Часть IV

Ностальгия

 

В 1990 году я, верная своему детскому слову, данному по пути из Сибирской ссылки, вернуться снова в эти края, поехала на ст. Мариинск Кемеровской области.

Было это так. Написала письмо на станцию Мариинск на имя начальника вокзала с просьбой сообщить, есть ли возможность добраться до пос. Центральный рудник. Начальником оказалась молодая женщина Гридаева Валентина Алексеевна. Я привожу два ее письма, из которых станет ясно — что это за человек.

Уважаемая Антонина Николаевна!

С большим уважением отношусь к репрессированным и их семьям. В годы сталинизма вы были подвергнуты гонениям и нечеловеческому унижению. Поэтому понятно ваше желание поклониться страданию и терпению тысяч людей, живших и работавших в ссылке.

На Вашу просьбу отвечаю. Из Мариинска ходит автобус Мариинск-Тисуль в шесть часов сорок минут (местное время), в поселок Тисуль прибывает в восемь часов двадцать минут, а в девять часов 00 из Тисуля отходит автобус до поселка Центральный.

Антонина Николаевна, вы сообщите нам, когда будете ехать, нам бы очень хотелось с Вами познакомиться, выслушать вашу исповедь о том печальном времени.

С уважением,

Начальник вокзала станции Мариинск

Гридаева Валентина Алексеевна

29.03.1989.

Уважаемая Антонина Николаевна!

Ждем Вас в середине июля в Мариинске, как только решите вопросы с поездкой, дайте телеграмму, чтобы мы встретили.

Конечно, у нас здесь нет того, что в Ленинграде, но самое необходимое есть, так что, милая женщина, ничего не надо, тем более Вам ехать в такую длинную дорогу. Я в начале июня поеду в Волгоград в отпуск, там живет моя сестра и мама.

Антонина Николаевна, может я потому приняла близко к сердцу Ваши беды, связанные с репрессией, что я, учась в Ростове-на-Дону, должна была ехать в далекую, чужую Сибирь после окончания института и тоже чувствовала себя сосланной, конечно, это никак не сравнить с Вашими муками, просто немножко более чем кто-либо вас понимаю.

Теперь у меня в Мариинске семья: муж и две девочки (восемь лет и два годика). Я немного привыкла и к зиме и к холодному лету, но ежегодно еду на Запад провести отпуск в родных местах. Ждем Вас.

С уважением Гридаева.

 

После таких писем сам Бог велел ехать. 5 августа 1990 года, то есть через 60 лет после отбывания срока, я снова поехала в Сибирь, теперь уже по неясному зову сердца. Поезд № 104 Ленинград - Иркутск был сформирован 1 июля, пересадки делать не надо было. Зато и удобств никаких не было. В вагонах грязно, кипятка нет и проводника нет. Едем целый день, двери вагона не открываются, выхода нет. К утру послышался ропот, стали искать где проводник, где кипяченая вода (свои термоса опустели). В нашем вагоне оказался парень Коля, из Иркутска, который работает проводником, а сейчас как пассажир возвращается домой. Профессиональная гордость заставила проявить активность. Открывает он слу-

 

жебное купе (у него был свой ключ), а там два проводника мертвецки пьяные спят. И начал Коля за них работать: на остановках открывал двери вагона и люди могли выйти подышать только воздухом (купить съестного нигде ничего не удавалось), кипятил воду, даже стаканы казенные предлагал. Пассажиры быстро приспособились к неудобствам и устраняли их сами, уборку делали сами и ехали, не роптали.

И вот в соседнем вагоне я слышу финскую речь. Вот, думаю, попали финны в советский «комфорт». Стыдно, обидно за великую страну. Стала к ним приглядываться, смотрю — едят без хлеба, я возьми да и предложи им хлеба. Они поблагодарили, взяли. Познакомились поближе. Оказывается, едут их четыре человека, двое из Финляндии священники едут в Иркутск на место ссылки финнов в годы репрессий, и два человека наших, советских финна - переводчики. Я в свою очередь рассказала им о цели своей поездки. Растрогались они и подарили кипу религиозной литературы: библию, детскую библию, много брошюр на библейские темы. Для меня это был дорогой и желанный подарок, потому что кроме маминого Евангелия в руках ничего не держала. Вопросы религии меня весьма интересовали.

Наконец, мы подъезжаем к станции Мариинск. Мои соседи по вагону, финны, приготовились меня проводить и это оказалось кстати, так как поезд наш остановился на пути, где не было платформы. Спустились из вагона, стоим, ждем. Вижу по направлению к нам идет молодая, красивая, стройная женщина. Она сразу подходит ко мне со словами: «Антонина Николаевна, наконец-то Вы приехали, как я рада», — обнимает, целует меня. У финнов вытянулись физиономии, но один из них снимает эту сцену на кинопленку. Переводчик уточняет у меня - ведь вы говорили, что незнакомы, а встречаетесь как родные,

 

наши гости не понимают. «А я не понимаю, если бы это было иначе», — потом пошутила: «Вот это и есть загадка русской души».

Галантно раскланявшись они стали подниматься в вагон, а мы двинулись к вокзалу, где нас ждал ее муж Миша с машиной, хотя ехать было очень близко, ведь живут они на Вокзальной улице. А далее все было типично по-русски: стол с угощением, пришли родители Миши, их друзья, соседи. Много теплых, сердечных слов было сказано в мой адрес и одновременно выяснилось, что почти у всех в родне есть репрессированные.

Валя (так она просила называть себя) поведала о печальной участи своего дяди, со всей семьей высланного в Казахстан, где их высадили в степи и оставили на вымирание.

Поездку в Центральный Рудник назначили на шесть часов утра, а по нашему это два часа ночи. Такое было состояние души, такое волнение сердца, что я не чувствовала этого разрыва и утром была бодрая. Ехать предстояло нам 200 километров на юг от станции Мариинск. Машина новая, Миша водитель классный, погрузились мы быстро, предусмотрев питание, питье, и двинулись в путь. Жадно смотрю по сторонам, жду когда начнется та памятная мне тайга, а ее все нет и нет, кругом, куда достанет глаз - леса вообще нет, а только высокая трава и редкие, хилые, единичные березы. Стала тревожиться - туда ли мы едем, где тайга. А мои любезные хозяева отвечают, что тайги давно нет, они о ней только слышали от стариков. Защемило сердце — столько леса загубить и оставить чистое поле. Спрашиваю — увижу ли я хоть один кедр. Ответили, что может где и встретим. Не ожидала я, что такое увижу.

Проезжаем населенные пункты: поселок Первомайский, Усть-Серта (река Серта впадает в этом месте в реку Кию), Курск-Смоленска, Ти-

 

суль. Последний расположен у подножия высоких гор, окружающих поселок со всех сторон. Горы стоят тоже без леса, только на самых вершинах виднеются деревья. Сделали мы здесь остановку, зашли в магазины, в которых был еще товар, что меня удивило, потому что у нас в это время полки магазинов (продуктовых и промтоварных) были пусты. Далее проехали мы поселок Комсомольск (построен в 1938 году), Макарич, Натальевка и, наконец, Центральный рудник. Здесь горы были без леса только у самого основания, а выше покрыты деревьями. И как мне показалось, драга стоит на том же месте, что и в 1930 году. Драга - это сооружение, сделанное из бревен и издали напоминающее каркас большого, двухъярусного сарая, что предназначается для добычи золота. 60 лет прошло, а золото здесь не вывелось, ведут добычу. Вот край! Вышли мы, огляделись. Моя цель - попасть в поселок Шал-тырь, что в двенадцати километрах отсюда, а как туда добраться, Миша не знает. С этим вопросом я обратилась к идущей женщине, а услышав ее ответ, загрустила. Поселка нашего нет, зону закрыли четыре года тому назад (наверное, тайги тоже нет), дорога заросла. «Мой племянник прошлый год ездил на мотоцикле, еле пробрался, говорил бараки сгнили, развалились». «Вы местная?» - спрашиваю я. И слышу гордый ответ: «Я кулацкая дочка, сюда выслали в 1930 году, а родина моя под Барнаулом». Я была поражена, оказывается, можно гордиться тем, что ты дочь кулака, а я всю жизнь скрывала - дрожала. И то правда, дальше этого места не зашлют, да здесь уже не скроешь. Тогда я первый раз в жизни громко произнесла: «Я тоже кулацкая дочка, и отбывала ссылку в поселке Шалтырь». Захотелось узнать о тех, с кем были вместе в ссылке и пошла я в комендатуру, сохранившуюся до сих пор(!). Сидит молодой мужчина, физически хорошо раз-

 

вит, с быстрым пронзительным взглядом. Спросила я о некоторых ссыльных, фамилии которых помнила. Он четко мне ответил, что таких нет. Усомнившись в его ответе, я попросила посмотреть по документам, на что он мне доложил (именно доложил, четко, быстро, по-военному). «В поселке Центральный рудник на сегодняшний день проживает 1427 человек, которых я знаю всех не только в лицо, но и всю их жизнь. Вот Вы спросили о Мироне Устинове — такого нет. Есть Сергей Устинов 1956 года рождения, дважды судим, сейчас отбывает второй срок, получил четыре года. Спецпереселенцам в 1947 году разрешено было вернуться на родину, зона в поселке Шалтырь закрыта четыре года тому назад, проезда нет».

Все понятно, походили мы по магазинам, в которых было полно товаров, кое-что купили, в частности зажигалку для газа на электробатарейках, которая служит мне до сих пор. Спустилась я к реке Шалтырь, помылась в ее воде, мысленно просила воду передать нашему поселку, что я здесь, приехала, выполнила свое слово, набрала в мешочек песку, чтобы положить на могилу мамы и поехали мы обратно.

Поскольку в 1934 году мы возвращались не со станции Мариинск, а со станции Тяжин, то мы и поехали в этом направлении. Я хорошо помнила вокзал на станции Тяжин, ведь мы больше суток ожидали поезда, помнила платформу и то место вагона, куда мы сели без билета. Подъехали к вокзалу и я несказанно обрадовалась — все было без изменений. Вышла я из вокзала и пошла тем же путем, как тогда, в темный, зимний вечер декабря 1934 года. Дошла до платформы, повернула направо, закрыла глаза и пошла, вспоминая то расстояние, которое мы прошли тогда и остановилась. Валя издали наблюдает за мной. «Вот здесь мы садились тогда». «Вы ошиблись, здесь

 

останавливается мягкий вагон», - говорит Валя. «Так мы и попали в мягкий вагон!» И рассказала я ей как нам удалось все же уехать с этой станции, даже без билета.

Когда мы ехали от станции Тяжин до Мариин-ска, то Миша, вдруг, резко затормозил и, показывая рукой в сторону, сказал: «Вот кедр молоденький, вы хотели его увидеть». Побежали мы с Валей к нему, обняли, постояли. Сорвала я ветку и привезла домой.

Обратный путь в Ленинград был без особых приключений. По возвращении сразу пошла в свой Институт физиологии им. И.П. Павлова АН СССР, где я состояла на партийном учете и подала заявление о выходе из рядов КПСС. Доконала меня загубленная тайга.

В этом же 1990 году я была принята в Общество "Мемориал", предъявив документы, подтверждающие факт политической репрессии моих родителей. Поскольку мой отец отбывал срок на Соловках, то меня пригласили поехать туда на дни памяти, которые проходят ежегодно, начиная с 1989 года.

В 1991 году в первых числах июня в составе группы нашего города я поехала на Соловецкие острова. Это была удивительная поездка! Проделала путь отца в неволю, видела своими глазами те камни, мох, на которых ссыльные под открытым небом ждали баржу иногда неделями, чтобы плыть на острова, видела столбы с остатками ржавой колючей проволоки, которую мы разламывали на кусочки и брали на память. Мы-то плыли в комфортабельном катере и любовались необыкновенной красотой Белого моря. Нако-

 

нец, мы подходим к Соловкам и какая замечательной красоты панорама открылась перед нами - знаменитый Соловецкий монастырь, основанный на пустынных берегах в первой половине XV столетия монахами-переселенцами. Сейчас много можно прочитать о Соловках, о его оригинальной архитектуре крепостных стен, Успенского (1552-1557), Преображенского (1558-1566) соборов, о быте и жизни монахов, о ведущей роли монастыря в истории и культуре государства. Мне посчастливилось узнать о жизни монастыря по воспоминаниям Епископа Евдокима, опубликованных в 1905 году в журнале «Отдых христианина» под заглавием «Страничка из дневника паломника».

Я понимала, что не увижу того, что было, понимала, что должно мало остаться от прежнего, но что оказалось на самом деле - превосходит любое мрачное предположение. Уметь так разрушить, изгадить, уничтожить, могли только те, кто железным кулаком загонял нас в светлое будущее на протяжении 70 лет. Морально тяжело было в эти дни памяти, но очень интересно. Среди приехавших трое, бывшие заключенные, делились своими воспоминаниями. Если бы я не видела своими глазами этих людей, не слышала своими ушами их рассказы, то поверить невозможно. Приведу только один пример.

Выступает Николай Николаевич и рассказывает, за что он получил срок и попал на Соловки. Послушайте! «Я родился и жил в Москве. Мать -врач, отец - инженер. В 1930 году мне было пятнадцать лет, был голод, постоянно хотелось есть. Однажды мы, трое друзей мальчишек, стали мечтать о шапке-невидимке, благодаря которой можно незаметно войти в булочную, взять батон и пр. А я сказал, что пошел бы в Кремлевский буфет и набрал бы вкусных бутербродов на всех. И за это я получил срок. На суде мне объяснили, что раз у меня возникла мысль о Кремле, значит

 

я был участником заговора с целью убить Сталина». Ну, не могу я писать такой шизофренический бред!!! А это была правда нашей жизни.

Да, Дни памяти на Соловках - событие в моей жизни огромное, и я благодарна Судьбе, подарившей мне их. Привезла горсть земли с Солов-ков на могилу моего отца.

В 1993 году я снова побывала на Днях памяти, увидела небольшие изменения в лучшую сторону — шли службы в Надвратной церкви, появились первые монахи, послушники. Настоятелем монастыря был отец Иосиф. Ходила на литургию, исповедовалась, причастилась. Подала вечное поминание на отца, мать и свекровь. Мечтаю побывать еще раз, если позволит здоровье.