Этап, тридцать восьмой год

 

В дороге давали ржавую селедку и хлеб наполненный тараканьими яйцами, который есть было невозможно.

На одной станции мимо вагона идет начальник поезда, он был страшный пижон, желтые краги и стек. Идет, стеком по своим крагам пощелкивает.

Одна женщина, которая лежала на верхних нарах, говорит ему:

- Посмотрите, каким хлебом нас кормят!

И кинула ему пайку, и сейчас же, не сговариваясь, все протянули ей свои пайки, и все - трах, трах - упали прямо к его ногам. Он, конечно, не нагнулся смотреть, а как заорет:

- Ах бляди, туда их и туда!

Страшный матерщинник, знал ведь, что не блатнячек везет, а политических. И так ругался.

- На три дня на хлеб и воду!

Да и про хлеб он знал - из списанной муки его делали. И вот три дня воды не дают, а до этого ведь ели селедку, пить хочется, жажда мучит. Около Биробиджана пошел дождь, мы свои кружки выставили, с крыши течет черная вода, нам уже все равно. В кружки капает, покапает - выпьем, снова ставим. Пока состав шел, не было видно, а на станции они заметили.

- Убрать! - кричат.

Мы не убрали, они палить из винтовок начали - пули летят в окошко, все с нар соскочили, на пол попадали.

За эту дорогу двое в теплушке умерли, старушки, может и не старушки, а просто постарше, мне так казалось.

И как-то раз не то простудились, не то заболели, врач приходила и всем одинаковые порошки стала давать. Я тоже два взяла. Бумагу с них развернула, у одной женщины в шве был графит зашит, и я маленькими муравьиными буковками письмо маме написала, сложила треугольничек и адрес надписала на Короленко.

Один раз на станции вижу, женщина идет с мальчиком через пути. А конвойные так ходили - туда, обратно, другой - обратно, сюда. Как раз повернулись и к концам пошли. Я подождала, когда она подойдет, и глазами ей показываю и шепчу. Она услышала, подошла ближе, я ей к ногам конвертик этот крошечный, его к хлебному шарику прилепила, чтоб падал лучше - он прямо к ее ногам упал. Она кивнула мне, поняла, мол, нагнулась чулок поправить и взяла бумажку, опять кивнула, глазами только, и пошла с мальчиком.

Мама письмо это получила, оно было в конверт положено и дошло. Ну что там уместилось: "Мама, я жива, везут на Колыму, когда смогу, напишу". Потом еще один раз так же на другой бумажке написала - и тоже дошло.

А почему не папе ты писала?

Не хотела его компрометировать, боялась.