Уход из ЦК

Когда я работала над процессами и над убийством Кирова, за мной была слежка. Ведь в мою квартиру НКВДшники ходили, как... я на работу, а они сюда. И я видела, что они приходили и рылись тут, в моих книгах и бумагах. Кроме того, они мне сломали почтовый ящик внизу, мою корреспонденцию проверяли. И меня слесарь с почты предупредил. За вами, говорит, следят. Они ящик ломали вместо того, чтобы отмычками открывать.

Я замечала, что даже после того, как я ушла из ЦК, они лазали тут. Они надеялись, что они что-то найдут. Но я же, конечно, ничего не взяла из ЦК, из этих материалов. Этого же достаточно было, чтобы опять сесть, а я и так просидела семнадцать лет.

И когда я работала, меня предупреждал управляющий делами ЦК, Пивоваров, - имейте в виду, за вами следят. Мне, говорит, комендант доложил. Потом заведующий был руководящих парторганов Чурай, член ЦК, тоже меня предупреждал, что слежка за мной, что все телефоны подключены.

Три предупреждения. Я знала. Он мне сказал даже - все, кто к вам идут, - там же по пропускам ходят - всех берут на учет. Вот так они работали. Восемь раз на секретариате Суслов и Игнатов ставили вопрос, чтобы меня выгнать.

В общем, за эти восемь лет, что я там работала, я потеряла нервов не меньше, чем за семнадцать лет по тюрьмам и лагерям. Такая трепка нервов была, что-то ужасное. И среди этой трепки я эту всю работу проводила. По сути дела и опереться не на кого было. В самом Комитете партийного кон-

троля только Пикина и Джурабаев, а всего со Шверником одиннадцать.

И в конце концов они же уговорили Хрущева. Он все материалы положил в архив.

Когда я уже уходила из ЦК, мне из Ленинграда сказали, что с Медведем, начальником ленинградского НКВД, который был расстрелян в 1937 году, дружила одна коммунистка, с ним и его женой, некто Гнедич. Но я не успела ее вызвать. Я уже написала письмо Хрущеву, что прошу меня освободить. Правда, я ему не писала, что это из-за того, что вы так поступили. Написала, что я ослепла. Это правда, я сейчас почти слепая.

И он месяца два не реагировал, а потом они меня отправили на пенсию. И я не успела поговорить с этой Гнедич. А ведь какое это было бы важное свидетельство. Она очень дружила с Медведем. Его же арестовали не сразу, через день-два после убийства Кирова. И он что-то успел дома рассказать.

Или, например, в здании Бакинского комитета РСДРП в 1908 году некто Кузьма, член этого комитета, выступил с обвинением против Сталина, прямо на заседании этого комитета. Сказал, что он провокатор. Вот про этого Кузьму мне говорили, что он жив. Я тоже не успела его опросить. Много я еще могла сделать.