АНАСТАСИЯ ПЛАТОНОВНА

 

Я уже рассказывала про наших соседей и друзей Вафиади. Примерно в 1926-1927 годах, когда усилилось наступление на «буржуев», семья Вафиади разорилась, подобно нашей и многим другим. Старший сын, Константин, уехал в Россию, младший, Жорж, тоже ушел из дому, остался только средний сын, Николай. Он был женат, имел сына и дочь. Чтобы хоть как-то содержать семью, дядя Коля устроился бухгалтером на мизерную зарплату. Жена его Матильда Семеновна, красивая, веселая и остроумная женщина, вела дом. Хорошая хозяйка, она стала готовить обеды курортникам. А еще Вафиади сдавали комнаты отдыхающим. Однажды комнату у них сняла актриса МХАТ Анастасия Платоновна Зуева, приезжавшая в Сухум на отдых. Они с Вафиади подружились.

По старой дружбе Матильда Семеновна часто бывала у нас в гостях, а мы у нее. В ее доме я и познакомилась с Анастасией Платоновной. В очередной раз мы встретились с Зуевой летом 1936 года, вместе ходили на пляж, она приглашала меня к себе в Москву.

В июле 1938 года Матильда Семеновна собралась в Москву по делам. Мама поделилась с ней нашими заботами, и она, не задумываясь, предложила взять меня с собой. Мама тут же собрала вещи и кое-какие ценности, и мы с Матильдой Семеновной 5 июля чуть свет выехали на автобусе в Сочи (между Сухумом и Сочи еще не было железнодорожного сообщения). В Гагры приехали голодные, поэтому решили перекусить, зашли в кафе и расположились за столиком. И вдруг с ужасом, близким к паническому, обнаружили, что за соседним столом сидят чекисты. Они стали нас рассматривать, тихо

 

переговариваясь между собой. Мы с трудом высидели десять минут - кусок не шел нам в горло, - а потом встали и вышли, изо всех сил стараясь не бежать.

Всю оставшуюся дорогу до Сочи мы тряслись от страха, казалось, даже воздух вокруг нас был пропитан опасностью. На железнодорожном вокзале купили билеты и поспешили в вагон - к счастью, ждать поезда нам не пришлось. В одном купе с нами оказались двое мужчин, возвращавшихся в Москву после отдыха в Гаграх. Один из них, видимо, заметил, что мы ведем себя как-то странно, и, когда второй пассажир вышел курить, вежливо поинтересовался у Матильды Семеновны, откуда мы едем и куда. Она тихо ему отвечала, потом я не раз видела, что они разговаривают. Видимо, Матильда Семеновна прониклась к нему доверием и кое-что ему рассказала, потому что, когда мы приехали в Москву, он предложил мне поехать с ним во Владивосток, где, как он сказал, я буду в безопасности, но я отказалась. На всякий случай он оставил свой адрес.

В Москву мы прибыли 9 или 10 июля. Оказалось, что Зуева еще не вернулась с гастролей, но Матильда Семеновна сказала:

- Не беда, поедем пока в другую семью.

Она привезла меня в дом одного крупного ученого, профессора, к сожалению, я забыла его фамилию. Помню, что он жил на Петровке, кажется, в доме № 5. Но выяснилось, что как раз накануне нашего приезда этот профессор умер; семья была в трауре. Матильда Семеновна попросила разрешения остаться на несколько дней, пока не вернется Анастасия Платоновна.

Она каждый день звонила Зуевой, но соседи отвечали, что ее нет. Наконец однажды к телефону подошел сын Анастасии Платоновны Константин, который учился в Военной академии и редко бывал дома. Он сказал, что мама приедет только через неделю. Оставаться на Петровке так долго мы не могли: у людей горе, свалившись им как снег на голову, мы чувствовали себя неудобно. Кроме того, в эту семью как раз тогда приехали другие гости.

 

- Знаешь, - сказала мне Матильда Семеновна, - мы сейчас поедем к моему деверю Константину.

Константин Вафиади с семьей жил в городке Ерцево Смоленской области. Мы доехали до Смоленска, там пересели на другой поезд - до Ерцева. Оказалось, это даже не город, а местечко, больших домов было мало.

Константин встретил нас приветливо, но его жена была очень недовольна нашим появлением.

- Зачем вы приехали? - говорила она. - У вас там такое творится, хотите, чтобы и у нас были неприятности?

Константин побаивался свою жену, которая была на пятнадцать лет его старше (когда-то он учился в Варшаве и жил у нее в доме, потом она его на себе женила). Так что мы пробыли в Ерцеве всего три дня. Пока добирались до Смоленска, а затем до Москвы, прошло еще дня два или три. Этого оказалось достаточно.

Прямо с вокзала Матильда Семеновна позвонила Зуевой. Та сама подошла к телефону.

- Я здесь с Дилей, - сообщила ей Матильда.

- Что-то случилось?

- Это не телефонный разговор.

- Хорошо, сейчас же приезжайте.

Мы поспешили к ней - Зуева тогда жила на улице Кирова, неподалеку от Главпочтамта, кажется, в доме № 6, на шестом этаже. Анастасия Платоновна встретила нас очень радушно, провела в комнату, где уже был накрыт стол.

- Как хорошо, что я сегодня свободна, могу с вами посидеть. Так что же все-таки случилось?

Матильда Семеновна вкратце рассказала ей о моих несчастьях.

- Я почувствовала, - сказала мне Анастасия Платоновна, - что тебя заставили приехать какие-то обстоятельства, но не думала, что положение до такой степени серьезно. Конечно, - поспешила она добавить, - оставайся у меня сколько нужно, здесь ты будешь в безопасности.

Анастасия Зуева была в то время известной актрисой МХАТ. Она родилась в 1896 году в селе Спасском Тульской

 

губернии. Рано лишившись отца, она вместе с матерью и сестрой Елизаветой переехала в Москву. Здесь окончила гимназию, затем школу драматического искусства, а в 1916 году поступила в Московский Художественный театр. Первой ее ролью стала роль Вари в знаменитой пьесе Зинаиды Гиппиус «Зеленое кольцо». Талантливая ученица Станиславского, любимица публики, она пользовалась большим уважением в театре. Я бы сказала, что она была достаточно влиятельным человеком - многих знала и многим в это страшное время помогала (позже я узнала, что была далеко не единственной, кого Анастасия Платоновна пыталась спасти). Меня удивляло и восхищало ее бесстрашие. Прятать у себя члена семьи «врагов народа» - и каких «врагов»! - это был поступок, требующий настоящего мужества, ведь она очень многим рисковала, несмотря на то что артисты пользовались особым расположением власти.

В Москве я долго не могла освоиться, стряхнуть с себя страшные впечатления двух последних лет. Но внимание Анастасии Платоновны и моя молодость взяли верх. Иначе не могу объяснить, как я после всего пережитого смогла на какое-то время забыться.

Матильда Семеновна пробыла в Москве дней десять, уладила свои дела и уехала, а я осталась на правах гостьи Анастасии Платоновны.

Соседями Зуевой по квартире была семья Павла Владимировича Массальского, тоже актера МХАТ. Его жена, Ная Александровна, сварливая, ревнивая женщина, смотрела на меня подозрительно и была очень недовольна моим появлением. Я старалась пореже с ней сталкиваться. Кухня и холл были общими, здесь же на тумбочке стоял телефон. Анастасии Платоновне часто звонили, в том числе теперь и по моему поводу: она старалась через своих знакомых устроить меня на работу, но без прописки это сделать было практически невозможно.

В первый раз, уходя в театр и оставляя меня одну, Анастасия Платоновна сказала:

- Будь как дома.

 

- Но я же не могу сидеть без дела...

- Если хочешь, сходи в магазин, купи что-нибудь из продуктов по своему усмотрению. Вот, возьми деньги. Можешь приготовить что захочешь. Да, кстати, моя соседка очень любопытна, - предупредила Анастасия Платоновна, - ты не должна ей ничего объяснять. Ты у меня в гостях.

Мое появление на кухне очень не понравилось Массальской. Я объяснила ей, что приехала в гости к Анастасии Платоновне.

- А что же ты тогда в кухне делаешь? - спросила она не довольным тоном.

- Как же иначе? Неужели Анастасия Платоновна после работы должна еще готовить для меня обед?

Так я стала заниматься хозяйством: покупала продукты, готовила. Анастасия Платоновна меня кое-чему научила - сама она умела прекрасно готовить.

Прошел примерно месяц. Однажды Анастасия Платоновна сказала мне:

- Я хочу тебя отвезти на Лосиноостровскую, там живет моя старшая сестра. У нее был муж болгарин, который бросил ее и уехал на родину. Она осталась с тремя детьми, ей трудно с ними управляться. Поживешь там, поможешь ей. А я пока узнаю, что смогу для тебя сделать.

Елизавета Платоновна оказалась такой же гостеприимной, как сестра, и была рада моему приезду. Ее младший ребенок, девочка, ходила в первый класс, старший сын учился, кажется, в десятом, другому мальчику было лет одиннадцать или двенадцать.

Я быстро приспособилась к тамошней жизни. Готовила обед и убирала дом к приходу детей из школы. Кормила их, помогала младшим готовить уроки. Елизавета Платоновна возвращалась с работы поздно и была очень довольна: к ее приходу все уже было сделано.

Предполагалось, что я поживу у Елизаветы Платоновны около месяца, но пришлось задержаться у нее на более длительный срок, потому что Анастасия Платоновна куда-то снова уехала, кажется, на гастроли. Вернувшись в Москву, она

 

позвонила и сказала, чтобы я ехала к ней. Елизавете Платоновне не хотелось меня отпускать.

- Без тебя мне будет трудно, - сказала она.

- Я к вам скоро еще приеду, - пообещала я, - буду курсировать туда-сюда.

За время моего отсутствия Анастасия Платоновна пыталась через своих друзей узнать, чем можно мне помочь, но никто не смог посоветовать ничего определенного.

- Пока безуспешно, - сообщила она мне. - Я к очень влиятельным людям обращалась и была абсолютно уверена, что мне в моей просьбе не откажут. Но они так въедливо ста ли меня расспрашивать, кто ты, да зачем приехала, да как живешь в Москве без прописки, что я решила с ними дела не иметь. Теперь попробую поговорить с теми, кто рангом по ниже. Да, и еще, Массальские слишком интересуются твоей личностью, постарайся с ними не общаться.

Я и сама это знала. Думаю, Ная Александровна просто ревновала к молоденькой квартирантке своего мужа (она была старше его). Как бы то ни было, я старалась не выходить из комнаты, когда она была дома. Сидела и прислушивалась. Как только хлопала входная дверь, я выбегала на кухню и быстро начинала готовить, чтобы успеть исчезнуть до возвращения Массальской. Она так опасалась за Павла Владимировича, что даже не отпускала его на дружеские посиделки к Анастасии Платоновне, да и сама, естественно, не приходила.

Зуева была общительной, гостеприимной, и в доме у нее всегда было много гостей, не только артисты, но и писатели, художники, музыканты. Помню, однажды в гостях был известный скрипач, который устроил маленький концерт. Когда за чаем собиралось большое общество, было весело и интересно. Многие из гостей были заметными фигурами в московской культурной жизни, блестящими рассказчиками, но мое тогдашнее состояние не позволило мне сохранить подробные воспоминания об этих интереснейших встречах.

Разговоры велись в основном о театре, музыке, книгах, обсуждали роли, но сплетен я не слышала никогда. Да и чис-

 

то женские компании собирались у Зуевой редко. Много шутили, смеялись, хотя, думаю, не всегда и не у всех было легко на душе - время было совсем не легкое.

Часто бывали в гостях Алла Константиновна Тарасова, ставшая в 1937 году народной артисткой СССР, и Иван Михайлович Москвин, старейший и известнейший русский артист, работавший в Московском Художественном театре с 1898 года (народный артист СССР с 1936 года). Анастасия Платоновна доверилась им и рассказала, кто я и почему я здесь. Однажды Тарасова подошла ко мне, погладила по голове.

- А ты бы не хотела стать актрисой? - спросила она.

- Нет, что вы, я не смогу, - ответила я после секундного замешательства.

- Ну, этого ты пока не знаешь. Я наблюдала за тобой, в тебе есть что-то артистическое.

- Может быть, потому, что я училась в балетной школе?

- А, так вот почему ты так изящно двигаешься. Настенька, - повернулась она к Зуевой, - мы еще с тобой об этом поговорим.

Вскоре Анастасия Платоновна привела кого-то из театральных режиссеров (и снова ругаю себя за то, что не запомнила его имени).

- Вот та девушка, про которую я говорила, - отрекомендовала меня Зуева.

Мужчина протянул мне раскрытую книгу:

- Прочтите-ка вот это стихотворение.

Я, конечно, постаралась. Он внимательно выслушал и констатировал:

- Акцент почти отсутствует. Эмоциональная девушка. Что ж, давайте попробуем. Я вам дам какую-нибудь роль, Анастасия поможет ее подготовить, а потом мы уже в театре проверим, на что вы способны.

Как только он ушел, я кинулась к Анастасии Платоновне.

- Разве я могу работать в театре? Как я буду оформляться? Ведь спросят фамилию, имя, кто я, зачем приехала, что со мной случилось. А я не умею врать. Что я скажу? Потом,

 

придется заполнять какие-то анкеты, писать автобиографию...

- А ты знаешь, Диленька, я об этом не подумала, - призналась Анастасия Платоновна. - Нужно будет еще переговорить кое с кем.

Несколько дней она не возвращалась к этому разговору. Я решила, что дело на том и кончилось.

Анастасия Платоновна была разведена. Ее сын Константин, который учился в Военной академии, иногда приезжал и оставался на несколько дней. Свою мать он обожал. Как-то Анастасия Платоновна сказала ему:

- Костенька, ты будешь водить Дилю в театр. Город она еще не знает, да и вообще, не надо ее одну отпускать.

- С удовольствием, - ответил Костя, и похоже, искренне. Ему шел двадцать второй год, а мне было восемнадцать.

На следующий день он пригласил меня в оперный театр. Я охотно согласилась.

У меня с собой были кое-какие драгоценности. Когда я уезжала из Сухума, мама сказала: «Бери все. Может быть, продать придется или поменять». Конечно, я не рассчитывала, что буду выходить в свет, тем не менее теперь эти вещи оказались очень кстати. Например, золотые старинные часы с черным циферблатом и белыми фосфорными стрелками, которые светились в темноте и каждые полчаса тихонько звонили один раз. Еще я надела бриллиантовые серьги, подаренные мне на свадьбу, и то колье, которое дала мне Сария в день своего ареста. Словом, на мой взгляд, выглядела я вполне достойно.

С тех пор Константин стал моим провожатым: мы с ним обошли и объездили многие достопримечательности Москвы. Конечно, не пропускали ни одного спектакля в Художественном театре, были несколько раз в Большом. Я всегда держала Костю за руку - так мне было спокойнее, возникало ощущение безопасности.

- Не бойся, - поддерживал он меня, - держись уверенно.

У нас с Костей сложились очень теплые, дружеские отношения, хотя, по-моему, он меня немного побаивался, называл «кавказской дикаркой». Я чувствовала, что нравлюсь ему.

 

Он тоже был мне симпатичен, но я даже мысли не допускала о том, что наша дружба может перерасти в нечто большее. Я хранила верность моему Эмды, хотя не знала, жив он или нет. Однажды Костя прямо сказал мне:

- Диленька, оставайся у нас. Я женюсь на тебе, все плохое забудется. Моя мама имеет большое влияние, никто не посмеет тебя тронуть.

Мне не хотелось его обижать, и я мягко ответила:

- Знаешь, Костя, если я сейчас выйду замуж, мне в Абхазию дороги не будет. Все скажут: «Муж погибает в тюрьме, а она от него отреклась, предала его».

- Да нет же, - настаивал Костя, - это нужно только для того, чтобы тебя спасти. После замужества сменишь фамилию, никто тебя не найдет.

- Они каждого найдут где угодно, - ответила я со вздохом, - никуда от них не скроешься. Да и вы можете пострадать из-за меня.

Костя еще не раз возвращался к этому разговору, думаю, и Анастасия Платоновна была бы не против, но я стояла на своем. Я не могла предать Эмды.

Вскоре Анастасия Платоновна вновь заговорила со мной о моей театральной карьере.

- Знаешь, Диленька, мы решили никакими документами тебя не оформлять. Подготовишь роль, на тебя посмотрят, привыкнут к тебе. А потом придумаем, что про тебя сказать. Скажем, например, что ты из деревни...

Помню, я с грустью подумала тогда: «Какие же они наивные!» Я-то приехала в Москву уже насмерть перепуганная, потому что знала, как чекисты умеют копаться в биографиях людей.

- Дорогая Анастасия Платоновна, - сказала я ей, - не надо ничего этого делать. Все равно без разбирательства не обойдется. Спросят: «Что, она специально приехала пробовать себя в театре? А до этого чем занималась?»

- Как же ты напугана, - заметила Анастасия Платонов на сочувственно, - всего боишься...

 

Но еще через несколько дней она вернулась вечером домой очень печальная. Рассказала, что была у большого человека, которому могла доверить правду обо мне, даже не всю, а только некоторые детали.

- Мой вам совет, - сказал он, - насчет этой девушки никуда не обращайтесь, никого не просите. Это очень серьезно, я вас предупреждаю.

- Ладно, не переживай, - успокоила меня Анастасия Платоновна, - будем пока жить так. Погостишь еще у меня, потом съездишь на какое-то время на Лосиноостровскую.

На том и порешили.

Однажды я пошла в магазин за продуктами. Возвращаясь домой, заметила во дворе маленькую фигурку, прижавшуюся к стене. Подошла поближе и увидела девочку, которая плакала, утирая слезы рукавами грязного балахона. Она была вся в лохмотьях, и даже на ногах у нее были какие-то тряпки с завязками - чуни или что-то в этом роде. Сердце у меня сжалось при виде ее. Решение пришло само собой, я даже не задумалась, правильно ли поступаю.

- Пойдем со мной, - предложила я ей.

- А можно? - спросила она с робкой надеждой.

Я заметила, что ее речь звучит не совсем чисто, с оттенком какого-то местного говора.

- Как тебя зовут?

- Васенок.

- Сколько тебе лет?

- Не знаю.

На вид ей можно было дать самое большее лет шестнадцать- семнадцать. Я привела ее в квартиру, очень опасаясь, как бы Массальская не увидела. К счастью, ее дома не оказалось. Я быстро покормила свою гостью на кухне, впустила в комнату и посадила на стул. Вскоре моя гостья, разомлев от тепла и еды, начала дремать, видно было, что ей пришлось много вытерпеть, пока она не попала в безопасное место. А я смотрела на нее и переживала: бросить ее на улице не могла, но в то же время понимала, что поступаю самовольно. Что же делать?

 

Тем временем пришла Анастасия Платоновна, я выбежала ей навстречу.

- Ой, наверное, я большую ошибку сделала, только не ругайте меня.

- А что такое? Разбила что-нибудь? - улыбнулась Зуева.

- Нет, тут другое дело.

И я рассказала, что подобрала во дворе девочку.

- Ну, пойдем посмотрим, - сказала Анастасия Плато новна.

В комнате мы увидели съежившуюся на стуле фигурку. Я заметила, что лицо Зуевой приняло жалостливое выражение. Это меня успокоило. Но все же я спросила:

- Что же с ней теперь делать? Неужели опять отправить на улицу?

- Нет, что ты! Мы ее не выгоним. Знаешь что, выкупай ее хорошенько. Она, наверное, не знает, что такое ванна. Заверни в какой-нибудь мой халат, а я пока сбегаю в магазин и подберу для нее что-нибудь из одежды.

Я занялась отмыванием нашей гостьи и после удаления невероятного количества грязи обнаружила очень славную девочку-девушку - шатенку с милым овальным личиком, карими глазами, красивым ротиком и очень маленькими ручками и ножками. Тут как на грех стукнула входная дверь - пришла Массальская. Я успела незаметно отвести Васену в комнату, велела ей сидеть тихо и не выходить. Скоро вернулась Анастасия Платоновна, принесла платье, обувь.

- Что мне делать, если соседи увидят? - спросила я.

- Несколько дней постарайтесь не выходить из комнаты, когда Массальская дома. Постепенно я их подготовлю.

Мы скрывали свою новую постоялицу примерно неделю. Не знаю уж, как Анастасия Платоновна объяснила Массальским ее появление. Может быть, сказала, что она приехала из ее деревни.

Когда Массальская уходила, я учила Васену пользоваться газом, готовить. Она быстро все схватывала и очень старалась нам угодить. Иногда доходило до смешного. Однажды, когда пришел Константин, я попросила Васену приготовить чай. И

 

вот через какое-то время она торжественно появилась в комнате и поставила перед Костей огромную эмалированную кружку на тарелке. Простодушная Васена видела, что мы с Анастасией Платоновной пьем чай из чашек, которые ставятся на блюдца, и решила, что для мужчины порция должна быть намного больше. Видимо, Васенок заметила выражение наших лиц.

- Ой, я что-то не так сделала?

- Просто Костя такой горячий чай не любит, - ответила я, стараясь ее не обидеть, - и так много он не выпьет.

Я вышла на кухню и перелила чай в чашку.

Вскоре я стала водить ее за покупками. Деньги она умела считать хорошо, сдачу всегда приносила правильно. Так мы прожили до ноября. После праздников позвонила Елизавета Платоновна.

- В доме холодно, дети из школы приходят голодные, - пожаловалась она сестре. - Я ничего не успеваю. Может, Диленька нас выручит?

- Я поеду, - сказала я Анастасии Платоновне. - Васенок уже может сама более-менее управляться по хозяйству.

Я отправилась на Лосиноостровскую и пробыла там до середины декабря. За время моего отсутствия Васена окончательно освоилась. Когда я вернулась, она была уже вполне бойкая и самостоятельная: ходила за продуктами, готовила и делала другую домашнюю работу.

Васенок меня боготворила, но мы ей все же не стали говорить, кто я такая. Побоялись, что у нее будут спрашивать, а она по наивности все и расскажет.

Она все время пыталась поцеловать мне руку и повторяла:

- Никогда не забуду, как ты меня спасла!

- Не смей! - говорила я ей. - Нельзя руку целовать. По целуй лучше в щечку.

Она не сразу, но рассказала нам о себе. У нее была большая семья, она - старшая. Мать тяжело заболела, и весь груз домашней работы лег на Васену. Отец с горя начал пить, пропивал последние деньги, бил детей, жену. Васенок убежала. Соседка посадила ее в поезд, наказала: «Плачь, тогда не высадят». Вот так она и оказалась в Москве.

 

Лишь много лет спустя я узнала, что Васена побоялась рассказать нам правду. На самом деле Василиса Федоровна Тубольцева родилась в 1902 году в семье староверов в деревне Поныри Курской губернии. Следовательно, определяя ее возраст, я ошиблась на двадцать лет. Внучка Зуевой Елена Константиновна Симакова рассказывала, что Васену и в более позднем возрасте можно было принять за девочку: маленького роста, худенькая, с крохотным личиком. Да и ни о каком пьянстве в старообрядческой среде не могло быть и речи. Дело было совсем в другом. Отец Васены Федор Тубольцев считался очень зажиточным крестьянином: имел трех лошадей, пять коров, много овец и домашней птицы. Его раскулачили и вместе с семьей выслали, а Васена сумела убежать и приехала в Москву.

Я стала замечать, что Анастасия Платоновна очень озабочена и часто куда-то уходит. Возвращается расстроенная. Я спросила у Кости, что случилось. Он сказал, что мать ходит к своим друзьям и знакомым, у которых близкие арестованы, а дети и старики испытывают острую нужду. Вот она и носит им еду и кое-какие вещи. Она пыталась облегчить их участь, обращалась в вышестоящие инстанции, но тщетно. Ее даже вызвали и предупредили, чтобы не вмешивалась не в свои дела.

В это время на нее обрушилось и личное горе. Однажды, придя домой, она вбежала в комнату и долго, в голос, рыдала. Потом стала звонить по телефону, с кем-то о чем-то договариваться. Вскоре подъехала машина. Она вскочила, надела темное платье, накинула на голову черный шарф, дрожащими руками обняла меня, поцеловала и сказала, что едет в Ленинград - погиб Валерий Чкалов⁴², ее большой друг. На похоронах в Москве Анастасия Платоновна стояла в почетном карауле. Только после похорон она под большим секретом призналась мне, что Чкалов был ей не только другом. Она его очень любила. Анастасия Платоновна долго потом горевала, не могла забыть его. На столике у ее кровати стоял портрет Чкалова.

 

Однажды во время уборки квартиры я случайно увидела под ее подушкой маленькую серебряную икону Богоматери и была очень удивлена своим открытием. Анастасия Платонов-на не стала скрывать от меня, что является глубоко верующим человеком.

- Диленька, - сказала она доверительно, - я каждое утро и перед сном молюсь. Перед каждым спектаклем тоже молюсь. Но ты ничего не знаешь, и никому об этом ни слова.

Возможно, вера в Бога делала ее такой милосердной?..