ЛИДЕР «МАЛЕНЬКОЙ РЕСПУБЛИКИ»

 

Еще до моего появления в доме Нестора Лакоба я много хорошего слышала о нем от отца и от других людей. Разумеется, в силу моего возраста мне трудно было тогда судить о нем как о государственном деятеле, руководителе республики. О многих обстоятельствах его жизни я потом узнала от мужа и от Сарии, а с какими-то фактами его биографии познакомилась уже будучи взрослой.

В 1918 году, в период борьбы с грузинскими меньшевиками, объявившими Абхазию частью созданной ими Грузинской Демократической Республики, Нестор выступает инициатором создания революционных военизированных крестьянских дружин «Киараз» и становится во главе движения абхазов против невиданных доселе национального угнетения и произвола со стороны меньшевистских оккупационных властей, повсеместно вызывавших народное возмущение.

Ясное представление об этой трагической странице абхазской истории дает отрывок из доклада абхазских меньшевиков грузинскому правительству: «Казаки этого отряда^* врывались в мирные абхазские деревни, забирая все мало-мальски ценное, совершая насилия над женщинами. Другая часть этого отряда были заняты разрушением бомбами домов тех лиц, на которых кто-либо доносил. Аналогичные же насилия были произведены в Гудаутском уезде. Начальник грузинского отряда, поручик Купуния, бывший пристав г. Поти, избил целый сход в селе Ацы, заставив всех лечь под пулеметный огонь, и прошелся потом по их спинам, нанося удары шашкой плашмя; затем приказал сходу собраться в кучу, верхом во весь карьер врезался в толпу, нанося побои кнутом...»

Видимо эти и подобные им действия грузинских властей в отношении других народов позволили англичанину Бехо-

 

феру в своей книге «В деникинской России», вышедшей в Лондоне в 1921 г., сделать столь категоричное заявление: «Свободное и независимое социал-демократическое государство Грузии всегда останется в моей памяти как классический пример империалистической малой национальности и по отношению к другим народам, и по отношению к захватам территорий вне своих пределов, и по отношению к бюрократической тирании внутри государства. Шовинизм его превосходит всякие пределы».

От оккупационного режима Абхазия была освобождена 4 марта 1921 года, и в ней была установлена советская власть. Это отвечало национальным интересам абхазского народа, поскольку позволяло восстановить абхазскую государственность, ликвидированную в 1864 году. Нестор в это время находился в Турции. По личному поручению Ленина в ноябре - декабре 1920 года Ефрем Эшба²⁹ и Нестор Лакоба во главе большой делегации были направлены из Абхазии в Турцию для заключения мирного договора с Турцией на выгодных для РСФСР условиях. В Турции они опирались в основном на абхазскую диаспору этой страны, на потомков тех махаджиров, которые были насильственно переселены в Турцию в 1866 и 1877 годах, к тому же самого Кемаль-пашу окружали некоторые влиятельные абхазы. Один из них, Хусейн Рауф Орбай (абхазская фамилия - Ашхаруа), занимал высокую должность, а позже стал председателем Совета министров Турции и ближайшим соратником Ататюрка.

Возможно, В.И. Ленин дал обещание предоставить самостоятельность Абхазии в случае удачного завершения абхазской миссии в Турции. Нестор Лакоба вел работу в городах Ризе, Трапезунде и Стамбуле, и ее результаты оказались весьма успешными: по условиям мирного договора Батум и вся Аджария отошли к Грузии, где к тому времени также была восстановлена советская власть.

Лакоба и Эшба вернулись в Абхазию 6 марта 1921 года. В этот же день был сформирован высший законодательный и распорядительный орган Абхазской ССР - ревком. На Ба-

 

тумском совещании 28-31 марта 1921 года единодушно было принято решение объявить о независимости Союзной Социалистической Республики Абхазии. Об итогах Батумского совещания Ефрем Эшба по прямому проводу поставил в известность Ленина.

Однако в Тбилиси с самого начала стремились ликвидировать независимость Абхазии как союзной республики и на правах автономии ввести ее в состав Грузии. Очевидно, этого хотел и Сталин, который, как известно, вообще был сторонником автономизации. Процесс объединения Абхазии с Грузией проходил с принуждением и администрированием, когда игнорировалась воля абхазского народа и руководства Союзной Социалистической Республики Абхазии. В результате уже в феврале 1922 года Абхазия, сохраняя формально статус союзной республики, объединилась с Грузией на основании «особого союзного договора».

Эта не имевшая аналогов правовая форма изначально рассматривалась в Тбилиси как вынужденная временная мера. В 1929 году на заседании Закавказского краевого бюро КП (б) был поставлен вопрос о включении Абхазии в состав Грузии на правах автономной республики. Известно было, что таково намерение Центра. Все выступавшие, как по команде, горячо поддержали эту идею, вопрос казался решенным. Один Лакоба сидел молча. К нему обратились:

- Нестор Аполлонович, все высказались, решение, кажется, единодушное. А вы как считаете?

- А я ничего не слышал: слуховой аппарат у меня плохо работает.

Повторять обсуждение вопроса сочли невозможным, а без согласия Лакоба оформить протокол заседания, и вынести резолюцию было нельзя. Таким образом, он сорвал принятие этого решения и выиграл какое-то время.

В 1930 году в Абхазии был упразднен Совет народных комиссаров. Нестор Лакоба, занимавший в течение четырнадцати лет должность председателя Совнаркома, теперь был избран председателем Центрального исполнительного комитета республики. Он по-прежнему пользовался в Абхазии

 

большим авторитетом и любовью. К нему шли на прием по всем вопросам, обходя другие инстанции, полагая, что только Нестор (так в народе его называли) может помочь.

В 30-х годах, в период коллективизации, Лакоба прилагал все усилия к тому, чтобы не проводить ее в Абхазии, хорошо понимая сущность этого «мероприятия», направленного на подрыв зажиточных крестьянских хозяйств, которых в Абхазии было подавляющее большинство. Поэтому он не всегда выполнял директивы центрального правительства, за что еще раньше был подвергнут резкой критике со стороны генерального секретаря ЦК ВКП (б) - Сталина.

Несмотря на дружеские отношения с Лакоба, Сталин со всей строгостью требовал от него немедленно провести коллективизацию. Нестор, как мог, противился этому. Он доказывал, что в Абхазии нет кулаков, что все сословия здесь равны, объясняя это особым традиционно сложившимся укладом абхазской жизни. При нем не было массовых репрессий. Берия, которому Нестор мешал проводить шовинистскую политику в Абхазии, был сильно раздражен этим и старался столкнуть Нестора со Сталиным. Кроме того, Берия не мог не знать, что Сталин собирался перевести Нестора в Москву и прочил его на место Генриха Ягоды³⁰.

Нестор всеми силами старался оттянуть проведение коллективизации, надеясь на расположение к нему Сталина. Но тот дал понять, что не будет торопить Нестора при условии, что тот согласится ввести Абхазию в состав Грузии на правах автономной республики. Нестор понимал, в какой попал капкан, но выбора не было, он вынужден был согласиться, сознавая, что его отказ мог трагически закончиться для всего абхазского народа.

Ситуация возникла сложная: вся Абхазия была охвачена антиколхозным движением, к тому же волнения усилились из-за решения о вхождении Абхазии в состав Грузии. По селам собирались многолюдные сходы, причем самый грандиозный состоялся в селе Лыхны, на родине Лакоба. В то же время крестьяне понимали, что Нестор не в силах что-либо изменить, что он выполняет указание сверху, а вот его соб-

 

ственная жизнь, если он проявит непослушание, будет под угрозой.

Взвесив все обстоятельства, Лакоба стал обдумывать, как бы вовлечь крестьян в колхозы без принуждения. Люди ему верили, и колхозы стали потихоньку создаваться. Более того, семьи княжеского и дворянского происхождения не выселялись из Абхазии, несмотря на то, что такое указание было дано. Некоторым Лакоба предложил самим уехать на какое-то время, пока все утрясется. Характерно, что в правительстве Лакоба были представители абхазской аристократии. Видимо, это соответствовало его представлениям о некой социальной гармонии в пределах одной отдельно взятой страны - Абхазии, поскольку абхазская жизнь, пронизанная аталычеством, то есть молочным родством, на протяжении многих поколений, предоставляла широкие возможности для общения представителей разных слоев общества.

Таким образом, Лакоба старался сохранить сложившуюся социальную среду. Бывший личный секретарь Нестора А.М. Буланов рассказывал в 1954 году: «Не велось в Абхазии какой-либо борьбы с абхазскими князьями, которые чувствовали себя свободно, и это бросалось в глаза. В 1924 году в Совнарком Абхазии приходил князь Александр Шервашидзе, и Нестор Лакоба принимал его. Кроме того, на прием к Нестору Лакоба приходили князья Эмухвари, Эшба, крупная домовладелица Дзяпшипа. О чем они говорили с Нестором Лакоба, я не знаю, но видел, как Шервашидзе, Дзяпшипа по запискам Нестора Лакоба получали деньги в бухгалтерии Совнаркома. В бухгалтерии говорилось, что им выдавалось пособие».

Об отношении Лакоба к представителям знати говорят такие факты. Сегодня уже мало кто знает, что Лакоба спас от гибели ближайшего родственника последнего владетеля Абхазии князя Дмитрия Георгиевича Шервашидзе. Его отец, Георгий Дмитриевич, попал ко двору с должности тифлисского губернатора, с 1899 года состоял обергофмейстером при вдовствующей императрице Марии Федоровне. По мнению ряда историков, впоследствии она вступила с ним в тайный мор-

 

ганатический брак с разрешения своего сына - императора Николая II. Во всяком случае, они не расставались до самой смерти Г.Д Шервашидзе в 1918 году в Крыму, незадолго до отъезда императрицы, ее дочерей и родственников в эмиграцию.

Дмитрий Георгиевич Шервашидзе, окончив школу правоведения, служил камер-юнкером Высочайшего Двора, затем был ставропольским и витебским вице-губернатором. В 1918 году из революционного Петрограда он приехал в Абхазию, где занимался сельским хозяйством в своем Келасурском имении. В 1924 году произошло так называемое менылевистско-дворянское восстание в Западной Грузии, к которому Дмитрий Георгиевич, по мнению властей, оказался причастен. Ему грозил арест и расстрел, но Нестор Лакоба успел выслать его в Иркутск, где он стал известным юристом. Очевидно, Нестор не мог не знать, что помогает родственнику царской семьи. Еще Лакоба был в приятельских отношениях с другие представителем владетельного дома, известным театральным художником Александром Шервашидзе и провожал его, когда тот в 1918 году решил уехать во Францию по приглашению С-Дягилева³¹.

В княжеской семье Эмухвари было несколько братьев, одного из них я несколько раз видела в Очамчири. Старшего брата убили. Трое младших ушли в лес с целью отомстить убийце и стали абреками. Один из них был убит в перестрелке, другой вернулся через некоторое время к мирной жизни, а третий продолжал скрываться в горах. Нестору кто-то подбросил анонимную записку с предупреждением, что абрек Эмухвари собирается совершить на него покушение. Лакоба не поверил, но его брат Михаил, возглавлявший в то время абхазскую милицию, решил принять меры предосторожности. И вот однажды Нестор, возвращаясь домой, увидел у калитки постового. Он возмутился:

- Что это еще такое, зачем? Я хожу по городу в любое время суток без охраны, выступаю перед людьми. Если захотят меня убить - смогут это сделать где угодно. Нечего здесь стоять, я не нуждаюсь ни в какой защите! Никто не скажет, что

 

Нестор Лакоба - трус! Кроме того, я не верю, что меня хотят убить, я не сделал никому ничего плохого.

Через день у дома Лакоба была найдена другая записка, подброшенная на этот раз самим князем Эмухвари (эта записка потом долго хранилась в доме Лакоба, ее мне показывала Назия). «Дорогой Нестор, - говорилось в ней, - я не только никогда не подниму на тебя руку, но и постараюсь уберечь тебя. Мой зоркий глаз и мои верные друзья тебя охраняют».

Милиция уже долгое время охотилась за Эмухвари, но безрезультатно. У него было много друзей по всей Абхазии, и, где бы он ни появлялся, никто его не выдавал. Наконец нашелся предатель - зять Эмухвари, муж его сестры. Он сумел войти в доверие к шурину и узнал, в чьем доме тот будет скрываться в ближайшее время, а потом поспешил сообщить об этом в Управление внутренних дел. Немедленно снарядили облаву - два десятка человек. Эмухвари успел выскочить на улицу, но дом был уже окружен. В него попало восемь пуль, но он все еще стоял на ногах, истекая кровью. Последние его слова были:

- Берегись, Нестор Аполлонович, не верь всем! Лакоба очень переживал из-за гибели Эмухвари.

- Зачем, - повторял он, - было убивать такого храброго и честного человека? Его следовало перевоспитать. Почему не взяли живым, ведь он был один, а вас двадцать?!

Берия потом ставил эти слова в вину Нестору. Подчеркивал, что тот защищал бандитов, и к тому же князей.

Лакоба пытался спасать и представителей крупной буржуазии. Топчян - известные табаководы, четыре брата, попались на каких-то махинациях с табаком. Приехала специальная комиссия, кажется, из Тбилиси, которая приговорила их к смертной казни. Нестор не подписал этот приговор.

- Ни в коем случае, - сказал он. - Это знающие табаководы, уважаемые люди, которые подняли здесь хозяйство. Они совершили ошибку, надо их наказать, но не лишать жизни.

 

Кажется, «вредители» все же были расстреляны, а Лакоба за заступничество получил строгий выговор из Москвы.

Когда в Абхазии все же началось раскулачивание, хозяйства полностью не разоряли, никого не преследовали, не выселяли. Были, конечно, ярые коммунисты, позволявшие себе слишком крутые меры, - таких Нестор не терпел. Если крестьяне жаловались на действия местных властей, он неизменно вставал на сторону пострадавших. Мой отец вспоминал, как осторожно проходила коллективизация, национализация промышленных предприятий, и говорил, что Нестор Аполлонович никогда не применял жестких мер - ни в 20-е годы, ни в начале 30-х.

Когда состоятельных горожан лишали права голоса, конфисковывали их имущество в пользу государства, Нестор, как мог, старался помогать. Ему, например, удалось сделать так, чтобы в списки подлежащих конфискации недвижимого имущества попали не все, а только часть имущего населения. Мой отец и дядя как иностранные подданные в списках не значились, поэтому нам удалось позже вернуть свои дома.

При Несторе Лакоба Абхазия находилась едва ли не в самом благоприятном положении среди всех советских республик. Она сохраняла свое лицо, свой особый уклад общественной и экономической жизни. Неоднократно бывавший в Абхазии Мандельштам отмечал, что «нельзя не плениться административным и хозяйственным изяществом небольшой приморской республики, гордой своими драгоценными почвами, самшитовыми лесами, оливковым совхозом на Новом Афоне и высоким качеством ткварчельского угля».

Несмотря на все это, а возможно, именно поэтому Нестор Аполлонович как руководитель республики ходил, что называется, по острию ножа. Времена были такие. Нашлись завистники, которые отправили в Москву анонимное письмо, «разоблачавшее» Нестора как изменника и врага народа. Доброхоты в Москве постарались передать это письмо Сталину. Позже Нестор узнает, чьих рук было это дело.

 

Вскоре в Сухум прибыла комиссия с большими полномочиями из представителей Москвы и Тбилиси и провела глобальную ревизию. В результате появился порочивший Нестора материал. Вскоре Лакоба был вызван в Москву. Сталин в присутствии Молотова обвинил его в нарушении советских законов, в самовольных действиях. Обвинения сыпались градом. Молотов поддакивал. Жизнь Нестора висела на волоске, но самообладания он не потерял.

Молча выслушав оскорбления и угрозы Сталина, Лакоба, никак не обнаруживая своего душевного состояния, начал говорить - сначала тихо, но убедительно, затем голос его окреп (многие отмечали, что Нестор был хорошим оратором и умел воздействовать на слушателей). Он понимал, что пощады ждать неоткуда. Лакоба признал, что особые обстоятельства и специфические условия абхазской жизни вынуждали его допускать некоторые отклонения от линии партии, но советские законы он уважает и никакой измены в своих действиях не видит. Потом сказал, что комиссия необъективно провела ревизию и что изложенное в анонимке не соответствует действительности.

- Видимо, - подчеркнул Лакоба, - за этим письмом стоит влиятельный человек, заинтересованный в том, чтобы меня опорочить.

Немного успокоившись, он напомнил своим собеседникам некоторые исторические факты. Сказал, что абхазы в прошлом пережили этническую катастрофу. В период господства султанской Турции их жестоко притесняли, процветала работорговля. Одной из форм сопротивления абхазов был их отказ от принятия ислама, отстаивание христианства и своих древних верований. Политика царского правительства тоже была направлена на угнетение абхазского народа. Поэтому в 1866 году и вспыхнуло восстание, охватившее всю Абхазию, за которым последовало махаджирство - насильственное переселение абхазов в Турцию. Везли их морем, на чем попало, и многие погибли в пути. Самая малая часть абхазского населения, чудом оставшаяся в Абхазии, еле выжила в то страшное время. Ежегодно в Абхазии чтят память о махаджирах.

 

- Абхазы, - продолжал Нестор, - немногочисленный народ, и немалую его часть составляют князья и дворяне по происхождению, хотя и живут они нередко, как простые крестьяне. Практически никто и никогда не жил в Абхазии, как князь, в полном смысле этого слова. Если бы я выслал этих людей, с кем бы тогда я проводил намеченные советской властью преобразования, кто защитил бы Абхазию и создал Абхазскую Республику? Это они поднялись на борьбу против грузинских меньшевиков. Это они создали партизанские отряды и всколыхнули все население Абхазии...

В тот раз Нестору удалось себя защитить. Его убедительные доводы спасли его от кары - Сталин ему поверил. Однако поездка в Москву не прошла для здоровья Нестора Аполлоновича бесследно: после возвращения в Сухум он долгое время болел, беспокоило сердце, но я не помню, чтобы он хоть раз пожаловался на свое состояние.

И все же ситуация продолжала оставаться неспокойной. Сталин вроде бы по-прежнему хорошо относился к Нестору, но тот чувствовал, что вокруг него начинают сгущаться тучи, а кроме того, хорошо понимал, насколько опасен Берия с его интригами. Видимо, Берия уже тогда мечтал заселить Абхазию крестьянами из Западной Грузии. Нестор не соглашался, и Берия решил убрать со своего пути непокорного руководителя республики, который, несмотря ни на что, продолжал добиваться отделения Абхазии от Грузии без открытых конфликтов. Поставив себе цель обезглавить Абхазию и ассимилировать абхазов и завидуя авторитету Нестора в Москве, Берия стал фабриковать материалы против него, используя неоднократный отказ Лакоба переехать в Москву и возглавить НКВД СССР после Ягоды.

Начиная с 1935 года Сталин не раз предлагал Нестору этот пост, но тот всякий раз отказывался, как, например, в декабре 1936 года, когда Лакоба приехал в Москву в служебную командировку. С ним была Сария. Мой муж также находился в Москве по своим делам. Обычно в таких поездках в качестве личного водителя (машина предоставлялась через представительство Абхазии в Москве) и адъютанта Лакоба сопро-

 

вождал Давлет Кандалия, человек, лично ему преданный. Всего с 1933 по 1936 год Лакоба в сопровождении Давлета Кандалия ездил в Москву 18 раз, прожил там в общей сложности 172 дня, был принят Сталиным 23 раза и при каждой встрече добивался отделения Абхазии от Грузии. Однажды у него со Сталиным был долгий разговор наедине. Возможно, согласись Нестор стать наркомом внутренних дел СССР, все обернулось бы по-другому?..

Примерно с осени 1936 года я почувствовала в доме тревогу. Часто шепотом велись осторожные разговоры, особенно после возвращения Нестора из Москвы. Сария как-то сникла. Однажды я пришла к ним. Сария сидела возле Нестора у камина и курила, слева от нее стоял мой муж. Они возбужденно о чем-то говорили. Я услышала только конец разговора: кого-то из крупных руководителей, очевидно хорошо им знакомого, арестовали, и эта новость всех потрясла. Они даже не заметили, как я вошла. Нестор Аполлонович нервно сжимал еще не совсем созревший мандарин - он всегда что-то теребил в руках, когда волновался.

В другой раз я услышала, как Нестор возмущенно сказал:

- Зачем Сталин предложил мне такой высокий пост? Я никогда не дам согласия, даже если мне будут угрожать.

Я поняла, что он говорил о посте наркома внутренних дел СССР. Нестор Аполлонович был очень раздражен, а Сария старалась его успокоить. Нестор нервно ходил по комнате из угла в угол, потом остановился, повторил те же слова. На вопрос Сарии, что он сказал Сталину, Нестор ответил не сразу. Что-то припоминал, затем сел на диван и, повернувшись к Сарии, сердито сказал:

- Мой народ еще апарчман^* кушает, а я полезу в верха?! Никогда не соглашусь на это.

Но я думаю, что, хорошо зная нрав Сталина, его подозрительность, Нестор Аполлонович понимал, что тот никогда не простит ему отказа. Вождь, которому на должности наркома нужен был человек, в преданности которого он бы не сомне-

 

вался, полагал, что Нестор Лакоба как раз и есть такой человек, послушное орудие в его, Сталина, руках. И вдруг тот отказывается! Наверное, с этого момента Сталин и изменил к нему свое отношение.

Настроение у всех было тревожное, подавленное. В Москве тоже было неспокойно, слишком часто оттуда стали приходить дурные вести. В одной из последних поездок Нестора в Москву его, как всегда, сопровождала Сария. Сталину нравилось, как она танцевала лезгинку, и почти всегда ее партнером был Серго Орджоникидзе. Вот и на этот раз на банкете в Кремле Орджоникидзе, как обычно, пригласил Сарию на танец. Однако танцевать ей не хотелось - она заметила, что Нестор чем-то озабочен. Сталин же, наоборот, был необычайно разговорчив. Нестор сидел слева от него, а Берия - справа. Вдруг Сталин наклонился в сторону Берия и язвительно, умышленно громко, так, чтобы и Нестор услышал, сказал, указывая на Сарию:

- Лаврентий! Смотри-ка, Нестор тебя во всем превзошел, даже в жены себе взял красавицу, каких мало, - и рассмеялся.

Берия ничего не ответил, только в лице изменился и бросил на Нестора ненавидящий взгляд. Это было началом гибели Лакоба. Об этом случае мне рассказала Назия после ареста Сарии.