Дуся

 

Дуся была из Калача. Евдокия Николаевна Трунина. До войны она вышла замуж за вдовца с четырьмя детьми. Они ее очень любили, называли мама и наша цыганочка. Он был казак. Из казаков. И ее взяли как из семьи врага народа.

Разве ж она была черная?

Да. Это уж она потом стала светлая, седая. А то была черная. Косы, веселая, живая.

Мы познакомились так. Я была на Армани на рыбных промыслах. Там их много, промыслов вокруг. Заболела. Белковое отравление. Все там болели, набрасывались с голодухи на рыбу, организм истощенный, отравление. У меня особенно тяжело протекало, температура под сорок, теряла сознание. Помню, я открыла глаза, надо мною стоят мужчина и женщина. Мужчина - врач, Леонид Васильевич Кравчинский, а женщина - Дуся.

И говорят: - Вы можете подняться?

Я говорю: - Попробую. Постараюсь.

Они меня повели на свой медицинский пункт, при нем вроде стационара, кроватей пять-шесть. Там я одна была. А волосы у меня все слиплись от морской воды и рыбьей чешуи и соли.

Дуся говорит: - Давайте я вам голову вымою.

-    Как же вы вымоете, я головы не держу?

-    Ничего, я сумею.

Принесла клеенки, таз, голову свесила, вот так и помыла.

А потом нас всех в Магадан обратно отправили. Сезон кончился, скопилось нас в Армани женщин человек сто пятьдесят, что с нами там делать. Я раньше работала в котельной, и'начальник очень меня любил и уважал. Я попросила ему дать знать, и он затребовал меня опять в котельную.

А Дусю отправили в прислуги к местному начальству. Кто из семей врагов народа, тех часто в прислуги определяли. Ее хозяйка прослышала, что я ляховки хорошо вышиваю. Дуся как-то принесла мне блузку - нет, пожалуй, платье вышивать. Это очень трудная, кропотливая работа, из этой же ткани - вспоминается мне, зеленое полотно, вроде - выдергивать нит-

 

ки и вышивать. Сговорились за банку масла, а Дуся стала приносить мне кое-что из еды, все же она там всем этим в доме занималась.

Я их с Леонидом Васильевичем все отблагодарить хотела. Когда я выздоровела, меня на картошку послали. Я покрупнее за пазуху спрячу и к заборчику под кусты отношу, а Дусе говорила, чтобы они там брали, что там всегда для них будет.

Потом Дуся с хозяевами поругалась. Видно, уж такие были, потому что Дуся с кем хочешь уживется, будет стараться, всю душу вложит. И ее взяли обратно в лагерь, а ей уже немного до срока осталось. Это был год сорок пятый. И я написала записку Ивану Ивановичу Авику, он работал в Четвертых гаражах, чтобы он дал Дусе какую-то легкую работу. Можно ведь машины мыть. А он дал ей совсем уж легкое, работа не бей лежачего, краны какие-то открывать и закрывать. И он стал мне через нее записки писать и спрашивает, что это, мол, за женщина?

А он очень меня любил, и я ему пишу, что вот, мол, Дуся - прекрасная женщина, и красавица, и ты все чувства свои перенеси на нее. И она меня спрашивает, я ей тоже говорю - обрати внимание на Ивана, он прекрасной души человек. Так я их и сосватала. Дуся скоро освободилась. И они стали жить в его квартирке. Зовут все. Приди к нам, ты нас сосватала, приди, посмотри как мы живем.

Но к ним надо идти по мосту через Магаданку, это опасно. Заключенным нельзя ходить. Как узнают!!

А как не узнать? Серый бушлат, серая юбка, синий байковый платок. По одному бушлату и то узнают. Да и так меня все охранники уже в лицо знали, все же восемь лет я там была.

Они говорят: - Ты по главному мосту не иди, иди по рудному, по нему только руду возят, люди почти не ходят.

Я пошла. Они обед сделали. Чего там только не было! и пироги Дуся испекла, и все другое. Обратно меня Иван собрался провожать.

Дуся говорит: - Не надо. Так опасней. Одному человеку незаметней пройти.

Ну все сошло хорошо.

Дуся потом стала работать заведующей ателье. И по неопытности приняла без проверки. А потом приехала комиссия и оказалась недостача на сорок тысяч рублей - это старыми, и ее хотели отдать под суд. Вот тогда она и поняла, какой прекрасный человек Иван, у него были сбережения, и он все их отдал, заплатил за нее, и тогда дело закрыли, суда не было. Дуся пришла ко мне и сказала: - Да, ты правильно говорила про Ивана, что он прекрасный человек.

Ведь они еще были женаты только два-три месяца.