46. Смерть близких друзей

 

В заключение мне хочется еще остановиться на печальных событиях последнего десятилетия моей жизни - на потере близких друзей: Абрама Пергамента и Михаила Байтальского.

Абрам Пергамент умер 26 февраля 1972 года, в возрасте 70 лет.

Это был високосный год, а он считал, что високосные годы это особо опасные годы для жизни таких, как он, больных людей, и не ошибся.

До конца своей жизни Абрам оставался верным своим первоначальным коммунистические идеалам, которые он пронес с юношеских лет до самой своей старости. Преданность этим идеалам он сохранил в своем сердце, несмотря на то, что в сталинскую эпоху знамя коммунизма было осквернено, когда перешло из рук идейных людей в руки переродившейся бюрократии, изменившей революции и опошлившей самую идею коммунизма. Абрам с презрением относился к тем людям, в том числе к ученым, писателям, художникам, музыкантам, артистам и другим категориям так называемой интеллигенции, которые шли в правящую партию не из идейных, а из карьеристских побуждений, что было так характерно для людей сталинской формации. Он не делал исключения также и для тех людей, которые, как они говорили, шли на это ради своей любимой творческой работы. С 1924 года, после смерти Ленина и начала перерождения большевистского руководства, Абрам в развернувшейся тогда в связи с этим внутри партийной борьбе решительно стал на сторону оппозиции и был до конца своей жизни убежденным борцом против переродившейся бюрократии, которая продолжала прикрываться маской большевизма. По мере того как личность человека, в том числе личность члена партии, стала все больше и больше подавляться, на первый план стал выпячиваться - формально - интерес партии, а фактически — интерес диктатора, Абрам видел свою заботу в том, чтобы решительно бороться с этим ложным тезисом. Он не уставал повторять о том, что только партия, состоящая из критически мыслящих людей-единомышленников, имеет прочное будущее.

Абрам был решительным противником всякого политического балансирования. Он рассказал мне, что как-то Р.А. Медведев дал ему на рецензию свою книгу "К суду истории". В беседе, состоявшейся между ними после прочтения книги, Абрам критиковал Р.А. Медведева за то, что тот в своем труде исказил политическую линию оппозиции и большинства партии.

 

Оправдываясь, Р.А. Медведев сказал ему, что он это сделал вполне сознательно, по совету старого большевика Снегова, который убедил его в том, что во имя официального издания своей книги он должен пойти на такой компромисс.

— Чтобы ваша книга была издана, - говорил ему Снегов, - нужно, чтобы в ней подвергся резкой критике не только Сталин, но и Троцкий, Зиновьев и Каменев.

Современные руководители, говорил Снегов, не только будут препятствовать разоблачению Сталина, но они еще в большей мере будут противиться любой попытке реабилитировать бывшую оппозицию. Если вы при изложении истории партии о борьбе с оппозицией будете придерживаться принятой в современной истории сталинской версии о роли оппозиции, то вы тем самым создадите вокруг своей книги и вокруг вашей личности атмосферу доверия. Такая позиция Медведева, изложенная мне устами Абрама, характеризовала его подход к истории, его оппортунистическую концепцию компромиссов. Вследствие этого Абрам резко отрицательно относился к Медведеву и как к историку, и как к личности. Абрам считал, что время и предательская политика сталинской клики нанесли большевизму непоправимый урон. Теперь, говорил он. даже при самых благоприятных условиях для революции, невозможно рассчитывать на какую-либо преемственность со старым большевизмом и на возврат к старой досталинской моральной и духовной атмосфере в стране.

Я тоже считаю, что возрождение социализма в нашей стране не может произойти в прежних формах однопартийной системы, с внутрипартийной демократией.

 

Абрам любил людей, и в его квартире часто можно было застать свежего человека, к которому он проявлял интерес. От посещавших его товарищей он хотел знать все и о политических настроениях, и о событиях, происходящих в различных уголках страны. Абрам обладал редкой способностью слушать и жадно прислушиваться к рассказам посещавших его людей.

Люди приходили к нему не только с устными рассказами, но и приносили все выходящие в "самиздате" книги и статьи. Поэтому он всегда был в курсе всех политических и культурных событий, происходивших в нашей стране. Несмотря на свою мизерную пенсию - 60 рублей в месяц — Абрам всегда проявлял исключительную гостеприимность. В отношении приобретения вещей и лакомств Абрам был совершенно непритязателен.

На вопрос, почему он ничего не делает для увеличения размера своей пенсии, на которое он имел законные основания, он неизменно отвечал, что ему вполне хватает получаемой им пенсии. А между тем по своей натуре Абрам был истым джентльменом. У него была потребность на людях быть побритым, прилично одетым и подтянутым. Он сильно расстраивался, если его заставали в домашнем костюме, особенно если его в таком виде заставала женщина.

 

Михаил Байтальский умер 18 августа 1978 года в возрасте 74 лет.

Детские и юношеские годы Миши прошли в Одессе, Харькове и Донбассе сначала на комсомольской, потом на журналистской работе.

Там же в ходе развернувшейся в 1923 году внутрипартийной дискуссии, он примкнул к троцкистской оппозиции, все его участие в которой состояло в том, что он несколько раз проголосовал за ее резолюции. В 1930-е годы Миша переехал в Москву, где работал журналистом в таких газетах, как "Гудок", "Вечерняя Москва", "Известия".

Вскоре после убийства Кирова Мишу, как ранее примыкавшего к троцкистам, уволили из редакции газеты "Известия", и он после безуспешных поисков журналистской работы был вынужден временно отказаться от профессии журналиста.

В это время ему удается устроиться на люберецкий завод сельскохозяйственного машиностроения, где он приобрел вторую профессию слесаря.

В мае месяце 1936 года, в общей кампании арестов бывших оппозиционеров, Миша был арестован и отправлен на 5 лет в Воркутский исправительно-трудовой лагерь. Через несколько месяцев после освобождения из лагеря, в 1941 году, Миша уходит в армию на борьбу против фашизма, где он прошел трехлетний солдатский путь до Берлина.

После демобилизации из армии и нескольких лет работы слесарем в г. Ейске Краснодарского края, Миша был повторно арестован за те же "преступления" и осужден на 10 лет ИТЛ, которые отбывал, так же, как и первый раз, на шахтах Воркуты.

О нашем совместном с ним пребывании в это время на шахте № 2 я писал в предыдущих главах настоящей книги. Вернувшись из заключения, после реабилитации в 1957 году, Миша возвратился в г. Ейск, где продолжал работать слесарем до выхода на пенсию в 1963 году. После выхода на пенсию Миша переехал на постоянное жительство в г. Москву. Еще находясь в г.

 

Ейске, Миша начал писать мемуары, в которых попытался на примере своей личной истории осмыслить судьбу своего поколения.

Работа над книгой затянулась на ряд лет, в течение которых формировался писателе публицист с обостренным чувством справедливости, тот, кто полно и плодотворно выразил себя именно в последние восемь-десять лет, как представитель демократического направлен нашей страны и как сын еврейского народа.

Его произведения, подписанные различными псевдонимами, стали широко известными самиздате, а частично и за рубежом.

Живи М. Байтальский в любой стране, пользующейся свободой печати, имя его как публициста знали бы сотни тысяч, а то и миллионы читателей. Сейчас его знают в нашей стране вероятно, только сотни, самое большее — тысяча людей, да и те в точности не знают его настоящей фамилии.

Теперь, после смерти Миши, уже можно сказать, что он писал свои книги и статьи псевдонимами "МД", "Домальский", "Красиков", "Аронович" и т.д. Это он написал: "Тетрадь для внуков", "Близкое и далекое", "Товар номер один", "Вчера и сегодня советских евреев", "Технология ненависти" и много других блестящих памфлетов и эссе, разоблачающих расплодившихся в нашей стране фальсификаторов и антисемитов.

Для всех работ Михаила Байтальского были характерны кристальная памятливость, едкая ирония, пылкость эмоций, строгость логического анализа, неожиданность литературных и исторических параллелей.

Все его работы были изданы либо в журнале "Евреи в СССР", либо за границей.

К концу жизни Мише повезло. Его дочери Нине Михайловне, проживающей сейчас в Израиле, удалось собрать все в основном, написанное им.