20. Почему Сталин победил оппозицию

 

Маркс, Энгельс и Ленин никогда не считали, что победа пролетарской революции гарантирует неизбежную победу социалистического общества над капиталистическим миром.

"Творить мировую историю, - писал К. Маркс в письме к Л. Кугельману, - было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо благоприятных шансов. С другой стороны история носила бы очень мистический характер, если бы "случайности" не играли никакой роли. Эти случайности входят, конечно, и сами составной частью в общий ход развития, уравновешиваясь другими случайностями". (ПСС, т. 33, стр. 175)

Факт существования пролетариата и буржуазии, их враждебные столкновения, так же как противоречие между развитием производительных сил и произволе! венными отношениями, сами по себе не предопределяют победу одного и поражение другого общественного строя.

Рождение нового социалистического общества может произойти не иначе, как через классовую борьбу (в ходе которой пролетариат накапливает необходимый опыт, проходит стадию организации своих сил, образует профсоюзы и революционную партию, и др.) и победу пролетариата над буржуазией - революционным или парламентским путем. Но это вовсе не значит, что победа рабочего класса в той или иной стране обязательно обеспечивает распространение социалистической революции на все капиталистические страны, созревшие для перехода к социализму. Опыт и Парижской Коммуны, и Октябрьской революции в России доказывает, что такой предопределенности нет. Свершившаяся пролетарская революция, изолированная от других стран, не получив поддержки мирового пролетариата, может затем потерпеть поражение или переродиться.

Беря власть в Октябре 1917 года, большевики в соответствии со стратегией Ленина считали, что мир вступил в эпоху войн и социалистических революций, что капитализм находится и состоянии распада и уже не в состоянии вывести человечество из полосы перманентных кризисов. Поэтому, считали они, социалистическая революция в отсталой России, хотя не будет иметь самостоятельного значения, не может быть преждевременной, ибо она явится прологом, факелом, который зажжет мировую революцию.

В той внутрипартийной борьбе, которая развернулась в РКП(б) после болезни и смерти Ленина и вылилась в борьбу за власть, исходное значение имели непримиримые разногласия по "опросу о характере Октябрьской революции.

Троцкий и примыкавшая к нему группа членов ЦК продолжали занимать традиционную марксистскую позицию, рассматривая Октябрьскую революцию как первый этап революции мировой. Сталин и большинство членов ЦК начали присваивать Октябрьской революции самостоятельную роль, самодовлеющее внутринациональное и внутригосударственное значение. Они утверждали, что Ленин и партия рассматривали русскую революцию, прежде всего, как открывающую путь к непосредственному строительству социализма в России, что новое социалистическое общество можно создать в России независимо от прихода мировой революции.

Из двух противоположных позиций вытекали и две отличные друг от друга тактики, сформулированные Сталиным и Троцким.

Из позиции Троцкого следовало, что внутренние задачи социалистического строительства в России должны быть подчинены главной задаче - мировой революции. Острие тактики Троцкого было направлено на усиление роли Коминтерна, на подготовку и организационное крепление компартий капиталистических (особенно западноевропейских) стран для подготов-

 

ки их ко второму, после Октябрьской революции, штурму капитализма. Тактика же Троцкого в отношении внутреннего строительства в СССР ничем не отличалась от плана, изложенного Лениным в его статьях и письмах ХП съезду партии. В них Владимир Ильич рекомендовал использовать время до подхода революции в западных странах для индустриализации страны и мощного подъема сельского хозяйства путем постепенного кооперирования крестьянских хозяйств, для подъема культурного уровня трудящихся и вовлечения широких масс в управление страной, что должно было послужить лучшим средством для решительной борьбы с бюрократизмом.

В основе тактики Сталина и возглавляемого им большинства Центрального Комитета лежала уверенность, что мировая революция - это химера, что капитализм вышел из кризиса и окончательно стабилизировался. Поэтому внешняя политика Сталина была направлена главным образом на то, чтобы дать понять окружающим СССР мощным капиталистическим странам, что СССР отошел от авантюристической ставки на мировую революцию. Внутренняя же политика Сталина была направлена, прежде всего, на усиление государственной мощи страны, на все большую централизацию управления хозяйственной, политической и общественной деятельности, на все большее ужесточение методов этого управления.

В цитированном выше письме к Л. Кугельману Маркс, говоря о "случайностях", которые могут устранить или замедлить революцию, упоминает среди них "и такой "случай", как характер людей, стоящих... во главе движения". Теоретические и тактические разногласия между двумя фракциями большевизма неизмеримо осложнились и обострились тем, что во главе партии оказалась такая аморальная личность, как Сталин.

Сталин нанес делу коммунизма неисчислимый вред. Не только тем, что совершил термидорианский переворот в СССР, уничтожил старую большевистскую гвардию и большую часть идейных коммунистов в СССР (а также основные кадры Коминтерна) и разложил большинство остальных. Главное его преступление заключается в уничтожении миллионов невинных людей - причем в уничтожении именем коммунизма, партии, коммунистических идей. Тем самым он дискредитировал коммунистическую идеологию в глазах народов всего мира (особенно передовых, развитых стран), поставив знак равенства между нею и тоталитаризмом, называя социалистическим общество антидемократическое, антигуманное, строящееся на насилии и эксплуатации трудящихся. Урон, нанесенный мировому рабочему движению Сталиным, несравним ни с каким другим.

И в те времена, о которых здесь идет речь, и сейчас широко распространяется точка зрения, отождествляющая сталинизм с большевизмом и с марксизмом, из которого большевизм вырос. Эту точку зрения, согласно которой сталинизм представляет собой законный продукт большевизма, разделяет и вся мировая реакция, и все социалистические партии, противостоявшие большевизму, провозглашал ее и сам Сталин, провозглашают и ныне и его современные последователи, и сторонники точки зрения Солженицына. Последовательно отстаивали ее, в частности, русские меньшевики, эсеры и анархисты.

Мы это всегда предсказывали, говорили они. Начав с запрещения других социалистических партий, с установления диктатуры большевиков в Советах, Октябрьская революция не могла не придти к диктатуре бюрократии. Сталинизм есть продолжение и вместе с тем банкротство большевизма.

Троцкий решительно возражал против отождествления сталинизма с большевизмом. Ошибка такого рассуждения, говорил он, начинается с молчаливого отождествления Октябрьской революции и Советского Союза. Исторический процесс, состоящий в борьбе враждебных сил, подменяется, таким образом, по его мнению, эволюцией большевизма в безвоздушном пространстве.

Между тем большевизм был лишь политическим течением, тесно слившимся с рабочим движением, но не тождественным даже с ним. А кроме рабочего класса в СССР существовало тогда более ста миллионов крестьян, разнородные национальности, а также наследие гнета, нищеты и невежества. Созданное большевиками государство отражало не только мысль и волю большевизма, но и все, вытекавшее из перечисленного выше: культурный уровень страны, социальный состав населения, давление варварского прошлого и не менее варварского мирового капитализма. Поэтому, считал Троцкий, изобразить процесс вырождения советского государства как эволюцию чистого большевизма, значит игнорировать социальную реальность во имя одного логически выделенного элемента. Когда большевики шли на уступки собственническим тенденциям крестьян, устанавливали строгие правила для вступления в партию, подвергали эту партию чистке от чужеродных элементов, запрещали другие партии, вводили НЭП, прибегали к

 

сдаче предприятий в концессию или заключали дипломатические соглашения с империалистическими правительствами, они, большевики, делали частные выводы из того основного факта, который был ясен им с самого начала. Этот факт можно сформулировать так: завоевание власти, как ни важно оно само по себе, вовсе не превращает партию в полновластного хозяина исторического процесса.

Овладев государством, партия получает, правда, возможность с недоступной ранее для нее силой воздействовать на развитие общества, но зато и сама подвергается удесятеренному воздействию со стороны всех других его элементов. Прямым ударом враждебных сил она может быть отброшена от власти; при более затяжных темпах она, удержав власть, может переродиться. Большевики всегда считались с такой теоретической возможностью и открыто говорили о ней. Напомним прогноз Ленина накануне Октябрьской революции и его же высказывания после ее свершения. Особая группировка сил в национальном и международном масштабе создала предпосылки к тому, что пролетариат смог придти к власти в такой отсталой стране, как Россия. Но та же группировка сил свидетельствует, что без более или менее скорой победы пролетариата в передовых странах рабочее государство не устоит. Предоставленный самому себе советский режим падет или выродится. Точнее сказать: раньше выродится, затем - падет. Не только советское государство может сойти с социалистического пути, но и большевистская партия может при неблагоприятных исторических условиях растерять свой большевизм.

Из ясного понимания такой опасности, говорил Л.Д. Троцкий, исходила левая оппозиция, окончательно сложившаяся в 1923 году.

Регистрируя изо дня в день симптомы перерождения, она стремилась противопоставить надвигавшемуся термидору сознательную волю пролетарского авангарда. Однако этого субъективного фактора оказалось недостаточно. Те "гигантские массы", которые по Ленину решают исход борьбы, устали от внутренних лишений и от слишком долгого ожидания мировой революции. Массы пали духом. Бюрократия взяла верх. Она заставила пролетарский авангард смириться, растоптала марксизм, проституировала большевистскую партию. Сталинизм победил. В лице оппозиции действительный большевизм порвал с советской бюрократией и с ее Коминтерном. Таков действительный ход развития.

Правда, в формальном смысле сталинизм вышел из большевизма. Московская бюрократия даже и сегодня продолжает называть себя большевистской партией. Правда, эту этикетку она употребляет теперь редко, но при случае пользуется ею, чтобы лучше обманывать массы, выдавая оболочку за ядро, видимость за сущность.

Устранение с политической арены всех других партий неизбежно должно было привести к тому, что противоречивые интересы и тенденции разных слоев населения в той или иной мере стали находить свое выражение внутри правящей партии. По мере того, как политический центр тяжести передвигался от пролетарского авангарда к бюрократии, партия изменялась — как по социальному составу, так и по идеологии. Благодаря бурному ходу событий, она (партия) в течение 15 лет (с 1922 до 1937 года) претерпела гораздо более радикальное перерождение, чем социал-демократия за полстолетия.

"Чистка", которую провел Сталин в 1936937 годах, проложила между большевизмом и сталинизмом даже не кровавую черту, а целую реку крови. Истребление всего старого поколения большевиков, значительной части среднего поколения, участвовавшего в гражданской войне, и той части молодежи, которая наиболее серьезно восприняла большевистские традиции, наглядно показала не только политическую, но и чуть ли не физическую несовместимость сталинизма и большевизма.

Выше я изложил взгляды Л.Д. Троцкого на причины перерождения партии. Но, как мне представляется сейчас, в этих взглядах есть изрядная доля фатализма.

"Всякий, сколько-нибудь знакомый с историей, - писан он в статье "Почему Сталин победил оппозицию", - знает, что каждая революция вызывала после себя контрреволюцию, которая... всегда отнимала у народа значительную, иногда львиную долю его политических завоеваний. Жертвой первой же реакционной волны являлся, по общему правилу, тот слой революционеров, который стоял во главе масс в первый, наступательный, "героический" период революции. Уже это общее историческое наблюдение должно навести нас на мысль, что дело идет не просто о ловкости, хитрости, уменье двух или нескольких лиц, а о причинах несравненно более глубокою порядка.

 

Марксисты в отличие от поверхностных фаталистов... отнюдь не отрицают роль личности, ее инициативы и смелости в социальной борьбе. Но в отличие от идеалистов марксисты знают, что сознание в последнем счете подчинено бытию".

В этом много верного. Однако Троцкий не дал здесь конкретного анализа позиций, занятых отдельными выдающимися членами Центрального Комитета партии, не рассмотрел соотношения сил, сложившихся в ЦК до и после смерти Ленина. В своем анализе причин поражения оппозиции и победы Сталина он исходит только из объективных условий, сложившихся в мире и в СССР - и потому его объяснения отдают фатализмом.

"Совершенно неоспорим и полон значения факт, - писал Л.Д. Троцкий, - что советская бюрократия становилась тем могущественнее, чем более тяжкие удары падали на мировой рабочий класс. Поражение революционных движений в Европе и в Азии постепенно подорвало веру рабочих в международного союзника. Внутри страны царила все время острая нужда. Наиболее смелые и самоотверженные представители рабочего класса либо успели погибнуть в гражданской войне, либо поднялись несколькими ступенями выше и в большинстве своем ассимилировались в рядах бюрократии, утратив революционный дух.

Уставшие от страшного напряжения революционных лет, утратившие перспективу, отравленные горечью ряда разочарований, широкие массы впали в пассивность. Такого рода реакция наблюдалась, как уже сказано, после всякой революции. Неизмеримое историческое преимущество Октябрьской революции как пролетарской состоит в том, что усталостью и разочарованием масс воспользовался не классовый враг в лице буржуазии и дворянства, а верхний слой самого рабочего класса и связанные с ним промежуточные группы, влившиеся в советскую бюрократию".

Верно, что большевики, Ленин и сам Троцкий предвидели возможность такого варианта истории, когда пролетарская революционная партия, взяв власть в изолированной и притом отсталой стране, при задержке мировой революции и под воздействием уставших и пассивных масс, вынуждена будет уступить власть другому классу или переродиться.

Но была ли в действительности такая ситуация в России после болезни и смерти Ленина?

Если бы Троцкий на X съезде партии, как настаивал на этом Ленин, выступил от имени Ленина и своего против Сталина по организационному и национальному вопросам, удалось ли бы ему убрать Сталина с поста генсека?

Или, если б то же сделали все члены Политбюро. Не могли разве они выполнить завещание Ленина и убрать Сталина с поста генерального секретаря?

А если б это случилось, в партии могла бы сложиться совсем иная ситуация, иная атмосфера, какую хотел создать Ленин и какую намечал в своих письмах съезду. И это, в свою очередь, могло изменить и международную обстановку, и внутреннее положение в СССР в революционном направлении.

В своем втором письме к съезду, продиктованном 25 декабря 1922 года, Ленин писал:

"Наша партия опирается на два класса, и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если б между этими двумя классами не могло состояться соглашение. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем говорить...

Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут..." (ПСС, т. 45, стр. 344-345)

Следовательно, Владимир Ильич в тот период видел непосредственную опасность, угрожавшую партии, не в затяжке мировой революции, не в отсталости страны и не в упадке настроений уставших масс, а в вероятности личной борьбы между лидерами партии. Сам Троцкий в двадцатых и начале тридцатых годов в книге "Моя жизнь" и в статьях, опубликованных

 

"Бюллетенях" в эти годы, неоднократно высказывался в том смысле, что если бы он на X съезде выступил в блоке с Лениным, то их победа была бы вполне обеспечена. И это правда. Ведь их совместное выступление в защиту монополии внешней торговли быстро закончилось их победой. Такой же победой закончилось бы, несомненно, выступление Троцкого в блоке с Лениным по организационному вопросу. Это означало бы удаление Сталина с поста генсека, что немедленно лишило бы его того, чем он был силен — связи с аппаратом.

В цитированной выше статье "Почему Сталин победил оппозицию" Троцкий писал:

"К числу важнейших достижений пролетарского руководства надо отнести способность различать, когда можно наступать, когда необходимо отступать. Эта способность составляла главную силу Ленина. Успех или неуспех левой оппозиции против бюрократии, разумеется, зависел в той или другой степени от качества руководства обоих борющихся лагерей".

Вот этого-то качества, этой способности в решающий момент у Троцкого не оказалось. Несмотря на то, что накануне смерти Ленина они вдвоем подробно рассмотрели ситуацию и согласовали тактику, Троцкий не сумел довести принятую ими линию до победного конца. Отрицательную роль здесь сыграло, конечно, и поведение остальных членов Политбюро, увлеченных своими личными интересами и потому не выполнивших совет Ленина - убрать Сталина с занимаемого им поста в то единственно благоприятное время, когда это было еще возможно.

Этот, казалось бы, "частный" вопрос, эта "случайность" истории (кто будет генсеком?) оказал огромное влияние на всю последующую историю партии и страны. Поэтому мы считаем необходимым специально исследовать вопрос о том, какую позицию занял в этот короткий, но решающий отрезок времени каждый из политических вождей.

Читателям, желающим подробнее ознакомиться с политической ситуацией и расстановкой сил накануне XII съезда партии, с характером обсуждавшихся тогда в руководстве партии разногласий (о монополии внешней торговли, о национальных и организационных проблемах и др.), следует изучить письма Ленина в этот период (к Троцкому, Сталину, Зиновьеву, Каменеву, Мдивани, Н. Окуджаве, К. Цинцадзе); его же письма, адресованные XII съезду; записи секретарей В.И. Ленина; его записки в адрес Л. Фотиевой. Все это содержится в тт. 45 и 54 Пятого полного собрания сочинений В.И. Ленина. Следует также ознакомиться с примечаниями редакции ИМЛ к этим документам.

Из документов этих мы узнаем, в частности, что 5 марта 1923 года В.И. Ленин продиктовал М.А. Володичевой два письма: одно — Троцкому с просьбой взять на себя защиту его взглядов по национальному вопросу на пленуме ЦК и на XII съезде партии, и другое - Сталину по поводу его грубой выходки по отношению к Н.К. Крупской. На следующий день, 6 марта, он справился, получен ли ответ от Троцкого, вторично просмотрел вчерашнее письмо к Сталину и дал указание отправить его.

В тот же день Ленина постиг удар, после которого он уже к политической жизни не возвратился.

Такой исход благоприятствовал намерениям Сталина. У людей, близких Ленину, создалось впечатление, что под предлогом выполнения советов врачей Сталин старается изолировать Ленина от товарищей, от поступления к нему информации. Эта система запретов волновала Ленина и вредила ему больше, чем любая информация. Так, в записи Л.А. Фотиевой от 12 февраля 1923 года говорится:

"Владимиру Ильичу хуже. Сильная головная боль... По словам Марии Ильиничны, его расстроили врачи до такой степени, что у него дрожали губы... ...создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дал инструкции врачам", (подчеркнуто мной, ПСС, т. 45, стр. 485)

Именно в это время Сталин принимал решительные меры к овладению центральным аппаратом, тщательно изучал каждого крупного партийного работника, его слабости и достоинства, и все это под углом зрения, главным для него: как данный товарищ относится к нему, Станину, и к другим членам Политбюро (особенно — к Троцкому). Для такого изучения использовались, как написано выше, и такие методы, как подслушивание телефонных разговоров. К этому же времени относится и образование "тройки", направленной против Троцкого.

 

Накануне XII съезда Сталин внезапно внес предложение: перед лицом болезни Владимира Ильича прекратить распри и выйти на съезд едиными.

Звучало как будто очень благородно. Но что это означало практически? Это означало: ввиду смертельной болезни Ленина прекратить борьбу за ленинскую принципиальную позицию в национальном и организационном вопросах, одобрить тезисы докладов Сталина по этим вопросам, прямо направленные против взглядов Ленина, выраженных в его письмах съезду, оставить Сталина на посту генерального секретаря и тем самым отдать в его руки судьбы партии и страны.

Странно, как Троцкий мог попасться на такую примитивную удочку! И, тем не менее, он согласился с предложением Сталина не выносить разногласий на съезд и вместе с другими членами Политбюро утвердил тезисы докладов Сталина по национальному и организационному вопросам.

Это была крупнейшая политическая ошибка Троцкого. И он сделал ее, несмотря на то, что Ленин предупредил его: не идите ни на какой компромисс со Сталиным. Эта ошибка сыграла роковую роль в жизни партии и страны, она позволила Сталину сохранить свой пост, выиграть время и закрепить свою власть в партийном и государственном аппарате.

В чем же коренилась ошибка? Почему Троцкий пошел на уступки Сталину?

Мне представляется, что в тот период сразу совпало несколько неблагоприятных обстоятельств ("случайностей") с некоторыми индивидуальными чертами Троцкого, которые в личной жизни являются положительными, но для политического деятеля оборачиваются, безусловно, недостатками.

Троцкий недооценивал организационную сторону деятельности руководящих органов партии по сравнению с политической, и уж тем более не придавал значения закулисным интригам, которые, по его мнению, не могли оказать решающего влияния на политику. Поэтому и посту генсека, и тому, кто его занимает, он не придавал такого значения, как Ленин. Тем более, что и личность Сталина он недооценивал, считая его фигурой второстепенной, а основную роль в искажении принципиальной политики партии отводил Зиновьеву. В условиях же смертельной болезни Ленина он счел невозможным отвергнуть предложение Сталина о "перемирии", о том, чтобы руководство партии вышло единым к съезду, - и отложил принципиальные споры.

Эта отсрочка и стала роковой. Привыкший к открытой политической борьбе, Троцкий был недостаточно опытен в тонкостях закулисной игры политических деятелей, пренебрежительно относился ко всякого рода организационным и политическим комбинациям и уж тем более считал ниже своего достоинства вникать в тонкости таких комбинаций или участвовать в них. Сталин же проводил всю свою игру именно за кулисами, в этой области он был чрезвычайно хитер и ловок, обладал вкусом к интригам и маневрам и придавал решающее значение именно организационному закреплению своей власти на посту генерального секретаря.

Не увидев главной опасности для партии в продолжении деятельности Сталина на посту генсека, Троцкий не понял и не почувствовал, что именно в этом и именно в момент, когда Ленин был уже безвозвратно утерян для политической жизни, нельзя было уступать и отступать. Именно в этот момент Троцкий должен был и на пленуме ЦК, и на съезде взять на себя открытую и активную защиту взглядов Ленина и на изменение организационной структуры и состава центральных учреждений партии, и на отстранение Сталина, и на национальный вопрос. Тем более что у него в руках был такой документ, как письмо Ленина от 5 марта 1923 года, позволявший ему выступать не только от своего имени, но и от имени Ленина:

"Уважаемый тов. Троцкий!

Я просил бы вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне все дело. Я буду считать это признаком вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин. 5 марта 1923 года". (ПСС, т. 54, стр. 329).

Троцкий не успел ответить на это письмо: на следующий день у Ленина произошел необратимый удар. Но письмо-то осталось у него!

Может быть, Троцкий не разделял взглядов Ленина на Национальный вопрос? Судя по его дальнейшим выступлениям, это не так. В 1926 году, перечисляя на VII пленуме ИККИ

 

ошибки Сталина, он упоминает его ошибки в национальном вопросе. В 1930 году, в "Бюллетене" № 14, излагая историю политических ошибок Сталина, Троцкий пишет: "В национальном вопросе он занимал позицию, которую Ленин обвинял в бюрократических и шовинистических тенденциях..."

Итак, Троцкий все понимал, но и накануне XII съезда, и во время съезда, и после него об ошибках Сталина молчал. Ни во время обсуждения тезисов Сталина на предсъездовском пленуме, ни на самом съезде, ни после него Троцкий не выступил с поддержкой антисталинских взглядов Ленина и не сообщил о письме Ленина к нему по национальному вопросу. На заседании съезда, принимавшем резолюцию по этому вопросу, он даже не присутствовал. Кое-кто из крупных партийных работников (Бухарин, Раковский, Скрыпник, Мдивани и другие) пытались внести в эту резолюцию, предложенную Сталиным, поправки в духе взглядов Ленина, высказанных им в письме "Об автономизации...". Но эти попытки успеха не имели: съезд рассматривал и доклад, и резолюцию не как личное мнение Сталина, а как мнение ЦК. Выступление Троцкого и обнародование им письма Ленина могло бы сыграть решающую роль в переломе на съезде. Но Троцкий не выступил.

После XII съезда партии, когда Зиновьев почувствовал, что власть Сталина, держащего в руках аппарат, непомерно выросла, он обратился к Троцкому с предложением объединиться для борьбы за такое изменение структуры центральных учреждений партии, которое поставило бы секретариат (а значит и Сталина) под контроль Политбюро.

Можно понять, что Л.Д. Троцкий не доверял Г.Е. Зиновьеву. Нельзя не учитывать и того, что Зиновьев так же, как и Сталин, рассматривал организационные принципы большевизма исключительно прагматически: как наиболее эффективное средство овладеть партийной машиной - голосованием, выборами, подбором "нужных" людей. Оба они весьма мало заботились о подъеме активности и самодеятельности членов партии, хотя только это могло явиться единственной гарантией от перерождения руководства.

Все это верно. Но Троцкий не понял, что должность генсека и личные качества Сталина делают его более опасным, чем Зиновьев. Вплоть до XIV съезда партии Троцкий связывал оппортунистическую политику ЦК с Зиновьевым и Каменевым, а роль Сталина считал второстепенной. Поэтому, увидев в предложении Зиновьева очередную комбинацию, он и отклонил ее.

Только тогда, когда уже после X съезда партии Троцкому становится ясно, что время упущено, и победа досталась его противникам, он, под давлением своих единомышленников, предпринимает атаку. Начинается дискуссия 1923 года.

Как повел себя тогда Л.Д. Троцкий?

Он не возглавил открыто левую оппозицию, не включился активно в дискуссию, в борьбу a партийные массы, среди которых он пользовался огромным авторитетом. Отстранившись от прямого участия в дискуссии, он переложил эту задачу на плечи своих сторонников - Преображенского, Радека, Пятакова, И.Н. Смирнова, Мрачковского, Белобородова и других.

В основе такой его линии поведения лежала боязнь раскола партии. Его ближайшие соратники считали, что раскола бояться не следует, и не одобряли его поведения.

Кончилась дискуссия. Шестнадцатого января 1924 года собралась X партийная конференция, на которой Сталин и Зиновьев выдвинули против оппозиции обвинение в мелкобуржуазном уклоне. Конференция принимает резолюцию "О мелкобуржуазном уклоне", а также решение опубликовать ранее не публиковавшийся п. 7 резолюции X съезда партии "О единстве" - пункт, прямо направленный против любой критики в адрес ЦК. И это несмотря на то, что меньше месяца назад, 5 декабря 1923 года, ЦК принял согласованную между большинством и оппозицией резолюцию "О рабочей демократии".

Кроме того, конференция принимает решение провести чистку военных и вузовских ячеек, в большинстве своем голосовавших за левую оппозицию.

Как реагирует Троцкий на все эти мероприятия? На конференции он не присутствует, нигде не выступает, нигде не протестует против вероломной политики большинства, то есть по существу предает своих единомышленников.

Через три дня после окончания XIII конференции умирает Ленин. Через четыре месяца, в мае 1924 года, собирается XIII съезд партии.

Как повел себя Троцкий на съезде, подтвердившем резолюцию ХIII-й партконференции "О мелкобуржуазном уклоне"?

Как солдат, а не как вождь партии. Он заявил, что "партия всегда права" и призвал своих единомышленников к дисциплине и к подчинению партии. В его речи превалируют ноты оправдания, хотя впоследствии он утверждал, что перерождение партии было предопределено

 

уже на XII съезде.

Когда же Троцкий был прав?

Тогда, когда он утверждал, что его победа была бы обеспечена на XII съезде партии, если бы он выступил против Сталина от своего и Ленина имени (и даже только от своего имени)?

Или тогда, когда он стал утверждать, что поражение оппозиции было предопределено историческим ходом событий?

В 1935 году, в той же статье "Почему Сталин победил оппозицию", Троцкий писал:

"Сталин, второстепенная фигура пролетарской революции, обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии — не более того... Те мудрецы, которые задним числом обвиняют нас в том, что мы вследствие нерешительности упустили власть, ...они думают, что есть какие-то особые технические "секреты", при помощи которых можно завоевать или удержать революционную власть независимо от действия величайших объективных факторов: победы или поражения революции на Западе и Востоке, подъема или упадка массового движения в стране и прочее.

Власть не есть приз, который достается более ловкому. Власть есть отношение между людьми, в последнем счете — между классами. Правильное руководство, как уже сказано, является важным рычагом успехов. Но это вовсе не значит, что руководство может обеспечить победу при всяких условиях".

Верно, не при всяких. Но при тех конкретно условиях, которые сложились в стране и в партии в момент болезни Ленина, перед XII съездом партии, была возможность наверняка обеспечить победу Троцкого, если бы он занял правильную и решительную линию, какую намеревался занять Ленин, готовясь к съезду.

Видимо, так думал и сам Троцкий, когда писал свою книгу "Моя жизнь", но к 1935 году изменил свою точку зрения. Вот что он пишет по этому поводу в упомянутой статье:

"На вопрос о том, как сложился бы ход борьбы, если б Ленин остался жив, нельзя, конечно, ответить с математической точностью. Что Ленин был непримиримым противником жадной консервативной бюрократии и политики Сталина, все более связывавшего с нею свою судьбу, видно с неоспоримостью из целого ряда писем, статей и предложений Ленина за последний период его жизни, в частности из его "Завещания", в котором он рекомендовал снять Сталина с поста генсека, наконец, из его последнего письма, в котором он прервал со Сталиным "все личные и товарищеские отношения". В период между двумя приступами Ленин предложил мне создать с ним вместе фракцию для борьбы против бюрократии и ее главного штаба, Оргбюро ЦК, где руководил Сталин. К ХII-му съезду партии Ленин, по его собственному выражению, готовил "бомбу" против Сталина. Обо всем этом рассказано на основании точных и бесспорных документов - в моей автобиографии и в отдельной работе "Завещание Ленина".

Итак, сам Троцкий заявляет, что Ленин готовил на XII съезде партии "бомбу" против Сталина, рекомендовал снять Сталина с поста генсека и предлагал Троцкому блок против Сталина.

Почему же Троцкий не реализовал этот ленинский план ни на очередном пленуме ЦК, ни на XII съезде партии?

Может быть, он пытался это сделать, выступал по этим пунктам, но остался в меньшинстве, потерпел поражение по причинам объективного характера?

Нет, как мы знаем, ничего подобного не было. Поведение Троцкого в течение всего этого периода, от декабрьского пленума ЦК 1922 года до XIV съезда партии (1925 г.) включительно, было, как это показано мной на конкретных примерах, пассивным, нерешительным. И поражение он потерпел именно поэтому, да еще потому, что поверхностно, высокомерно отнесся к своему противнику.

Мы видим, что и впоследствии Троцкий не только проходит мимо своих ошибок, но неправильно оценивает и Ленина. Он утверждает, что и Ленин, если б он остался жив и вступил в борьбу со Сталиным, вероятнее всего потерпел бы поражение.

 

"Подготовительные меры Ленина показывают, - пишет Троцкий, - что он считал предстоящую борьбу очень трудной — не потому, конечно, что он боялся Сталина лично, как противника (об этом смешно говорить), а потому, что за спиной Сталина ясно различал сплетение кровных интересов могущественного слоя правящей бюрократии (когда она успела образоваться и так набрать силу?).

Можно с уверенностью сказать, что если б Ленин прожил дольше, напор бюрократического всемогущества совершался бы - по крайней мере, в первые годы - более медленно. Но уже в 1926 году Крупская говорила в кругу левых оппозиционеров: "Если бы Ильич был жив, он, наверное, уже сидел бы в тюрьме". Опасения и тревожные предвидения Ленина были тогда еще свежи в ее памяти, и она вовсе не делала иллюзий насчет личного всемогущества Ленина, понимая, с его собственных слов, зависимость самого лучшего рулевого от попутных или встречных ветров и течений".

Конечно, если б Ленин вел себя так же пассивно и нерешительно, как Троцкий, если б он не добился удаления Сталина с поста генсека, с ним могло случиться то же, что случилось с его товарищами по Политбюро. Но я думаю, что Ленин по самому свойству своего характера так поступать не мог.

Приведенных фактов, думается мне, достаточно, чтобы подтвердить основную мысль этой главы: победа Сталина над оппозицией не была предопределена характером эпохи, как это утверждал впоследствии Троцкий. Победу эту - над Троцким и другими членами Политбюро - продумал, организовал и осуществил Сталин.

Этому не противоречит утверждение Троцкого - очень точное и правильное, - что эпоха работала на спад революционного движения, что на настроениях рабочих масс все больше сказывалась усталость. Из факта усталости и пассивности рабочих масс вовсе не вытекает предопределенность победы Сталина. При правильной политике партии в отношении крестьянства и индустриализации, при улучшении материального положения рабочего класса, при решительной борьбе против бюрократизма на основе широкой внутрипартийной демократии партия могла бы повести страну по пути социалистического строительства, не отказываясь от своей основной цели — мировой революции.

Ленин в своих письмах к съезду и в последних, предсмертных статьях намечал план, осуществление которого дало бы российскому пролетариату возможность продержаться до подхода мировой революции. Сталин, захватив власть, дал политике партии противоположное направление, ориентирующееся не на мировую революцию, а на укрепление Российского государства, на упрочение новой бюрократии. Реакционные тенденции эпохи способствовали этому направлению и облегчили Сталину победу над его революционными противниками. Его стремление к личной власти совпало с реакционными тенденциями эпохи.

Характерно, что Сталин чуждался международных проблем, плохо разбирался в вопросах международного рабочего движения, не изучал их и, в силу своей ограниченности и провинциализма, не имел даже вкуса к ним. Если ему приходилось в своих выступлениях затрагивать эти проблемы, он либо неудачно копировал Ленина, либо пользовался анализом своих более образованных союзников. Его подозрительному, недоверчивому характеру как нельзя более соответствовала веками насаждавшаяся в России ксенофобия, нелюбовь и недоверие ко всему чужому, иностранному. Сюда хорошо вписывалось и недоверие к иностранным компартиям, к иностранцам-коммунистам.

Троцкий сформулировал это так: Сталин "искал более простой, более национальной, более надежной политики". Реакционный курс на отказ от международных целей революции и на строительство социализма в одной стране" не был предопределен внутренним положением в стране, он был следствием поворота в политике партии, намеченного и подготовленного Статным еще при жизни Ленина и осуществленного им на XII-XVII съездах партии.

Еще раз подытожим средства, какими он этого добился, и обстоятельства, облегчившие ему задачу.

Прежде всего - огромная власть генерального секретаря Центрального Комитета партии. Пользуясь ею, Сталин постепенно, день за днем, месяц за месяцем, год за годом укреплял свое нераздельное влияние в партийном аппарате. От участия в партийной жизни постепенно отстранились партийные массы; из местных и центральных органов партии сначала медленно, потом быстрее вытеснялись кадры старых идейных большевиков; различными организационными мероприятиями формировалось послушное большинство; с руководящих постов изгоня-

 

лись мыслящие и инакомыслящие коммунисты.

Затем — тщательное изучение своих противников, наличных и потенциальных, способных помешать его единоличной власти, и умелое использование как их положительных качеств (доверчивость, преданность партии), так и личных слабостей.

Сталин умело создавал ситуации для их столкновения друг с другом, для резкого обострения отношений между ними и таким образом подготовлял почву для их дискредитации и постепенного удаления с политической арены.

До какой степени неопытными и доверчивыми политиками оказались все противники Сталина!

Сначала проявил свою недальновидность и нерешительность Л.Д. Троцкий, который из боязни нарушить единство партии отстранился от борьбы на XII съезде партии, а затем отказался сначала от союза с Зиновьевым (в 1923 и 1925 годах), а затем от союза с Бухариным (1928 год).

Во всех перечисленных случаях Троцкий остается пассивным созерцателем сталинской расправы со своими противниками - вчерашними его союзниками в борьбе против Троцкого. Оказавшись в беде, они должны были стать естественными союзниками Троцкого и действительно предлагали ему этот союз. Решительное вмешательство Троцкого на стороне меньшинства могло привести к успеху в борьбе со Сталиным. Однако Троцкий не сумел подняться над вчерашними спорами и распрями, не мог провести грань между Зиновьевым, Каменевым и Бухариным с одной стороны, и Сталиным — с другой. И молчаливо допустил расправу с ними, облегчившую впоследствии окончательный разгром всех противников Сталина — и, прежде всего, разгром и физическое уничтожение левой оппозиции.

Еще менее принципиальным было поведение Зиновьева и Каменева. Если внимательно проанализировать все их выступления в период борьбы против левой оппозиции, то станет ясно, что эти выступления не вызваны серьезными теоретическими или практическими разногласиями. Зато явственно проступает борьба за власть, за "наследование" Ленину, особенно разгоревшаяся в преддверии близкой смерти признанного вождя партии. Наиболее авторитетным членом Политбюро после Ленина был тогда Троцкий - и именно поэтому против него направили удар Зиновьев и Каменев, заключив для этого союз с казавшимся им безобидным "практиком" Сталиным. Именно поэтому стал тогда муссироваться и пропагандироваться в партии исторический "небольшевизм" Троцкого, который Ленин в своем "Завещании" не считал возможным ставить ему в вину. Именно для того, чтобы изолировать и устранить Троцкого и тех, кто его поддерживал, Зиновьев и Каменев, пренебрегая советом Ленина, отстояли оставление Сталина на посту генерального секретаря, в чем впоследствии запоздало каялся Зиновьев.

В 1926 году Троцкий, Каменев и Зиновьев, наконец, спохватываются и образуют блок. Но уже поздно. Зиновьев и Каменев считали тогда, что в союзе с оппозицией 1923 года они сумеют быстро овладеть положением, восстановить ленинскую линию в партии и свой личный престиж.^[1] Они ошиблись и на этот раз. Время уже было упущено, Сталин уже безраздельно овладел аппаратом, а через него и большинством партии.

Последнюю роковую и постыдную ошибку совершили Зиновьев и Каменев сразу после XV съезда, капитулировав в таком вопросе, в котором не имеет права капитулировать ни один уважающий себя политический деятель: отказе от своих взглядов. Добившись от них этого, Сталин достиг своей главной цели: он публично унизил и дискредитировал их перед партией и рабочим классом и утвердил себя в глазах тех старых большевиков, которые колебались в своем отношении к "новой оппозиции". Эта капитуляция, которую Зиновьев и Каменев по недомыслию считали средством предотвращения раскола партии и условием их возвращения к политической деятельности, по существу была их политическим самоубийством, наступившим задолго до того, как Сталин убил их физически. Все дальнейшее их (особенно Зиновьева) поведение есть результат деморализации, началом которой явился их отказ от своих взглядов.

Что касается "правой оппозиции", то и Бухарин, и Рыков, и Томский были трижды использованы Сталиным: сначала - против Троцкого, затем против ленинградской оппозиции и, наконец, против объединенной оппозиции.

Здесь нужно заметить, что в отличие от других, между Бухариным и Троцким действительно были принципиальные, идейные, теоретические разногласия. Именно Бухарин, а вовсе не Сталин, был автором теории строительства социализма в одной, отдельно взятой стране, ко-

 

торую Троцкий считал антиреволюционной и националистической. Именно Бухарин выступал се защитником во время борьбы с Зиновьевым: Сталин был неспособен на это даже по своему теоретическому уровню; зато он прекрасно был приспособлен к тому, чтобы столкнуть лбами сначала Зиновьева и Каменева с Троцким, затем Бухарина - с Зиновьевым и Каменевым, и, в конце концов, по очереди убрать всех своих соперников руками друг друга.

Ведь "правые" не только вели с левыми оппозиционерами теоретические дискуссии, они помогли Сталину обосновать необходимость полицейских репрессий против своих товарищей по партии, прикрыли своим авторитетом это черное дело, жертвами которого, в конце концов, стали и сами. Расправа с Троцким, Зиновьевым и Каменевым и с их сторонниками (аресты и ссылки) вплоть до 1928 года происходила не только на глазах правых, но и при их прямом участии.

Может ли быть, что они действительно считали "троцкизм" мелкобуржуазным уклоном, а Троцкого и троцкистов — антиленинцами? Думаю, что это возможно. Но вот что, казалось бы, невозможно - это продолжать доверять Сталину, продолжать считать его большевиком, ленинцем, наблюдая изо дня в день на близком расстоянии его политическую кухню, его вероломство по отношению к вчерашним союзникам, его беспринципность и жестокость.

Однако вплоть до 1928 года, когда наступила очередь Бухарина, Рыкова и Томского быть выжатыми Сталиным и отброшенными от руководства — вплоть до этих самых пор они шли вместе со Сталиным против своих старых партийных товарищей. И тоже поняли, что совершили крупнейший политический просчет только тогда, когда было уже поздно.

А ведь Троцкий еще в 1926 году неоднократно предлагал Бухарину присоединиться к нему "в общем требовании восстановить здоровый внутрипартийный режим".

В партии при Ленине за годы совместной работы сложился и вырос костяк руководящих кадров среднего звена. Это были рабочие и пролетарские интеллигенты, в большинстве своем преданные делу пролетарской революции, идейные, самоотверженные, многие - очень способные люди. После революции именно они заняли посты наркомов, секретарей национальных компартий, губкомов (впоследствии крайкомов и обкомов), крупных военных и хозяйственных руководителей. Внутрипартийный режим, созданный Сталиным, разложил их. Сначала Сталин временно использовал этих людей в борьбе против оппозиций под видом борьбы за единство партии, а затем уничтожил их.

 

* * *

 

...Меня все время мучает вопрос: почему Сталину так относительно легко удалось осуществить свой план? Как и чем он обольстил одних, чтобы натравить их на других? Почему ни у одного из членов Политбюро, много лет работавших со Сталиным, не возникло подозрения о провокаторской сути деятельности Сталина?

Светлана Аллилуева в книге "Только один год" писала о своем отце:

"К людям он относился без всякой романтизации: люди бывают сильные, которые нужны, равные, которые мешают, и слабые, которые никому не нужны".

Мне думается, что в этих словах дочери Сталина содержится зерно ответа на мучающий меня вопрос.

Вот читаю я, как очаровывал Сталин своих знаменитых гостей: Г. Уэллса, Л.Фейхтвангера, Р. Роллана, Б. Шоу, Ф. Рузвельта, У. Черчилля и других, пользовавшихся огромным влиянием в своих странах и во всем мире. Все это были люди сильные, и они были ему нужны. И он умел, значит, найти ключ к их сердцам, умел заставить их поверить в себя, когда пни были ему нужны. Одних он привораживал своим грузинским гостеприимством и радушием, разыгрывая искреннего и широкого человека, других умел убедить в своей преданности идеям социализма, третьим импонировал как государственный деятель.

А не этим ли способом привлекал он на свою сторону, по очереди восстанавливая друг против друга, членов Политбюро, разыгрывая внимательного друга, сочувствующего единомышленника, на поддержку которого против идейных противников можно рассчитывать? Ведь тгда, когда он вступал в борьбу, это были сильные люди, которые были ему "очень нужны".

Когда Сталин готовил атаку против Троцкого в 1922923 годах, он, чтобы расположить к себе Зиновьева, пугал его "небольшевизмом" Троцкого, который после смерти Ленина может захватить руководство в партии и, использовав ошибку Зиновьева и Каменева в Октябре 1917 года, отстранить от этого руководства их обоих. Свой собственный план (который он впоследствии и осуществил) Сталин при этом выдавал за план Троцкого, а себя выдавал за скромного

 

человека, не претендующего на первые роли, а лишь заботящегося о выдающемся вожде Зиновьеве.

Когда Сталин восстанавливал Бухарина, Рыкова и Томского против Зиновьева и Каменева, он выдавал себя за человека, более всего отстаивающего единство партии и желающего сохранить в руководстве всех членов Политбюро. Лицемерно возражая против требований Зиновьева и Каменева исключить Троцкого из ЦК и усилить борьбу против Бухарина, Сталин как бы говорил Бухарину:

— Вот видишь, сегодня они требуют отсечь Троцкого, завтра, когда разделаются с Троцким, потребуют твоей крови... Не верь им, верь только мне...

Конечно, что только грубая схема, все было тоньше, сложнее, но именно такова была основа сталинской тактики и стратегии в его борьбе за власть: натравливать одних на других, а кием отбрасывать своих вчерашних союзников, когда они использованы. Это — тактика и стратегия всех беспринципных политиканов, всех тиранов и диктаторов, всех вождей мафий — политических и уголовных.

Крупнейшая ошибка бывших соратников Ленина — и ошибка не только политическая, но и психологическая — заключалась в том, что все они рассматривали Сталина как однопартийна, как своего идейного товарища, пусть стоящего на ошибочных позициях. А он никогда им не был. Целью его не был социализм, не была мировая революция, не было освобождение трудящегося человечества от социального и национального гнета. Цель у него была одна — власть. Личная, ничем не ограниченная власть, власть как таковая вне зависимости от ее социального содержания.

Не знаю, был ли он вообще когда-нибудь коммунистом или примкнул к революционному движению, руководствуясь той же основной своей страстью. Еще раз процитируем книгу его дочери:

"...У отца было уязвленное самолюбие бедняка, способное сворачивать горы на своем пути... Твердое убеждение, что для достижения цели хороши любые средства, обещало более реальные результаты, чем политические идеалы... Отец оставался внутренне таким же, каким он вышел из дверей семинарии. Ничто не прибавилось к его характеру, только развились до предела те же качества".

Он мечтал вынырнуть со дна, и не просто вынырнуть к более достойной человеческой жизни, а подняться наверх, достичь высшей власти. У него не было никаких надежд достичь этого при старом строе; инстинктом учуяв близость падения монархии, он понял, что революционная эпоха дает неограниченные возможности для выдвижения. Так он сделался большевиком.

Любопытная подробность, которую не раз отмечает Троцкий в своих статьях, книгах и воспоминаниях: Сталин, много раз занимавший позицию, противоположную ленинской, никогда не вступал с Лениным в борьбу. Он всегда, по выражению Троцкого, "вовремя отскакивал". Не потому, что Ленин его переубеждал, а потому, что Сталин его-то действительно боялся. Он боялся, как бы Ленин не распознал его, не разгадал его внутреннюю сущность.

К сожалению, этого не произошло. Только незадолго до смерти Ленин приблизился к разгадке этого феномена. Приблизился, но не распознал до конца.

А затем наступила смерть.