ВОЕННЫЙ ТРИБУНАЛ

Встать! Суд идет! Было бы очень комично, если бы секретарь суда традиционно провозгласила эти слова. Суд уже был на месте, подсудимый здесь же, в небольшой комнате штаба дивизии, конвой—в коридоре. Зрелища нет даже для сильно экзальтированной натуры. Тоска смертная. Если не засмеешься, то заплачешь.

К такой форме разрешения моего уголовного дела пришли не сразу. В нем была интрига. Подсудимый жил под чужим именем, заикался по-английски, сын кулака, коварно проник в армейскую школу. Зачем? Чтобы сильно повредить обороноспособности страны. Устроить шумный процесс—просто, был опыт, но где публика — вот в чем вопрос. Публики нет, в гарнизоне одни солдаты. И пришлось сократиться.

За столом трибунала сидели три офицера, одного я знал по службе — командир гаубичной батареи. Следственные материалы не оставляли повода что-то выяснить, спросить. Свидетелей — ни одного. Обвиняемый ничего не отрицает. Он с большим подвздохом произносит протест против следственных процедур и мотивов обвинения. Все это похоже на

первую репетицию плохой пьесы. Мой пафос был смешон еще и потому, что вид мой, моя фактура была мальчиковой, и членам суда было неловко. За это чувство неловкости они и прибавили мне два года тюрьмы, когда могли вполне ограничиться пятью годами.

Итак, семь лет лишения свободы и три года поражения в каких-то правах.

Колобок покатился дальше.