ВОЗВРАЩЕНИЕ

В сентябре 1958 года пришла телеграмма от Маруси, сообщавшая о вызове меня в райисполком в Москве для получения смотрового ордера. Поэтому, написав заявление на отпуск с последующим увольнени-

ем, я срочно выехал в Москву, оставив Тамару с ребенком у ее родителей в Якутске. А уже в конце ноября получил комнату в 20 квадратных метров в трехкомнатной коммунальной квартире на Ленинском проспекте.

В марте 1959 года закончился мой отпуск, и теперь следовало искать работу. Я понимал, что здесь меня никто не ждет, а место, которое мне когда-то предлагалось в министерстве, уже занято. Начальником рудного отдела геофизического управления министерства стал бывший главный инженер Курской геофизической экспедиции, доктор наук, лауреат Ленинской премии Николай Генрихович Шмидт, великолепный геофизик и очень хороший человек, получивший премию за открытие крупнейших в мире железорудных месторождений КМА. Хорошо зная о состоянии геофизики в Геологическом управлении Центральных районов РСФСР, базирующегося в Москве, он предложил Алексею Ивановичу Богданову рекомендовать меня в аппарат этого управления для курирования всех наземных геофизических исследований, выполняемых там для поисков полезных ископаемых и решения других геологических задач. Так я стал одним из руководителей геофизических работ в центре России, охватывающих территорию свыше одного миллиона квадратных километров и включающих в себя пять автономных республик: Марийскую, Мордовскую, Татарскую, Удмуртскую, Чувашскую, а также двадцать две центральные области Российской Федерации, включая конечно и Москву. Учитывая геологические особенности и требования промышленности, здесь работы сосредоточивались на поиске и разведке железорудных месторождений, бокситов, никеля, подземных вод, строительных материалов и других нерудных полезных ископаемых, крайне необходимых для этих районов, где проживало более половины всех жителей России. Как-то получалось так, что эти центральные районы России оказались менее геологически изученными, чем отдаленные районы Дальнего Востока и Крайнего Севера. Поэтому было необходимо форсировать исследования по общему геологическому и гидрогеологическому изучению больших площадей, где имелись только старые геологические и гидрогеологические карты преимущественно мелкого и среднего масштаба. Все они требовали ревизии и работ по их доизучению. Территория центральных районов в геологическом смысле представляла собой платформу, перекрытую мощным чехлом осадочных отложений, поэтому при поисках, так и при картировании важное значение приобретают материалы геофизических исследований, позволяющие заглянуть внутрь геологического разреза вне зависимости от глубины залегания интересующего геолога объекта. Поэтому здесь из года в год

объемы геофизических работ наращивались и возникали все новые и новые подразделения, проводящие исследования с применением широкого комплекса геофизических методов.

Мне было особенно тяжело: следовало изучать совершенно новые геологические регионы, которые я знал только по учебникам, и заниматься поисками таких видов полезных ископаемых, которые никогда даже не видел, например, железными рудами, никелем, бокситами, подземными водами, а также различными строительными материалами. Прибавилась необходимость решать некоторые вопросы мелиорации земель, которыми раньше геофизики вообще не занимались, а специалистов-геофизиков этого профиля никто не готовил. Поэтому, работая в тесном контакте с различными отраслевыми научно-исследовательскими институтами, и привлекая кафедры геофизики университетов и учебных институтов, нам совместно удалось, в достаточно короткий срок, разработать и внедрить в производство новые методы исследований. Первый мой официальный научный доклад был сделан на совещании по вопросам изучения карстовых зон в районах горного Крыма в Симферополе, в апреле 1960 года, организованным Институтом минеральных ресурсов Академии Наук Украинской ССР. Материалами доклада служили результаты выполненных нами в городе Липецке успешных геофизических работ. Кроме того, мне поручили сделать сообщение о новой методике геофизических исследований и аппаратуре, разработанной на кафедре геофизики Московского университета, доцентом М.К. Крыловым, которую мне первому пришлось опробовать в производственных условиях и давать официальное заключение в МИНГЕО СССР. Текст этого доклада был опубликован в научных трудах Украинской Академии Наук. Здесь в Симферополе со мной произошел казус, который вызвал большой переполох в Симферополе. Я потерялся в известных Красных Пещерах, расположенных в отрогах Крымских гор. Было воскресенье, и местные спелеологи устроили нам поездку в эти пещеры, общая длина которых составляла около девяти километров. Многоэтажные ходы и лазы, позволяющие переходить с одного уровня на другой, делали их очень запутанными и не позволяли точно ориентироваться, где ты находишься. Я шел в группе из четырех человек вслед за женщиной, которая хорошо знала эти пещеры и подробно рассказывала нам о каждом из залов, в которые мы попадали. Разглядывая очень красивые сталактиты и сталагмиты, я немного отстал, а потом бросился их догонять, когда увидел, что последний из группы скрылся за углом большого выступа. Найдя ход, куда как мне, показалось, они полезли, я минут через 20-25 уперся в камень. Вернуться назад было очень трудно, развернуться не представ-

ляло возможности, и поэтому мне пришлось пятиться назад и, когда встал на ноги, то это было не то место, которое только что покинул. Осознав это, признаться, запаниковал. Придя в себя и немного успокоившись, проверил свои карманы. У меня были папиросы и спички, перочинный нож и шахтерский фонарь на шлеме, а вот куда идти было неизвестно, однако, долго не раздумывая, решил идти вдоль ручья, текущего по дну пещеры. Хорошо, что фонарь был достаточно заряжен, и это давало какую-то уверенность. После более трех часов блуждания я увидел дальний дневной свет и вскоре перелезая через различные камни, вышел наружу где-то на склоне какого-то распадка. Выбраться на дорогу потребовалось еще около одного часа, и когда на попутной машине добрался до института, то там была паника. В разные концы пещеры были отправлены спасательные группы, а мне пришлось выслушать в свой адрес немало "теплых" слов. С тех пор пещеры я недолюбливал и всегда пытался избегать их посещения, когда меня туда приглашали.

Работая в Москве и имея большой фактический материал о поисках и разведке различных полезных ископаемых, я активно сотрудничал с учебными и научно-исследовательскими организациями по разработке новых методов исследований, используемых на самых разных стадиях полевых работ. В то же время я много писал и публиковал научные статьи, делал сообщения, а также доклады на различных совещаниях, читал лекции в Институте повышения квалификации руководящих работников Министерства геологии СССР, участвовал в международных симпозиумах. За успехи, достигнутые в разработке новых методов исследования и их внедрения в производство, я был награжден различными государственными и министерскими медалями, знаками и грамотами. Имел уже несколько авторских свидетельств на изобретения. Не могу сказать, что все эти награды, не считая конечно военных, меня очень трогали, но получать их всегда было приятно, несмотря на их бесполезность.

После прохождения кандидатского стажа, который немного затянулся, в связи с моим выездом в Москву, в I960 году я был принят в члены КПСС. В этом же году партийная организация, решив, что это будет полезно, направила меня учиться в Московский вечерний университет марксизма-ленинизма на философское отделение. Изучая мышление древних и современных философов, я соглашался с доводами диалектиков и отрицал метафизику, был согласен с материалистами и критиковал идеалистов. Но, изучая историю партии, не слышал ни одного доброго слова о Троцком, хотя, как мне было известно, он был до середины 20-х годов практически вторым человеком в госу-

дарстве, возглавлял революцию и руководил гражданской войной. Я попытался любыми путями достать хотя бы какую-нибудь книгу, написанную им, или хотя бы статью с изложением его деятельности, но в то время, к сожалению, мне это сделать не удалось.

В 1972 году я получил отдельную трехкомнатную квартиру, находящуюся в районе метро Беляево, где в 1979 году у моей дочери родился сын и мой внук Максим. Маруся, которая жила одиноко, после ухода на пенсию из детского сада, где работала нянечкой, стала очень религиозной, полностью отдаваясь служению церкви, передала мне несколько вещей, ранее находившихся в моей комнате и полученных ею согласно моего завещания, написанного еще на Лубянке. Среди них оказался большой моржовый клык, инкрустированный цветной резьбой, изображавшей сцены из жизни чукчей, и фигурка белого медведя, вырезанного из кости. Эти вещи привез еще мой отец как раз перед своим арестом в 1937 году. Признаться, я был благодарен ей за их сохранность, так как они были единственной вещественной памятью моего детства. Я и моя семья иногда заезжали к ней в гости, а она всегда была очень рада нас видеть, пытаясь угостить чем либо вкусным, готовить которое она была мастерица. Единственное, что она просила, не забывать ее и хотя бы изредка навещать. В 1974 году она поехала в гости к своей сестре и племяннице, которые проживали в Рязани, и пропала. Соседи по ее квартире сообщили мне, что она из Рязани не вернулась, умерла там у своих родных.

Мама, получив вторичную свободу и обосновавшись в Москве, несмотря на возраст и изменившийся ее статус, пыталась организовать свою жизнь, похожую на ту, которая была в молодости. Два ареста и два срока ее не сломали, и она осталась такой же доброжелательной и жизнерадостной, какой и была раньше. Почти каждую неделю у нее собирались ее старые подруги, просто знакомые, друзья и вообще незнакомые люди, которых кто-то приводил к ней. Заполнив маленькую 15-метровую комнату, они толпились на кухне и даже на лестнице у двери. Все находили здесь для себя интересных людей, и образовавшиеся группы шли в комнату и поднимали рюмки с очередным тостом. Здесь часто бывали дети бывших крупных советских деятелей: Владимир Глебов, сын Каменева от второго брака, Наташа Смилга, Соня Радек, Юрий Томский и другие, прошедшие лагеря, тюрьмы и ссылки. Приходили сюда сыновья известного певца Пирогова и маршала Конева. Когда приезжал из Швейцарии Вадим Андреев, сын крупного русского дореволюционного писателя Леонида Андреева, работающий там, в ЮНЕСКО, то обязательно навещал мою мать и однажды передал ей, а потом и мне, для просмотра макет написанной им книги о сво-

ем отце. Появлялись почему-то польские писатели, фамилий которых не запомнил, хотя провел с ними за бутылкой водки несколько часов. На свое удивление встречал здесь узников немецких концлагерей, с выколотыми номерами на руках, и иностранных студентов, обучающихся в Москве. Заходили к матери и мои московские друзья, иногда со своими женами, а также мои сотрудники по работе из Москвы и других городов. Специально для встречи гостей мама почти ничего не готовила, кроме чая и какого-нибудь пирога, остальное все приносили гости. Независимая и доброжелательная обстановка делала всех раскованными. Говорили, что хотели, и возраста гостей здесь не замечали, и поэтому всем было весело. Имея не злопамятный характер, на удивление всех, она почти не вспоминала свои 17 лет, проведенные в лагерях. К сожалению, эти годы все же отразились на ней, и совсем неожиданно у нее стал развиваться прогрессирующий склероз, и 31 мая 1975 года она умерла в больнице от инсульта на 78-м году жизни и была похоронена на Хованском кладбище.