СМЕРТЬ СТАЛИНА

Из дневника

 

Незабываемая весна 1953 года!

Не радость пашни и сева, не радость вольного труда!

Свершилось чудо!

 

Замки были сняты с бараков, и мы увидели восход солнца!

 

Незабываемая весна 1953 года!

В начале марта зэки заметили какое-то смятение среди охраны и начальства. Все насторожились в ожидании неведомых событий.

И вот однажды, когда обитатели полустационара готовились к вечерней поверке и ко сну, в полутемный барак вошла группа начальников. Принесли свет в фонарях. Зэки стояли у нар, а один из начальников начал торжественно-печально читать газету с траурной каймой. С первых же слов все стало ясно:

Величайший и гениальнейший человек окончил свой жизненный путь, так же, как все простые смертные.

Зэки с клеймами вместо имен, заклейменные люди, давно уже переставшие реагировать на многое, взволновались. У кого-то задрожали колени. Оживились глаза, в них засветилась надежда. Всему бывает конец и – даже ”ВЕЛИЧАЙШИМ”! Начальство стояло с похоронными лицами. Чтение газеты окончилось. Пауза. Пауза затянулась и стала вызывающей.

Вдруг раздался робкий голос из рядов зэков:

– Можно сказать?

Вперед протиснулся жалкий, ободранный душевнобольной Лелька Каледа. Тихим надтреснутым голосом Лелька начал выступление:

– Ото всех зэков и бараков просим послать в Москву соболезнование... по поводу... по поводу смерти...

Дрожащий голос оратора сорвался и умолк. Опять наступило молчание. В передних рядах зэки опустили глаза, чтобы не выдать свои чувства, а задние ряды внутренне ликовали. Ошеломленное начальство, видимо, не знало, что делать.

– Марш на место!

Нелепость выступления лагерника поняли все. Начальство – не сразу.

Зэки вызывающе молчали.

Унесли свет, и ушло начальство.

Зэки сидели, лежали на нарах, надвигали шапки на лица, тряслись от смеха над выходкой Лельки, еще не смели выражать свою радость. Никто не спал.

На другой день в барак протянули провод и установили

 

радио. Зэки должны были ощущать ЕГО величие, даже после смерти. Взволнованные, они столпились у рупора, внимательно вслушиваясь в речи над гробом.

Внезапно в барак вошли дежурные охранники и заорали:

– Встать всем, контра! Шапки снять!

Не сговариваясь, все уселись на нары, демонстративно напялили на головы свои разноперые шапки.

– Встать! Встать, контра!

Впервые зэки не подчинились.

С этого момента началось падение режима в спецлагере.

Клейма сняли, как и замки с бараков.

Так началось...

 

* * *

 

Берия и его ближайшие помощники были расстреляны. Начальство в растерянности. Постепенно отпадало то одно, то другое. Кое-где стали снимать решетки. Потом пришел приказ снять номера. Улучшилось питание. Вместо двух кратких писем в год разрешили писать неограниченно.

Михаил Давыдович словно вновь обрел своих близких: жену, дочерей, внуков. Он живет письмами. Позднее он назовет это время “медовым месяцем переписки”.

 

* * *