Лес рубят, щепки летят...
Эй, Вы! Вы верите в судьбу? В возмездие верите? Вы помните библейскую легенду об Иове? Я вам помогу вспомнить.
* * *
Я видел прострацию в уфимской тюрьме на пересылке. Русский солдат в английской форме, лет сорока, стоял во дворе и глядел в одну точку на бревно. Прогулка длилась минут двадцать, а он не менял позы. Потом его взяли за руки и повели в камеру. Было от чего впасть в такое состояние. Около трех лет он провел у немцев в лагерях, чудом выжил и, наконец, пошел домой, но не в свой дом, не к своей семье, а – в тюрьму! По-видимому, он размышлял о судьбе и возмездии.
* * *
Через пять лет я попал в такое же положение и “окосел”.
Четыре дня длилась прострация. Я размышлял о судьбе и возмездии.
* * *
– Гражданин начальник, разрешите поплакать над покойником. Ему легче будет и нам. У него где-то жена, дети, а кидают в яму, как собаку.
* * *
– Скажи, куда написать о тебе?
– Никуда.
– У тебя есть кто?
- Была жена и дети. Теперь не знаю, где они, а напоминать не стоит.
(Через полчаса умер.)
* * *
... Я посмотрел в окно. На земле сидит бывший майор, очень милый человек, с красивыми, добрыми глазами. Он уже побывал в психиатричке, парализован. Он сидит на земле и делает какие-то странные движения руками. Заметив, что я гляжу на него, улыбается своей милой улыбкой и задерживает движения.
* * *
Каждый барак имеет свое лицо и особые черты характера. В одном поставлена на высокую ногу живопись на боковинах земляного пола. Там каждый день трут кирпичи, готовят хлорку и выводят узоры на полу.
В другом бараке высоко ценится команда “внимание”. Там всегда подбираются голосистые старики, любящие команды. В третьем – дисциплина украшает жизнь поселения.
А в пятнадцатом бараке украшение – сумасшедшие. Этот барак именуется полустационаром. Там живут люди, которых невыгодно держать в больницах и нельзя держать среди здоровых.
Здесь эпилептики, паралитики, гипертоники, безногие, слепые и душевнобольные. Все живут вместе, но имеется кабина, куда запирают душевнобольных, когда они становятся буйными. Имеются и постоянные жители кабины. Их всего четыре человека: иранец – шпион, Митька – палач из гестапо, Лелька Каледа – студент медицинского факультета третьего курса и Сережка М. – неизвестного происхождения.
Нередко запирают в кабине двух наиболее интересных людей - КОСТЕЦКОГО ВАЛЕНТИНА ПАВЛОВИЧА, православного священника из-под Вильно, и сына раввина из какого-то местечка - АРОНА РАБИНОВИЧА.
Костецкий, Рабинович и Каледа – интеллигентные люди, много спорящие между собой а Костецкий и Каледа, кроме того, много пишут.
Костецкий на редкость обаятелен. Он добряк, веротерпим и умен. Он – поэт, всегда весел, всегда готов давать ответы на вопросы.
Рабинович зол, менее развит и совершенно противоположен Костецкому в вопросах веры. Он фанатик.
Вместо доброй, приветливой улыбки Костецкого на лице Рабиновича всегда разлита озлобленность и готовность дать отпор по всем вопросам веры. Он всегда молится громко, нараспев и часто плачет во время молитвы. И по внешнему виду Рабинович – такая же противоположность Костецкому. Костецкий обрил волосы, бороду и усы и похож на русского интеллигента, а у Рабиновича большая рыжая борода. Ему 37 лет, он здоров и силен. Глаза горят. Он всегда возбужден.
Так же и Лелька Каледа. Он отстаивает материализм и марксизм перед Костецким и Рабиновичем, всегда кипит и жестко нападает на религию, бога и реакцию.
* * *
Церетели вставал ночью и со свечой в руках отпевал своего спящего врага.
* * *
Слепой сектант, безбожник, перед смертью обходил и просил прощения у всех. Лег и умер. Земля пустила газы и забрала воду...
* * *
Следующее событие:
1. Костецкий принимает меня в свои секретари. Ганди Второй. Его смерть. Обещание Рабиновича расщепить атом и новая философия – парадоксия. Красов бьет меня. Карпов, буйный во время сна, подозревает, что мы ему подписали смертный приговор. Рабинович и Митько: уход.
– На свисток бежит, видно, милиционер. Иван Битков – главный психиатр.
“О” без “Я” – любопытная формула душевнобольного Костецкого. Его заявление начальнику:
– Я – основоположник новой системы парадоксов. Все в мире парадокс: Я - и Сталин.
Подпись: иерей православной церкви Костецкий, Ганди Второй. Он поверил в это “О” без “Я”. Это жизнь – бесконечность. Шар-бесконечность, а “О” есть абрис шара.
Человек и жизнь есть “Я”. Там, где нет “Я”, там остается жизнь травы, животных, но нет человека. Человек – не только жизнь, но уже существо, имеющее “Я”. Этим человек отличается от всего живого.
Все живое существует по своей необходимости, оно подчиняется законам биологии. Рыба, или лошадь, или птица, или пшеница живут, подчиняясь основному закону жизни: питание, рост, создание потомства. Только человек, помимо этих биологических. свойств, имеет еще нечто другое. У него есть свое Я, он входит в семью живого, но он также противопоставляет себя природе. Следовательно, ”Я” – отличительный признак человека. “О” без “Я” означает жизнь, но без человека. Существо, похожее на человека, но не имеющее “Я” - это обезьяна. Другой вывод, что материализм – обезьяноведение.
* * *
Ночью пришли мысли, что история пятнадцатого барака с его умалишенными богата материалом. То, что происходило в Палате №6 у Чехова, кажется бледными и малозаметным в сравнении с бараком №15. Понятно, что дело идет только о фактах, т.к. гений Чехова несравним.
* * *
Приходил Шапиро прощаться. Почти слепой, он освобожден и едет в Полтаву. Жена его оставила после ареста. Беспомощный, без средств и без зрения он поехал “на свободу”.
* * *
“На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой”. Красиво поют и любят ее. Какой думой был объят этот мыслитель? Почему она (песня) не воинственна, а грустна?
* * *
– На што скрыпка, колы вона пыщить, а толку мало.
Вот труба як загремить, то аж душа радуется, або в цымбалы забить.
– Ни, и скрыпка гарный струмэнт, тилько вона тихо грае. Вона слабже трубы, но вона тоже ничего.
* * *
– У меня вся кровь сожженная! – говорит один блатной, – не трогай меня, не давай мне срока, уйди от греха.
* * *
На дворе новосибирской пересылки. Роман красивой девушки с таким же юношей, а двор был забит четырьмя – пятью этапами. Они привыкли к этапам и не видели в них ничего отталкивающего.
* * *
Захар Иванович Коваленко – мой сосед по нарам. Мы спим рядом. Он из села Пшеничники возле Канева. Человек тихий, трудолюбивый, медлительный и добрый. Он мне много помогал. Его освободили по жалобе, которую я ему написал. Он не хотел, надеясь на актировку. Актировка провалилась, а по жалобе освобожден. Перед отъездом он совещался со мной. Ему должны вернуть конфискованное имущество.
– Требовать хату?
Оказывается, эту хату забрали еще в тридцатом году, когда его “раскулачивали”.
– Як пришлы нимцы, я забрав свою хату, починив ее и жил в ней: я же ее будовав – я и забрав. А як пришлы наши, опять хату забралы и посадили. Посоветовать: не искать хаты!
* * *
Неравенство и зависть.
Превосходство оскорбляет. Материальное превосходство угнетает. Зависть – первая ступень к борьбе.
Степень неравенства определяет силу зависти, а последняя определяет силу сопротивления, силу борьбы. Против неравенства всегда стояло, как символ веры, – равенство, и никогда оно не достигалось.
Знает ли человек, что он жив? Он это узнает при угрозе смерти. А до этого он живет, не думая о жизни, а занят своими делами: пашет, кует, любит, учит, изучает и т. д.
Индийские мыслители видели все зло в желании, а потому искали пути освободиться от желаний, но равенства не достигли. Они освободились от зависти.
* * *
Трагедия Дубровского ужасна! Он кончил срок и потерял речь. У него где-то сын и дочь. Дочь вышла замуж, и он не знает ее фамилии и адреса. А если бы знал, то не в состоянии написать или сказать. Он страшно, выразительно играет лицом и кричит: “Почему?” Но что это значит – никто не знает.
* * *
Пришел за бушлатом, чтобы не пропал (после моей смерти). А “умереть – умрет” – говорил помощник каптера обо мне.
* * *
Музыка встречает лучшие бригады, и подаются им машины в поле. Блатные выпалывают культурные растения и оставляют сорняки.
* * *
Санитарка била старика, укравшего морковь из свиного корыта.
* * *
Скрипченко: сегодня пустить в жензону такие-то бригады и по пять человек от таких-то бригад.
Женщины перелезают через забор в мужзону. Начальник надзора Кролик лезет за ними и угрожает стрелять.
* * *
– Дайте поплакать над трупом!
– Вы их знаете?
– Нет, но это были люди.
* * *
Презрение к жизни и презрение к смерти у нас.
* * *
Отдал концы, дуба дал, дубанул, сактирован.
* * *
В 1920 году на Украине в селе был Ревком. Председатель - страшенный матрос. Люди считали, что фамилия этого матроса - Ревко. Когда вызывали, говорили: “Иду до Ревка”.
После там опять был Ревком, но в нем был другой человек - Литвин, а вывеска опять же – Ревком. Люди испугались: “Опять Ревко вернулся”! Но смелые все же зашли и убедились, что там свой:
– Не бойтесь, Ревка нэма, это только стара вывеска его.
* * *
Наряду с самым враждебным и бесчеловечным отношением имеются явления, не частичные, а систематические, повторяющиеся...
* * *
В саду разгуливает человек. На щеке саркома – размером вдвое превышает голову человека. Рот искривлен и
покоится на шаре. Человек молчит, он ждет смерти, страшной смерти. Саркома его задушит! Какое у него дело?
* * *
Обер-Хвист – фамилия, но его зовут Оберсвист. Занятие его – собирает окурки по зоне.
Год назад его кто-то подбил написать заявление, что он невиновен. Ему написали. Теперь его освободили и посылают домой. Ему дали обходные, но он не знает, что с ними делать. Объяснили, а он не хочет. Вызвал начальник лагеря:
– Почему с обходным не ходите?
– А зачем он мне?
– На волю, домой пойдешь.
– А нельзя ли еще немного пожить тут? Табаку много, и. окурков много – самый урожай. А тут уезжай! И ехать некуда!
– Вы освобождены и должны ехать домой!
А Оберсвист начал просить:
- Дайте еще немного пожить!
Собиратель тряпок и коробок в восьмом отделении. Он в баню не ходил. Был мусорщиком на воле.
* * *
В лагере тупые, нелепые люди просвещаются: они сидят вместе с образованными людьми. Но большинство пришло тупыми и злобными, и ничего знать не хотят. Их презирают, называют “быдло”. Они враги всего разумного, прогрессивного, передового. Они дальше толщины сала (показывает пальцами) не идут.
Нелюбовь, порой враждебность “простых людей” к ученым, к людям знаний и нежелание знать. Толстой где-то говорит об этом, как о достоинстве русского человека. “Простой” человек хочет жить по-своему, т.е. брать от жизни все, что дается.
* * *
Ранее сдерживали мораль, церковь. Теперь нет. Зависть к человеку знания, боязнь его. Это оскорбительно – знание.
Каждый считает себя лучше, чем он есть, и не хочет снижения. “Ученый” снижает. Богатый – меньше. Можно отобрать богатство, а знания – нельзя. Там, где знания не связаны с лучшими условиями жизни, и “простой человек” там более культурный, там нет зависти.
Интеллигентный человек относится с презрением к этому “быдлу”. Им не доверяют. Может продать и предать, обмануть. Совместная жизнь этих двух категорий людей обостряет неприязнь.
* * *
“Ухарь-купец” – народная песня, а о врачах, которые спасали народ на холере, нет песен. В разнузданности купца, в его пьянстве и разгуле народ чувствует себя, а в интеллигенте чувствует врага.
“Ванька-ключник, злой разлучник - разлучил князя с женой”. Ай да Ванька, молодец! Отомстил барину! Полез в постель к княгине!
У купца можно отобрать его деньги, у князя можно отобрать жену и честь, а у ученого ничего отнять нельзя: знания при нем всегда, и он выше, и унижает окружающих своими знаниями.
* * *
– Мымра, воруешь ты, как артист. Никто с тобой не сравнится в этом, а прятать не умеешь, – говорит надзиратель молодому вору.
– Научусь, гражданин надзиратель, это дело не трудное!
– Учись, учись, а то с тобой много возни.
- Постараюсь, начальник!
“Мымру” судили каждые два-три месяца за кражу. Он воровал чаще, но ловили реже и судили тут же в производственной зоне. Приезжал суд, и в одной из комнат происходило заседание.
Последний раз Мымру судили за кражу на базисном складе. Он проник на склад и на саночках увез много добра. За это его судили и, как обычно, давали новый срок с
поглощением. Так у него постоянно было десять лет не разменяемых.
И на этот раз так было.
Суд удалился на совещание, а Мымра удалился в ларек и обокрал его на 900 рублей. Ларек закрыт. Дело было днем, а Мымра попадал в производственную зону крайне редко. Он и воспользовался случаем судебного заседания и обокрал ларек.
Суд объявил приговор, и Мымру отправили в подконвойную зону. Хватилась ларечница через два часа и подняла тревогу. Надзиратели сразу догадались: работа Мымры. Но, когда успел?
Два дня наблюдали за ним и, наконец, поймали с поличным. Никакого суда не было: стыдно разбирать такое дело во время судебного заседания.
* * *
Мисаил Владимирович Кирица, 71 год. Священник, в обвинительном заключении приложено вещественное доказательство - требник, переписанный рукой этого священника. Дали десять лет.
* * *
Один судья, Бойко, мальчик бойкий, неразвитый, но твердый и смелый, говорил:
– Я всегда даю десять лет, а что не так – пущай наверху разбирают!
* * *
Мне рассказывал Лазаренко из села Воздвиженки соседнего района, с которым сидел в Петропавловске, семидесятитрехлетний человек, неграмотный: “хлеб у нас дают только вострым”. “Вострый” – это остронуждающийся.
* * *
– Еще до революции, бывало, едешь на базар,
останавливаешься в станице у знакомого казака. Раз приезжаю, а старик-казак сидит на печи. Два губастых сына в лампасах сидят за столом и едят. Старуха-мать им подает. Казак с печи говорит старухе:
– Ты подай что-нибудь на стол, б..., видишь, угостить надо добрых людей!
Старуха добродушно улыбается, не обращая внимания на оскорбительное наименование.
Раза два старый казак обращался к своей супруге и называл ее б... Старуха ему ответила незлобиво:
– Что ты все б.... и б..., Степанович! И не надоест тебе.
– Да ты честная была, когда за меня пошла?
– Честная.
– Врешь, б..., ты до меня опробовала, и я знаю, кому подвернула!
– Ничего не знаешь, а говоришь только, чтобы сказать.
– Нет, я знаю, я помню, какая ты была! Ничего ты не помнишь, ты пьяный был и как бревно храпел до утра.
Дальше записывать неудобно. Они коснулись таких подробностей той ночи, которые можешь найти только у Казановы или Рабле, только – в азиатском издании. Вмешался старший сын:
– Замолчите, старые б..., постыдитесь чужих людей, а то возьму нагайку и обоих успокою.
* * *
“Питекантроп – обезьяночеловек, неандерталец, кроманьонец...” Книжка М. Ф. Нестурха,1950 год. Я извлек одно хорошее суждение, что и в наше время, через миллионы лет, человек, имеющий все формы и строения хомо сапиенса, недалеко стоит в своей мыслительной способности от кроманьонца, а некоторые и от питекантропа. Не этим ли объясняется много исторических явлений, что небольшое количество передовых людей своего времени ведут питекантропов, кроманьонцев куда хотят?
Запросы многих недалеко ушли от запросов людей ледникового периода.
* * *
Презрение к смерти – не бояться ее угрозы, но презрение к мертвым? Свои же ограбили трупы своих солдат, которых за день до этого кормили и заботились, о них.
Факты: немцы возмутились тем, что ограбили трупы советских солдат в советском селе. Жадность? Или – смерть – ничто, можно и умереть тоже бездумно, как и живется.
Печорин видел Грушницкого в бою. Он шел в атаку с закрытыми глазами: "Это – не русская храбрость, – думает Печорин. - Надо глядеть смерти в глаза, не морщась и не боясь."
Не бояться смерти можно при глубокой вере в загробный мир, а тут что-то другое. Тут жизнь не привязывается, и смерть не страшит.
* * *
Страшная история Мирошниченко – он расстрелял 48 коммунистов за то, что они не эвакуировались!
* * *
СПРАВКА
“Дана Гурковским Сельсоветом гр-ке Зык Анне Даниловне, г.р.1897 в том, что она действительно нуждается в помощи своего сына Зыка Степана Николаевича, т.к. дров нет, сена нет, ограда разрушена, крыша избы течет. Требуется ремонт. Она не имеет возможности отремонтироваться. Справка выдана для предъявления, что и удостоверяется. Пред. Юрченко. Секр. – Гуркова. Колхоз им. Суворова, справка выдана на предмет подательства сына”.
* * *
Ему лет 35. Четыре раза проходил фронт от немцев к нам. Кончил особые краткосрочные курсы у немцев, а потом – годичные, как способный и преданный человек.
Он рассказывал самые омерзительные вещи о своей жизни и работе. Его немецкие хозяева были не менее грязны,
чем он. Наконец, он попался. Приговорили к повешению, потом заменили двадцатью пятью годами. Я присматривался к нему. Раз спросил:
– Какой силы была Ваша ненависть, что Вы так жестоко отвернулись от страны и народа?
– Я? Да я люблю советскую власть! Я – комсомолец и кандидат партии. Я – советский человек рабоче-крестьянского происхождения.
На мой вопрос, как это совместилось, он ответил:
– По бессознательности.
Я понял, что этот тип был и остался негодяем, грязной тварью.
Второй гад встретил меня. Ему один мой знакомый писал заявление. Он повесил несколько советских людей на службе немецкой жандармерии.
- Темный был, по бессознательности.
Сегодня оба освобождаются по амнистии. А Соколов, Шапиро и другие сидят. Знал, кого вешать!
* * *
Частушка на вечеринке. Пела Варя, красиво размахивая платочком. Она была пьяна.
- Бригадира я любила,
Председателю дала,
В поле не работала,
Стахановкой была.
На вечеринке был секретарь комсомола района и другие. Эти частушки не вызывали осуждения.
* * *
В Явленке я был чужим. Ничто не могло связать с населением. Я им неприятен своим, как им казалось, превосходством.
Партийцы невежественны и надуты, настоящие столбовые. Остальная публика живет в грязи, скудности и очень довольна.
Некоторые не хотят переехать в Петропавловск, покидать родное село. Я был бы счастлив, если бы удрал оттуда. Даже арест и лагерь не смущают.