XIII.

Разстрелы въ Москве. Уринъ. Опять у Оловянишникова.

Письмо  оть   ген.  Алексеева.  Обещанія Гучкова.

Пріездъ кап. Козина. Плохія вести съ Дона.

 

Въ Москву я пріехала 1 января. Теперь уже непрерывно, день и ночь, разстреливали офицеровъ и интеллигентовъ, какъ враговъ народа. Всюду было полно вооруженныхъ негодяевъ. Представители этихъ шаекъ были по большей части евреи. На улицахъ кроме вооруженныхъ рабочихъ не было никого.  Изъ дому я поехала къ Гучкову сообщить о положеніи на Дону и о томъ, что армія будетъ пробиваться на Кубань. Отъ него я прошла къ председателю биржевого комитета, показала ему все свои бумаги и последнее письмо ген. Алексеева о томъ, что онъ никого не уполномачивалъ собирать деньги на Донъ, что часто люди, собирающіе деньги, устраиваютъ свое личное благополучіе.

Председатель комитета снялъ копію съ этого письма. Мне советовалъ обратиться въ Военно-Промыщленный комитеть къ секретарю Урину.

Этого Урина я хорошо знала, да и онъ меня. Застала я его на Варварке, въ доме купе-

 

ческаго общества. Просмотревъ мои бумаги, Уринъ позвонилъ кому-то по телефону и, попросивъ придти на следующій день утромъ, тоже снялъ копію съ письма ген. Алексеева.

Возвращаясь домой, на Красной площади я невольно задержалась. Шелъ митингъ. Толпа состояла изъ рабочихъ и солдатъ. Я прислушалась къ речамъ ораторовъ, все больше евреевъ-больщевиковъ. Были и возражавшіе имъ солдаты, слышались и слова въ защиту офицерства. Но явно побеждали крики иэуверовъ-насильниковъ. Народъ сходилъ съ ума.

Съ тяжелымъ чувствомъ пришла я домой. Тутъ застала офицеровъ, желавшихъ ехать на Донъ и пор. Закржевскаго, присланнаго ко мне офицерами польскаго легіона, который тогда формировался въ Москве. Если не ошибаюсь, въ польскихъ частяхъ тоже произошелъ расколъ: некоторые солдаты-легіонеры перешли на сторону большевиковъ и ихъ офицеры были въ большой нужде, почти голодали. Пор. Закржевскій принесъ списокъ 27 офицеровъ. Я дала ему 2.700 р. и 27 удостовереній нашего союза. Закржевск?го я хорошо знала, онъ былъ членомъ нашего союза. Но денегъ у меня не было для отправки офицеровъ на Донъ. Я пощла къ себе въ домовой комитетъ и заняла 3.500 рублей.

На другой день я направилась къ Урину. Онъ взялся сейчасъ же познакомить меня съ однимъ лицомъ, у котораго есть деньги для добровольческой арміи. Когда я спросила — кто это лицо, Уринъ ответилъ, что назвать его не можетъ и что не называлъ ему и моей фамиліи. Отправились. Вижу вывеску товарищества Оловянишникова.

 

— Куда вы? Я уже была у Оловянишникова. Онъ грубо отказалъ.

— Нетъ, Марья Антоновна, Оловянишникрвыхъ много. Чемъ вы рискуете?

Мы вошли въ огромный кабинетъ. За столомъ сиделъ Оловянишниковъ, тотъ самый, у котораго я была.

— А-а,вы все еще попрошайничаете, — встретилъ меня Оловянишниковъ, — ведь я просилъ васъ передать Алексееву, чтобы къ намъ за деньгами не присылалъ. Денегъ не дадимъ-съ.

И долго еще онъ продолжалъ меня от-читывать.

Я поняла, что онъ, прежде всего, былъ противъ ген. Алексеева. Говорилъ резко, грубо. Типичный хамъ съ милліонами, заработанными на поставкахъ арміи во время войны. Желая прекратить потокъ его речей, я встала, поклонилась и, не подавая руки, выщла изъ комнаты. Черезъ минуту за мной вышелъ Уринъ. Видя слезы на моихъ глазахъ, онъ извинился:

— Не знаю, право, ума не приложу, почему это онъ такъ настроенъ противъ Алексеева?

Дома я все разсказала текинцу, пріехавшему съ кап. Карамазовымъ и проживавшему у насъ. Текинецъ сорвался и хотелъ немедленно «резать» Оловянишникова. Едва отговорила.

Весь день я просидела дома отъ усталости. Горломъ опять шла кровь. Часовъ въ 11 ночи, — мы уже спать, было, укладывались, — кто-то резко позвонилъ. Все перепугались,думали, — обыскъ. Но оказался . . . офицеръ съ письмомъ отъ ген. Алексеева.

«Убедительно прошу, Марья Антоновна, исполнить следующее, — писалъ ген. Алексеевъ, — въ виду событій въ Одессе и Севастополе и ожидающейся поголовной резни офицеровъ,

 

очень прошу васъ послать въ эти города, черезъ верныхъ людей, какъ можно больше удостовереній и денегь, чтобы помочь офицерамъ бежать оттуда къ намъ въ армію».

Порученіе было настолько важно, что требовало немедленнаго исполненія. Рано утромъ я бросилась къ Н. И. Гучкову. Помню, что и въ этотъ разъ мы повздорили, такъ какъ несмотря на письмо ген. Алексеева, Гучковъ продолжалъ долбить, что денегъ нетъ, что своихъ не дастъ, что всему бываетъ пределъ и т. д. Наконецъ, я пугнула Гучкова.

— Хорошо, въ такомъ случае поеду на Донъ и передамъ всемъ офицерамъ, что вы, капиталисты, денегъ дать не хотите. Списки офицерскихъ семействъ верну офицерамъ и скажу, что и семействъ ихъ вы обезпечить отказываетесь.

— Но вы не имеете никакого права такъ поступать, — заволновался Гучковъ.

— Что же прикажете мне делать? Обма-нывать офицеровъ, что ихъ семьи накормлены? Нетъ! Пусть добровольческая армія знаетъ правду о «спасителяхъ Россіи»...

— Нетъ, Марья Антоновна, вы этого не сделаете, денегъ я постараюсь достать въ теченіе трехъ-четырехъ дней.

— А какъ же быть съ деньгами, которыя проситъ выслать ген. Алексеевъ въ Севастополь и Одессу?

— Ну, это не такъ спешно, выщлемъ позже. Вы такая горячая, все хотите, чтобы делалось немедленно.

— Можетъ быть. Но вы доведете дело до того, что вырежутъ всехъ офицеровъ, а потомъ примутся и за вашего брата.

— Ну вотъ: списки семей оставьте у себя

 

на квартире. Ведь своимъ домашнимъ вы доверяете?

— Безусловно.

— Деньги я пришлю къ вамъ на квартиру.

— Дайте честное слово, что пришлете!

— Да, да, даю честное слово.

Отъ Гучкова — къ Когану. Прочитавъ письмо Алексеева, онъ сказалъ, что я права и нельзя откладывать ни на одинъ день. Необходимо сейчасъ же выслать деньги въ Одессу и Севастополь, особенно въ Севастополь, где такая масса офицеровъ. Добрейшій Коганъ принесъ мне 7.000 рублей. Потомъ я вернулась домой, где меня ждалъ пор. Закржевскій. Онъ далъ мне росписки офицеровъ польскаго легіона на только что полученныя деньги. Я заплатила мой долгь домовому комитету. Осталось около 5.000 рублей. Ну что можно сделать на эту ничтожную сумму? Я попросила домашнихъ одолжить мне несколько тысячъ. Согласились. Кто-то прислалъ еще 1.000. — Такъ собралось у меня всего 17.000 р.

Пришелъ пор. Савицкій, о которомъ такъ хорошо отзывались офицеры въ Новочеркасске, тоже съ письмомъ отъ ген. Алексеева. Я дала ему 250 удостовереній и 10.000 рублей и отправила въ Одессу съ письмомъ къ одному изъ членовъ нашего комитета, имевшему въ Одессе сапожную мастерскую. Вскоре я узнала что Савицкій благополучно добрался до Одессы и при содействіи члена нашего комитета организовалъ тамъ бегство офицеровъ.

Въ то время въ Одессе произошла резня офицеровъ подъ руководствомъ Муравьева. На корабляхъ «Аврора» и «Алмазъ» помещался морской военный трибуналъ. Офицеровъ бросали въ печи или ставили голыми на палубе въ морозъ

 

и поливали водой, пока не преврагятся въ глыбы льда . . . Тогда ихъ сбрасывали въ море.

Въ тотъ же день вечеромъ я отправила знакомую въ Минскъ за полк. Кузьминскимъ, давъ денегъ на дорогу и документы. Самой пришлось лечь въ постель: кровь горломъ и температура... Докторъ велелъ лежать, да и силъ не было. Это состояніе продолжалось около недели.

5 января и послала ген. Алексееву письмо съ извещеніемъ, что его порученіе было немедленно исполнено.

Вместе съ Крыловымъ пришли рабочіе изъ артиллерійскихъ московскихъ складовъ и заявили:

— Мы, сестрица, противъ того, что сейчасъ творится въ Россіи. Если дальше такъ — править нами жиды будутъ . . . Предлагаемъ, сестрица! продать вамъ кольтовскіе пулеметы по 300 рублей за штуку. Сколько хотите!

— Марья Антоновна, — добавилъ Крыловъ, — не сформировать ли изъ нашей команды карательный отрядъ, будто противъ Добровольцевъ, съ темъ, чтобы отправиться вооружившись пулеметами въ сторону Новочеркасска, а тамъ перейти къ Дроздовцамъ? Начальникомъ отряда и я готовъ ...

Я въ ту же минуту вскочила съ постели, поехала къ Гучкову и разсказала объ этихъ планахъ.

— Все хорошо, да денегъ нетъ, — вечнымъ припевомъ отозвался Гучковъ.

Такъ ничего и не вышло.

6 января прибылъ изъ Новочеркасска, кап. Козинъ со своимъ денщикомъ, оба сибиряки. Капитанъ заявилъ, что пробирается въ Сибирь, что на Дону все должно провалиться.

 

Въ Сибири съ большевиками ведетъ борьбу есаулъ Семеновъ, тамъ порядка больше. Посидевъ у насъ часа два, Козинъ ушелъ.(Я дала денегъ и ему и деньщику и документы на проездъ въ Сибирь). Крыловъ принесъ еще несколько сотъ комитетскихъ и большевицкихъ удостовереній.

Полковникъ Кузьминскій, тоже съ деньщикомъ, пріехалъ 10 января; свой отъездъ, по-этому, мы перенесли на 11-ое. Чувствовала я себя совсемъ слабой. Не разсчитывая больше вернуться въ Москву, я уложила необходимыя вещи и еще разъ поехала къ Гучкову — напомнить о данномъ слове относительно высылки денегь по спискамъ. Прощаясь съ нимъ, я спросила, сама не знаю почему, точно предчувствуя:

— А если меня арестуютъ, вы примете меры къ моему освобожденію?

— Еще-бы, сделаемъ все решительно. Сейчасъ же предложимъ такой выкупъ за васъ, такой выкупъ, что освободятъ немедленно...