Глава третья

ТЮРЬМА И ЕЁ УЗНИКИ

 

Даром чахну я в остроге,

Даром трачу сипы.

Дух мой рвётся на свободу

Из живой могилы.

Якуб КОЛАС

 

В Германии знаю две тюрьмы, первая - Моабит в Берлине, в ней был на экскурсии. Это огромная тюрьма в огромном городе. Вторая - в Торгау. Этот город памятен тем, что 25 апреля 1945 года в нём встретились войска 1-го Украинского фронта и союзные нам англо-американские войска - здесь была поставлена последняя точка во Второй мировой войне. Войска встретились и разошлись. Торгау отошёл к советской зоне оккупации, и мы распоряжались всем, что находилось в городе, в том числе и тюрьмой. Она здесь новая, строилась Гитлером, а пригодилась Сталину. Иосиф Виссарионович использовал её по прямому назначению - для граждан Страны Советов, которой правил. Это пересыльная тюрьма, здесь формировались этапы. Каждый месяц эшелоны с заключёнными отправлялись из Германии в Россию.

Условия заключения в Торгау несравнимо лучше, чем в Потсдаме. Осуждённым выдавали в день по 450 граммов хлеба, баланду - она варилась уже с очищенным картофелем и с крупой, овсяную кашу или гороховое пюре с крохотным кусочком если не мяса, то рыбы, маргарина - 40 граммов, сахара - 9. Камеры небольшие, на две койки. Были и многоместные - для заключённых, готовящихся на этап. Ежедневно - часовая прогулка, каждые десять дней - баня, постельное бельё менялось раз в месяц.

 

Повезло с соседом - лейтенантом Сашей Комиссаровым из подмосковного Воскресенска. В первый же день он обратил моё внимание на исписанные стихами стены и прикрытые подушками. Одна из них была любопытна:

Родная земля!

Назови мне такую обитель.

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель.

Где бы русский мужик не стонал?

Н.А. НЕКРАСОВ

Ниже шла другая:

Честный сеятель добра

Как враг Отчизны был отмечен.

В.Г. БЕЛИНСКИЙ

Подняв подушку, прочитал:

Волга! Волга!..

Весной многоводной

Ты не так заливаешь поля,

Как великою скорбью народной

Переполнена наша земля.

Сталин дорогой!

И сойдёшь ты в могилу, герой,

Втихомолку проклятый Отчизной,

Возвеличенный громкой хвалой!

Н.А. НЕКРАСОВ

— Но ведь Некрасов не мог написать о Сталине? - обратился с вопросом к Саше. - Тогда кто же?

— Верно мыслишь. Думаю, и не Белинский. Кто-то из узников сочинил - знал, что писал, это его протест, а в остальном всё некрасовское.

Я не знал, как сообщить домой о том, что случилось со мной. А так хотелось, чтобы отец разыскал партизанских командиров - Зайца и Изоха, они помогут. Но на запросы родителей, где их сын, никто не ответит. Дома с ума сойдут, а правды не добьются. С Сашей сделали попытку разговорить вольнонаёмных. А как, если обслуживающий персонал - немцы, перепуганы, молчат, как рыбы, слова не вытянешь.

Всё больше проникался симпатией к Саше Комиссарову. В той прежней жизни после окончания военного училища служил в Севастополе командиром взвода военизированной пожарной охраны. В феврале сорок первого получил партбилет, для молодого офицера- это путь к командирской власти. Полон жизненной энергии, грамотен, уверен в своём будущем. И всё бы получилось, если б не война. Уже в семь утра 22 июня сорок первого года морские суда атаковали четыре «юнкерса». Шли на низкой высоте со стороны моря, уверенные в успехе. Когда одного сбили и

 

он, загоревшись, упал рядом с крейсером, понял - это война. Испытал все её ужасы, гибель товарищей, потери кораблей, фашистский плен.

В кампанию 41-42 годов немцы понесли большие потери на Восточном фронте и вынуждены были снять свежие дивизии с Западного фронта. Чтобы уменьшить опасность высадки англичан и американцев, Гитлер решил возвести атлантический вал -оборонительные укрепления, о неприступности которых ходили легенды. Семьсот тысяч военнопленных, бывших солдат и офицеров Красной армии, были переброшены во Францию для воплощения этого чудовищного замысла. Саша Комиссаров, как и Никита, оказались в одном концлагере, стали строителями. Условия были тяжёлыми, от недоедания люди умирали.

Пример отцов и дедов, совершивших революцию, был ещё жив. В концлагере возникла подпольная компартия. Русские установили связь с партизанами. Они продолжали сражаться с врагом и в плену. Действия двухсот тысяч французских партизан подрывали тыл немцев.

Командующий объединёнными войсками генерал армии Д. Эйзенхауэр готовил операцию «Оверленд». Для её выполнения были сосредоточены крупные военные силы. Если учесть, что основные силы Германии находились на Восточном фронте, станет понятно, насколько благоприятствовала открытию второго фронта сложившаяся обстановка. Основной удар был нанесён в Нормандии. С лета сорок четвёртого воздушный флот союзников усилил бомбардировки немецких позиций в Северной Франции. Днём и ночью поднимались с аэродромов Британии тяжёлые бомбардировщики, неся смерть и разрушения. Немецкая авиация бездействовала. Ранним утром 6 июня воздушная армада огненным мечом прошлась с воздуха по Атлантическому валу - с севера на юг, - оставляя после себя глубокие воронки. Последовала вторая атака: самолёты летели двумя параллельными линиями - бомбили укрепрайоны, выбрасывали парашютный десант. Голубые береты спешно занимали воронки, для них они стали окопами. В десять утра на Атлантическом побережье высадились боевые части союзников и соединились с десантниками. Гитлеровцы не смогли оказать серьёзного сопротивления. В результате военной операции были освобождены из неволи около миллиона советских граждан. Англичан мобилизовали в действующую армию и тут же отправили на фронт, раненых и больных - домой. Советских пленных ждали сборные пункты, там их регистрировали и подвергали медосмотру. На освобождённой территории Бельгии и Франции союзники организовали палаточные городки, оборудовали полевые лазареты. Появилось объявление:

 

«Граждан СССР, имеющих медицинское образование, просим пройти отдельную регистрацию. После краткого курса медицинской переподготовки вам предложат работу в лазаретах по уходу за больными». Питание получали из армейских котлов - по той же норме.

Стоило союзникам оттеснить немцев дальше на восток, как в морские порты стали прибывать корабли с военными грузами. На разгрузке работали русские, причём добровольцы - таких набралось десятки тысяч. Но люди рвались на фронт, а в союзные армии брали только шоферов и танкистов. Зато Французский иностранный легион принимал всех желающих, был бы здоров и не старше тридцати пяти. Судьба русских волонтёров оказалась непростой - воевали в Алжире, Марокко, Тунисе, Вьетнаме, Камбодже. Многие светло-русые головы остались лежать на полях сражений - за чужие интересы. Те, кому улыбнулось счастье, получили французское гражданство и приличную пенсию.

К середине осени продвижение войск застопорилось. Большая концентрация пленных создала для союзников дополнительные трудности, тогда и приняли решение переправить узников в Америку. Четыре тысячи русских взошли на борт двух пароходов. 8 декабря суда пристали к западному берегу Атлантического океана, неподалёку от Ричмонда. Здесь всё было готово для приёма европейцев: домики из сборных щитов, со всеми коммунальными удобствами, магазин, медпункт. Американцы одели и обули всех прибывших в добротные костюмы, как джентльменам, выдали галстуки и шляпы. В один миг рабочие и крестьяне СССР из холопов превратились в важных господ. С питанием проблем не было. На мелкие расходы выдавали по два купона на день, один купон равнялся доллару. Но хождение имел только на территории городка. Кто желал работать на фабриках и заводах, обращался к коменданту, всех устраивали. Денег не платили — они шли на пропитание.

Вскоре в русский городок зачастили гости - в основном белоэмигранты из Америки, Канады и Мексики. Чаще других приезжали украинцы из канадской общины. Рассказывали, как хорошо и дружно живут, делали подарки. В один голос убеждали не возвращаться, говорили: кроме сталинских лагерей, ничто хорошего репатриантов не ждёт. Агитаторам, как их посчитали, не очень-то верили, душа горела желанием продолжить строительство нового социалистического общества, сердце днём и ночью тосковало по дому. Уже здесь, в Америке, молодые коммунисты возобновили деятельность подпольной компартии. В совет избрали пятерых, секретарём - Александра Комиссарова. На руки выдали партийные билеты, сделанные на лощёной бумаге. Заминка

 

вышла с печатью, но помогла смекалка: использовали медный пятак - тёрли тупым концом химического карандаша, пока не вырисовывался герб Советского Союза. В партию принимали всех, кто написал заявление. Удивительно, но вступившие в ряды партии коммунисты, где-то добывали красную материю, наносили гуашью две буквы «КП» и с гордостью носили на левой руке. Американцам этот патриотический порыв русских не нравился, но препятствий не чинили.

День Победы - особый день. Появилась надежда на скорое возвращение домой. В ту ночь не спали, в мечтах представляя скорую встречу с родными и близкими.

С нетерпением ждали эмиссара из Москвы. И он прибыл - генерал Родионов. Сколько любви и внимания дарили ему узники фашистских застенков! Генерал выступил с пламенной речью:

— Товарищи! У вас тяжёлая судьба, вы прошли через многие невзгоды и унижения, но, слава Богу, остались живы. Не буду рассказывать, в каком положении сегодня Россия - оно тяжёлое, вместе с вами нам предстоит поднять её с колен.

Вслед за генералом выступил майор Советской армии:

— Кто уже сегодня желает отправиться домой, прошу сделать десять шагов вперёд.

Вышли все, с ними и Александр Комиссаров. Остался на месте только лучший его друг Вася Дашкевич из Витебской области. Саша места себе не находил, не мог понять, почему друг так поступил. Обменялись адресами, на прощанье крепко обнялись, смахнув скупую мужскую слезу.

К моменту отъезда набралось немало вещей - о гуманитарной помощи позаботились благотворительные фонды Америки. Одеты и обуты во всё новенькое. За соотечественниками прибыли корабли, уже через пять дней все они ступили на землю Германии. В порту Гамбурга русских людей встречали с оркестром. Электропоездом доставили во Франкфурт-на-Одере. На железнодорожном вокзале представитель русской миссии попросил оставить вещи на платформе и пройти в санпропускник. В бане раздели и разули. После мытья всучили старое солдатское бельё, гимнастёрки и галифе. На возмущение ответили: «Пройдёте фильтрацию, вещи вернут».

Загнали в лагерь, где в годы войны фашисты содержали советских военнопленных. Морально это было во сто крат тяжелее фашистской неволи, уже всеми пережитой. Тут и вспомнили предупреждение русских эмигрантов о новой Голгофе, которую им уготовало Советское правительство.

Почти месяц следователь контрразведки СМЕРШ допрашивал Александра Комиссарова. Их встречи походили скорее на игру в

 

испорченный телефон, чем на допросы. Комиссаров говорил одно - следователь в протокол заносил совсем другое, требуя подписать каждый лист. Комиссаров отказывался. Опер нервничал. По его приказу Сашу истязали, бросали в карцер. Как жалел лейтенант, что не расстреляли его сразу - не мог выдержать издевательств и унижения. Не читая, подписал всё. Уже в тюремной камере Торгау говорил:

— Эта компартия, Ваня, совсем не та, в которой я состоял до войны. Власть захватила банда изуверов и растоптала такие понятия, как доброта, совесть, честь. Страну ждёт страшное будущее. Но и беспределу наступит конец, убеждён в этом.

Яростного коммуниста Александра Комиссарова обвинили в нарушении воинской присяги, добровольной сдаче в плен. И даже в незаконной организации компартии в подполье, в изготовлении фальшивых партбилетов, что уставом запрещено. Трибунал приговорил «американца» Комиссарова к десяти годам исправительно-трудовых работ и к пяти годам поражения в правах с конфискацией имущества и лишением воинского звания. И главная вина в том, что своими глазами видал он американцев и англичан, знает, как живут они, и освобождён из плена не нами, а ими - а это отягчающее обстоятельство, тянет и на расстрел.

Через тюрьму Торгау прошли сотни тысяч невольников, они заполнили тысячи советских концентрационных лагерей, разбросанных по всей шестой части земного шара. Такого святая Русь за свою многовековую историю не знала. Не победителями, а узниками вернулись на Родину бойцы отрядов Сопротивления Франции, Италии, Бельгии, Норвегии, Польши, Чехословакии. Были среди осуждённых и наши военнопленные, освобождённые союзниками при открытии второго фронта в Западной Европе - те, кто добровольцами сражались в армиях союзников. Пушечное мясо больше не требовалось. Возвращались изменниками Родины, разоблачёнными врагами народа (как верно заметил Солженицын, у нас всякий арестованный с момента ареста и полностью разоблачён) и статья у всех одна - 58-16, и адрес общий: ГУЛАГ.

Если обратиться к истории мировых войн, много ли мы знаем изменников? Против Германии воевали Великобритания и США. Солдаты этих государств тоже были в плену. Но не было у них изменников, а у нас - миллионы. Может, дело в государственном устройстве? Правительства западных держав разрешили народу слать сыновьям-узникам письма, посылки, начисляли выслугу лет и даже зарплату. Не так было в свободной от ига капиталистов Стране Советов. Если даже на костылях солдат возвращался домой, всё равно проходил через сито военного трибунала.

 

Офицер последнюю пулю должен пустить себе в лоб, но врагу не сдаться. Не пожелал умереть от немецкой пули - умри от своей. Всех русских пленных, конечно же, упрятали в лагеря не за измену, а чтобы не рассказали правду о жизни в Европе, ибо там народы строили реальный социализм, заботясь о каждом человеке.

Но ведь всё, что творилось после войны, мы уже проходили в двадцатые и тридцатые годы. Так же мотались по ночам воронки, увозили ни в чём не повинных людей. А мы ходили с красными знамёнами, пели песни о счастливом завтра и делали вид, что всё у нас хорошо, всё в порядке. При всеобщем бездействии в Белоруссии уничтожили республиканское правительство, а нам - хорошо, мы видели в министрах «предателей», «польских шпионов», «диверсантов» и даже требовали жестоко покарать их. Никто не встал на защиту своих вождей, не вывел пикеты на площади и улицы Минска. А ведь человек не мог в одночасье стать подлецом, если не был им до этого. В конце концов, палачи из НКВД уничтожили лучших людей Белоруссии, тот тонкий слой интеллигенции, на котором держится жизнь и наше будущее. Имена убийц известны: Ягода, Ежов, Берия, Абакумов, Мерку лов... И это не полный ряд. Были свои Кузубовы, Орловы, Белогуровы... Им несть числа.

А какая у сотрудников следственных органов хищническая пасть! У каждого свой заглот. Понравившуюся вещь в акт не вносили, проглатывали. Так капитан Орлов умёл любимую мою вещь - фотоаппарат. Когда меня оправдали, среди ценных вещей не оказалось часов, тех самых швейцарских, золотых. Предложили пятнадцать рублей, как платят за металлолом. Объяснили: вот если бы в акте была указана марка и что они золотые и на ходу, тогда бы часы искали или купили подобные.

У русских военнопленных багаж хилый - камушки для зажигалки, сахарин, редко у кого головка швейной машинки. А вот у тех, кого освободили союзники, добра хватало. Успевших послужить в иностранных легионах, или в отрядах Сопротивления, или побывавших в Америке ценили особо. Их раздевали до нитки. Следователи старались не ради процветания государства, ради себя - отбирали навсегда, без возврата. На дележ награбленного, как вороньё, слетались и начальство, и подчинённые.