Масло: "Через дальняк!"

И Рита, и Карповна и все другие сестры рвались утром в столовую делить масло. Приносили его с кухни килограммовым куском вместе с сахаром и баландой. Дежурная сестра каждое утро сразу отрезала треть куска и откладывала в холодильник, затем граммов по пятьдесят отделяла санитарам - остальное ухитрялась разделить на 70-90 кусков больным. Получали вместо положенных 25 граммов по 6-8.

Обычно двое больных помогали раздавать пищу и мыли посуду. Одним из них был Геннадий Ефремов, инженер из Пензы, которого "посадила" жена явно по сговору с КГБ. Ефремов слушал заграничное радио на русском языке и делился информацией с сотрудниками. Жена, которая ему изменяла, использовала размолвку для развода, а чтоб завладеть имуществом - объявила мужа сумасшедшим, помешавшимся на "Голосе Америки" и опасным для общества. Милиция быстро оформила дело, но "по причине отсутствия состава преступления" передала свою жертву психиатрам.

Ефремов терпел кражу масла более месяца, но, поверив разглагольствованиям подвыпившего оперуполномоченного Эдуарда Тилк о его ненависти к любым нарушениям закона, однажды вечером рассказал ему об обычае сестер. С актерским пафосом Тилк возмутился и обещал принять меры. И принял. Вечером того же дня он возмущенно выговаривал Зеленееву:

- Альберт, как ты допустил такую сволочь работать в столовой! Ты должен его немедленно убрать. Он говорил мне о Моисеенковой.

Зеленеев вызвал медсестру Моисеенкову и строго предупредил ее, что если от больного Ефремова поступит еще хоть одна жалоба на кражу масла, то придется ей объявить выговор.

 

Лицемерная Тамара Моисеенкова сказала, что это ложь, "подумаешь: все берем по кусочку, мы же работаем!"

Зеленеев пошел смотреть одну из серий о Штирлице и был спокоен: завтра ему не будет докучать какой-то Ефремов.

Вечером Тамара накричала на Ефремова:

- Ты же, мерзавец; клевещешь!

Наивный Ефремов стал ей объяснять то, что она знала лучше него: кто и сколько берет.

- Нет, мальцы, я не могу с ним больше говорить, уведите его, разденьте, и в палату, - врач распорядился от работы его отстранить.

Но старшему санитару Моисеенкова прошептала: "через дальняк" "и... пока я не приду".

Ефремова повели в раздевалку. Он спрашивал у ребят: почему его отстраняют от работы. Никто не знал. Старший отозвал Мальцев и сказал: "Надо подмолодить!⁺". Вслед за этим один из них внезапно упал под ноги оставшемуся уже в одном нижнем белье Ефремову, тот не удержался и тоже упал.

- Ребята! - завопил санитар-провокатор: Чего вы смотрите?

И Ефремова начали бить ногами, приговаривая: "Ишь, ты, козел, на санитаров бросаешься". Его били минут пять, били кулаками, сапогами, били по лицу и по животу, норовили сапогами бить по бокам. Ефремов все понял и молчал. Вскоре он потерял сознание. Его облили из тазика грязной водой от мытья полов. Прибежала Тамара - и снова лицемерие:

 

 

- Ой, мальцы, что с ним? Плохо? Несите его в палату...

Вызвав дежурного врача, Моисеенкова доложила так:

- Он у нас в столовой, что-то почувствовал себя плохо. Я ему сказала: разденься и иди в палату. Стал раздеваться - потерял сознание, а потом - припадок агрессии. Санитары еле справились.

Врач-коммунист Николай Смирнов велел успокоить больного 6-ю кубиками сульфазина. Но Тамара шепнула ему, что больной спокоен сейчас, но без сознания. "Тогда аминазин, тоже шесть!"

Приказ был выполнен. Но после инъекции у больного появились признаки цианоза. Не на шутку уже встревоженная, Моисеенкова помчалась за кислородом и вызвала терапевта из районной больницы.

- Кто его так отделал? - осмотрев Ефремова, спросил врач: у него многочисленные переломы, синяки, кровоизлияния.

- Упал в туалете, - был ответ.

Вольный врач сообщил прокурору об избиении больного, повлекшем за собой тяжкие телесные повреждения. Дня через два следователь местной прокуратуры допросил Моисеенкову, врача и санитаров, которые были сразу же посажены в карцер.

Смысл показания допрошенных:

Врач - подтвердил свои наблюдения.

Моисеенкова: была в своем кабинете, когда вышла из сестринской, больной был сознания

 

 

помогала нести его в палату и вызвала врача.

 

Санитары: сестра велела проучить Ефремова, его всего раза два стукнули.

Начальник лагеря подписал постановление о шестимесячном содержании в карцере провинившихся санитаров.

Начальник больницы распорядился образовать комиссию по расследованию, из врачей. Председатель этой комиссии врач Юзеф Буть, однако, пришел к выводу, что раны, ушибы, перелом трех ребер, травматический нефрит - результат падения больного Ефремова на цементный пол в туалете. Падение произошло якобы вследствие острого психомоторного возбуждения. Тем временем следователь нажал на изолированных санитаров, и они отказались от первоначальных показаний. Дело было закрыто.

Ефремов провалялся, прикованный к постели, более трех месяцев. По приказу Зеленеева его усиленно "лечили" аминазином, чтоб не вздумал пожаловаться. На очередной комиссии профессор Елизавета Холодковская спросила Ефремова:

- Ну, вы что-нибудь поняли теперь?

- Да, - ответил Ефремов.

Этот ответ понравился профессору. Она сразу же выписала больного.

Так гладко окончилась эта история. Непонятно только, почему трое санитаров просидели в карцере по 6 месяцев, а Моисеенкова получила выговор - за что? Она даже была переведена в другое отделение - за что? И были у нее дни волнения, когда ее запугивал начальник, а она плакала... Почему? И еще она каждый раз вспыхивала и отводила взгляд, когда я смотрел ей прямо в глаза... Почему? А позже

 

уголовники во время бунта двоим из трех негодяев, изувечивших Ефремова, сломали позвоночники, бросив их о цементный пол; один из негодяев умер... За что? За что?

 

Ведь прокурор по надзору за местами лишения свободы /в ГУЛаге никто не обманывается насчет того, что Сычёвская спецбольница - "место лишения свободы"/ Бадейкин не обнаружил нарушения социалистической законности!