Бежица. Юрий

 

Потом в двадцать первом году нас отослали под Брянск. Бежица. Людиново. Юрий Кутьин был там председатель губагитпропа. До этого он был сперва секретарь уездного Наркомобраза, потом областного, потом секретарь губкома. В Жиздре, когда он был областным секретарем, они все жили, у них были куры, поросенок.

Жила я с Суреном, а по районам всюду мы с ним, с Юрием, ездили. Там тогда страшно против советской власти все были, мы ездили агитировать. Вот приезжаем, устраиваем митинг. Юрий говорит, но он картавит.

Они кричат: - Чего тут нас этот бердичевский казак будет уговаривать, картавит, ничего не понятно, что он говорит, пусть нам эта русская женщина расскажет.

А то что мы, мол, жида будем слушать.

Я тогда начинаю говорить и говорю: - Во-первых, он никакой не еврей, а он русский, а во-вторых, пора вам бросить эти все глупости, все нации равны и едины.

Потом мы сидим в избе, и нас предупредили, что вас в лесу стрелять будут. А что делать? пятьдесят километров до станции все равно ехать надо. Так и было, на речке у спуска в лесу стали стрелять, но мы проскочили.

В другой раз волки за нами погнались. Зима, сугробы огромные, мы сидим в телеге, в ней постелено сено, солома. Мы стали эту солому в жгуты собирать, зажигали и бросали, они отставали на время. А лошади так несли! Они, волки, первым делом вперед забегают и на лошадей! горло им перегрызают, а потом на людей.

 

В Бежице потом было кулацкое восстание, Юрия посылали его усмирять. Потом его в Севск послали, там совсем страшно было. Сначала секрета-

м был Глеб Вавилов. Вообще все были там против коммунистов, они там пьянствовали, безобразно себя вели, кого-то снимали, кого-то мы должны были поддерживать. Вот так же мы поддерживали Вавилова. Но потом они все равно его сняли на перевыборах, но наши не хотели местного и прислали Бумажного. Он днем работал, а ночью читал Маркса, и представь себе, сошел с ума, то ли предрасположен был, то ли от этого. Я потом была у них в Москве, он сидел в дальней комнате, просто сидел и смотрел, такое тупое состояние. Жене сказали, что он неизлечим - если бы он был агрессивен, а то тихое помешательство.

Потом был Соколов, у него была очень хорошая жена, еврейка Фрида, она заболела, саркома мозга, и умерла. Он женился на другой женщине-враче, она потом приходила ко мне за его посмертной реабилитацией и рассказала, что она воспитывала сына Фриды, любила его как своего, потому что своих не было, но в девятнадцать лет у мальчика оказалась такая же саркома мозга, и он умер тяжело.

Оттуда же из Жиздры Петр Захаров и Сергей Борисов. Сергей был нарком собеса. Когда его арестовали, Таня приходила к нам, а Юрий сдрейфовал и говорил: - Зачем она ходит к нам? мужа арестовали.

Я говорю: - Юрий, стыдись, нельзя отказываться от друзей.

Когда меня арестовали, они сошлись на короткое время, а потом он польстился на Марию, молодостью она взяла. А когда была Таня, она последний кусок вам, детям, тащила. Я говорила потом ему: - Зачем ты оттолкнул Таню, дети были бы как у Христа за пазухой.

Потом, когда я вернулась в сорок шестом, она умерла почти что у меня на глазах. Она была директор трикотажной фабрики, болела, а с фабрики позвонили, что без ее подписи банк зарплату не выдает, и она поехала. Вернулась обратно, села к плите, руки протянула - что-то я озябла. И руки свалились, челюсть отвисла, и струйка крови.

Я в это время как раз к ней пришла и звоню, звоню, никто не открывает. Это было невозможно, ее мать всегда была дома и соседи, квартира общая. Наконец, открыла соседка и говорит, Татьяна Михайловна только что умерла. Была суббота и должен был приехать Сергей, он где-то всю неделю под Подольском жил, так как ему, так же, как мне, нельзя было в Москве жить.

Я пошла встретить его, предупредить, потому что ее уже на стол положили. Дождалась его и начинаю что-то говорить, что Таня в больнице.

- В какой?

Потом вырвался от меня и бегом в дом.

Таня рассказывала, как тяжело ей было работать. Что бы ни понадобилось для фабрики - краски, нитки - наряды есть, ничего не получишь без

 

взятки. Мы, говорит, с моим бухгалтером вот как крутим, чтобы на это деньги найти, рано или поздно нас посадят. Она пыталась один раз рассказать это в райкоме. Секретарь посмотрел на нее холодно и сказал: - Если вы не можете работать, не работайте, а мне все это нечего рассказывать.

Она говорила: - У меня только два пути: в тюрьму или в могилу.

Сергей умер, когда Юрий еще жив был, он попал под электричку в Кратово, плохо слышал. Была у него дамочка, кажется, Юрий тоже за ней приударял, Сергей сам мне рассказывал.

Я спросила: - А ты как на это?

- Да пусть, - говорит.