидели за одном столом, ели пили, смеялись, шутили, обменивались любезностями. Правда, избегали разговоров на щекотливые темы, как, впрочем, и я... Вот такие повороты судьбы.

...После первого своего трестовского завтрака попал в здание треста "Тагилстрой". Говорят, что здание построено буквой "Ц". По букве, с которой начиналась фамилия знаменитого управляющего трестом генерала Царевского.

Главный инженер Протопопов(он в чине полковника) сразу принял меня и, созвонившись по внутреннему телефону, сразу повел к управляющему трестом. Разговор их удовлетворил. Изложили состояние дел на монтаже блюминга.

Дело в том, что основной контингент рабочих был из военнопленных японцев, немцев, мадьяр. Общаться приходилось через переводчиков. По их мнению контингент был опасный - нетерпеливые "законники", саботажники. Мне предлагалась должность начальника монтажа. Но у меня нашлись тут же возражения против столь высокого назначения - я бывший зэк, бесправный раб, не член партии и т.п.

Управляющий трестом (генерал по званию) ответил на это: "Забудьте о прошлом. Мы знаем о ваших возможностях. Действуйте смело, мы поможем..." А главный инженер добавил: "Вас назначила Москва... "Москва... Я потом долго думал над этой фразой и пришел к выводу, что в столице мне

 

- 114 -

посодействовал бывший директор Магнитогорского комбината А. П. Завенягин. В 1937 году он был заместителем Серго Орджоникидзе и даже сидел несколько месяцев под домашним арестом. В 40-годах А.П. Завенягин был замом Л.П. Берия по Промстрою НКВД...

И снова судьба как бы горько подшучивала надо мной. Еще недавно я был по ту сторону колючей проволоки, ходил под конвоем в строю на развод, а теперь, оставаясь фактически в том же самом лагере, я был по другую сторону: управлял контингентом таких же невольников, если судить об этом с обычной общечеловеческой точки зрения, а не "под углом классовой морали". И вот, получив от руководства новые властные полномочия, я тут же весь подотчетный мне инженерно-технический состав усадил за письменные столы - технологические задания составлять так, чтобы они были понятны и японцу, и немцу, и русскому...

Начали комплектовать бригады по моему плану. Лучшими работниками были немцы и японцы. Они прекрасно разбирались в чертежах, отличались аккуратностью и исполнительностью, были трудолюбивы и честны.

Первые же недели работы дали определенный сдвиг в качестве работ. Я пришел к мысли, что можно перевыполнить план, используя меньшее число военнопленных, тогда, заявив на планерке у генерала, что намерен сократить 10 % из нашего списка... По-моему, это давало возможность повысить нормы выработки, улучшить питание рабочим, так как и здесь процветал закон советской справедливости: кто не работает, тот не ест. Однако к моей инициативе отнеслись сдержанно, ибо до этого каждый день просили все больше и больше людей, а я вдруг решил обойтись меньшим числом... На свой страх и риск я начал заказывать на работы ежедневно на сто человек меньше и все же в первый месяц производственный план строительства перевыполнил по всем пунктам.

К новому году я получил ящик разных продуктов - шампанского, вина, водки, фруктов, колбас, сыров, конфет. Все мои тревоги относительно моего положения в обществе улеглись как-то сами собой.

Я уже переписывался с матерью, родными. Летом ко мне приехала в гости сестра из Троицка. С ее приезда для меня и началась новая жизнь, жизнь человека семейного.